ISBN :
Возрастное ограничение : 12
Дата обновления : 18.07.2023
Ещё одна стая гиен! Меня накрыла внезапная волна ненависти. Кулаки непроизвольно сжались.
– Попробуй! – Инвалид смотрел на врагов, сузив глаза. Смуглые щёки резко побледнели. Дурак, он что, специально нарывается? Ну, попробуют они, и? Может, у него суперспособности? «Авада кедавра» или «иммобулюс»?
Девушка, которая играла с ребёнком в песочнице, попыталась вмешаться, но Стёпка грубо осадил её. Девушка подхватила малыша и быстро ушла.
За моей спиной хлопнула дверь подъезда, и знакомый женский голос с акцентом испуганно ахнул:
– Артур!
– Подожди, – негромко ответил мужской.
Я оглянулась и узнала мужчину с длинными волосами с первого этажа.
Так это их сын в коляске?! Теперь ясно, почему он разозлился, когда мать предложила ему погулять. Прогулка в инвалидном кресле, наверное, так себе удовольствие.
– Пусть разберётся сам, – сказал отец парня.
Захотелось рявкнуть: «Как он разберётся?!» Но инвалиду, видимо, надоела эта бадяга. Он нахмурил высокий лоб, набычился и резко катнул коляску назад, а потом вперёд. Подножка врезала одному из близнецов по ногам. Тот заорал матом, а Понч сунулся вперёд и шлёпнул парня в кресле пятернёй по щеке. И тут же получил жёсткую ответку в челюсть. Понч мотнул головой и попятился.
– Ну всё, чмошник, ты попал! – прошипел Стёпка Киселёв. Он пнул колесо, и коляска откатилась назад. Стёпка шагнул следом и навис над парнем в ней.
Уроды! Им ничего не стоит опрокинуть коляску и навалять беспомощному пацану!
Ещё не остывшая после стычки с Гореловым и Мироновым ярость вспыхнула с новой силой. Я сама не поняла, как выскочила на площадку. С разбега толкнула Понча ладонями в жирную спину, и он завалился вперёд. Одному близнецу врезала кедом сзади под коленку, второго огрела по затылку тяжёлым рюкзаком:
– Отвалите от него, придурки!
От неожиданности парней отнесло в стороны. Инвалид быстро сориентировался и выкатил на тротуар. Я думала, он сразу уедет к дому, а он остановился и оглянулся на меня – кажется, с досадой.
Близнецы опомнились и плечо к плечу угрожающе двинулись на нас. Но мужчина у подъезда громко и властно приказал:
– Стоп! А ну, разошлись!
Киселёвы глянули в его сторону, оценили ситуацию и замялись. Им явно хотелось разобраться с нами на месте, но отец инвалида с его ростом и широкими плечами выглядел очень внушительно.
– Разошлись, я сказал! – повторил он.
Пацаны с независимым видом побрели прочь. Проходя мимо парня в коляске, Вадик Киселёв посмотрел на него многообещающим взглядом, а Понч плюнул перед колёсами. Инвалид в ответ лишь пренебрежительно ухмыльнулся уголком рта.
Потом он рывком развернул коляску ко мне и выдохнул:
– Типа, ты меня спасла?!
В тёмно-карих глазах было столько злости! Кажется, если бы не болезнь, он вскочил бы и отметелил меня. Чем я его так задела? Ненормальный какой-то! Может, у него не только с ногами, но и с головой проблемы?
– Я ни при чём, они твоего отца испугались.
Парень взбешённо зыркнул, хотел ещё что-то сказать, но осёкся, потому что подбежала его мать. Она быстро посмотрела на меня большими, тёмными, как у сына, глазами и выдохнула с заметным акцентом:
– Спасибо тебе, дорогая. – Потом встревоженно заглянула в лицо сыну. Тот отвернулся и задёргал колёса, поворачивая к подъезду.
Мать взялась за ручки коляски, но парень буркнул что-то и шустро покатил без посторонней помощи.
– Кольцова! – Остановившись возле угла дома, Понч показал на меня пальцем и изобразил неприличный жест. – Я тебе припомню!
Кто-то из близнецов оглушительно свистнул. Ну вот, нажила себе новых врагов!
Но сил на тревогу не осталось. Рюкзак вдруг стал неподъёмным, и я с трудом поволокла его за лямки.
Перед дверью в подъезд новые соседи замешкались. Чтобы не протискиваться мимо них, я остановилась в нескольких шагах и услышала, как женщина тихо сказала сыну:
– Поблагодари.
Тот лишь сердито дёрнул плечом. Мать укоризненно покачала головой, и густые тёмно-каштановые завитки волос заскользили по её плечам. Да, повезло этому семейству с шевелюрой!
– Давайте домой, – сказал мужчина. Пикнул магнитным ключом и распахнул дверь. Парень, резко дёргая колёса, попытался сходу преодолеть металлический порожек, но не смог. Мать заторопилась ему на помощь. Нажала на какую-то подножку, ловко наклонила коляску назад, чтобы переехать через порог передними колёсами. Потом приподняла задние и толкнула коляску вперёд.
Инвалид не мог меня увидеть, но я застыдилась, что наблюдаю за его беспомощностью, и отвела глаза. Если бы меня возили на коляске, наверное, я бы тоже злилась на весь мир.
Когда его жена и сын скрылись в подъезде, мужчина обернулся ко мне:
– Глебу просто стыдно, что его выручила девочка. Не обижайся. – Я пожала плечами: мне-то что. – Проводить до дома? Вдруг эти герои недалеко ушли.
Я кивнула на дверь:
– Я тоже здесь живу.
Отец Глеба скользнул проницательным взглядом серо-зелёных глаз от моей макушки до носков потрёпанных кед и слегка нахмурился:
– Всё в порядке?
Ну да, по мне же сразу видно, что в порядке! Я будто увидела себя со стороны: растрёпанная, в пыльной сбившейся одежде, облепленной травяным мусором, с угрюмым, как всегда, лицом, – полный трэш, блин!
– Да, – выдавила я, уткнувшись взглядом в его безупречно чистые кроссовки. Мысленно простонала: «Да свали ты уже!» Кажется, мужчина хмыкнул, но больше ничего не сказал.
Сделав вид, что стряхиваю пыль с рюкзака, я дождалась, пока он скроется в квартире, и только тогда потащилась к себе.
Дома пахло жареной картошкой и подгоревшим луком. Агуши не было. Чтобы выгнать тошнотворный запах, я устроила сквозняк, открыв все окна и межкомнатные двери, и пошла в душ. После погони и стычек с парнями кожа была липкой. Одежда пропиталась потом, в неё въелась затхлая вонь заброшки. Я запихнула всё в стиралку, засыпала кучу порошка и выставила двойное полоскание. Хотя не факт, что это поможет избавиться от следов Мироновских лап.
Включила очень горячую воду: хотелось смыть всю грязь и мерзость этого дня вместе со страхом и воспоминаниями. Я так долго и крепко тёрла себя жёсткой Агушиной мочалкой, что кожа начала гореть. Тогда я уронила мочалку и замерла. Горячие струи лупили по голове и плечам, стекали по закрытым векам. Стиралка уютно гудела, шумела вода.
Я так перетрусила там, в заброшке, на краю провала! Наверняка, Горелов с Мироновым блефовали, но я-то испугалась по-настоящему. Выходит, всё-таки не хочу, как Серёжка?
Агуша пришла, когда я ещё плескалась. Она заварила чай и позвала ужинать. Я делала обжигающие глотки и куталась в толстый халат. Отопление давно отключили, в квартире было холодно.
– Что не ешь?
– Не хочу. В столовке ела, – соврала я.
– Это когда было-то! На вот хоть погрызи. – Агуша выложила на стол жёлтый пакет с сушками. Серёжкины любимые, ванильные… Горло перехватило. Я машинально хлебнула чай, обожгла язык и нёбо. Замерла, силясь унять боль сразу и во рту, и в сердце.
– У нас новые соседи. – Агуша ничего не заметила. Она достала из шкафа картонную коробку и перебирала в ней пакетики с семенами. – Говорят, у них мальчик больной, на коляске.
– Угу, я видела. – Я разломала сушку на четвертинки и положила их в кружку с чаем. Серёжка вечно поддразнивал за это, а мне нравились разбухшие кусочки, пропитанные сладкой жидкостью.
– Вроде, после несчастного случая обезножил. Бедный ребёнок, – вздохнула Агуша. Она говорила по-старушечьи «робёнок». Ага, прям несчастная деточка! Я вспомнила, как этот «робёнок» готов был броситься на меня с кулаками. Агуша покачала головой: – Горе-то какое, с детства не ходячий.
Может, для него и горе, но я бы с радостью согласилась на инвалидное кресло, если бы взамен брат остался жив.
– Как в школе-то? – спохватилась Агуша и уставилась на меня.
Я опустила взгляд в кружку. Вспомнила ухмылки «куриц», Мирошкины липкие пальцы и презрительный взгляд Платона. Не рассказывать же об этом бабке! Я потрогала языком пятачок обожжёной кожи на десне и буркнула:
– Нормально.
Разве она могла догадаться, что я вру? Не настолько хорошо она знала нас с Серёжкой.
– Ну и слава Богу! – Агуша удовлетворённо покивала. – А я на этой неделе на дачу собираюсь. Хочешь со мной?
– Потом как-нибудь, уроков много, – отмазалась я и тут же удивилась своим словам. Разве может быть какое-то «потом»? Разве моя жизнь не остановилась вместе с Серёжкиной? И бабка тоже… Дача, грядки! Его нет, а мы будем сажать картошку и полоть лебеду. Бред!
– Ну-ну. – Агуша в который раз задумчиво перетасовала пакетики. – Ну-ну…
Глава 7. Раздевалка
Раньше я боялась только темноты со вспышками и когда парни подходят слишком близко. Из-за этого и на школьные дискотеки не ходила, а не потому что мне нечего надеть, как трепались «курицы». Агуша с Серёжкой регулярно затаскивали меня в ТЦ и терроризировали продавцов, чтобы помогли выбрать вещи. Но за пределами школы я носила одни и те же джинсы, худи и рубашки-оверсайз, в которые можно закутаться и спрятаться от всех. И вообще, с моей внешностью, как ни наряжайся, всё равно получится пугало.
Так вот. Прежде я боялась темноты и близкого соседства с парнями. Теперь мне стало страшно идти через пустырь: вдруг за кустами затаились Горелов с Мирошкой? Схватят, начнут лапать, потащат в заброшку…
Ясно, что это бред, больно надо парням спозаранку тащиться куда-то и меня выслеживать, если я скоро сама приду в школу. И всё же я топталась у поворота на пустырь, делая вид, что жду кого-то, пока мимо не прошла компания мальчишек. Это были мелкие пацаны, класса из шестого, вообще не защитники, но я догнала их и пристроилась чуть позади. Рядом с народом было всё-таки спокойнее.
В раздевалке я столкнулась с Красько. Янка вплыла в облаке приторного аромата, но увидела меня и сморщила нос, как от вони. Ткнула в мою сторону пальцем с идеальным маникюром и с нервным смешком бросила своей свите:
– Смотрите, опять эта припёрлась! Эй, уродина, ты что тут забыла? Коррекционная школа не здесь!
Шестопал и Першина презрительно заухмылялись.
Я вздёрнула подбородок, чтобы казаться не сильно ниже Янки:
– За тобой зашла, тебе ведь тоже туда.
Красько и до того была какая-то взвинченная, а после этих слов молча ринулась вперёд и с силой толкнула меня в плечи. Я врезалась спиной в стену. Висевшие на ней плащи и куртки смягчили удар. Я машинально схватилась за них и сорвала с крючков, чья-то куртка накрыла меня с головой. В ту же секунду меня толкнули в бок и сбили с ног. На меня набросили ещё какую-то одежду и несколько раз пнули по бокам и бёдрам.
Вдруг «курицы» отскочили. Я копошилась в наваленных куртках, а надо мной раздался голос физрука, который сегодня дежурил по школе:
– Эт-то что такое?
Я оказалась перед ним растрёпанная, злая, на охапке чужих курток.
– Ты что творишь, Кольцова?! – выдохнул физрук. Глаза у него выпучились от злости, а щёки раздувались и опадали, как воздушные шарики. – Ты… ты…
– Вообще-то меня избили, – просипела я, поднимаясь, но тут в раздевалку ввалилась малышня, и в гомоне физрук меня не услышал или не захотел услышать.
– У Кольцовой проблемы с головой, Сан-Палыч! – хладнокровно заявила Красько, откидывая за плечо чуть растрепавшиеся локоны. – Она дралась с куртками! Наверно, приглючилось, что она супергерой. Ты кто, Кольцова, Леди Баг или Человек-паук?
Гадина! Я рыпнулась вцепиться ей в волосы. Янка отшатнулась, Першина взвизгнула, но физрук успел схватил меня за плечо.
– Куда?! – Он так стиснул мою руку, что поневоле пришлось остановиться.
Мелюзга обступила нас и притихла, разинув рты.
– Она по карманам шарила, – отпыхиваясь, будто бежала стометровку, пробубнила Лизка Першина. Она раскраснелась, чёлка прилипла к потному лбу, глазки бегали. А я-то считала эту обжорку безобидной, думала, она способна только Янке прислуживать, но, походу, в присутствии своей королевы она почуяла силу и решила показать зубки.
– Ага, пончики твои стащить хотела, – огрызнулась я, кривясь от боли в зажатом Палычем плече.
– Да прям, пончики! – ехидно сказала Вика Шестопал, поправляя съехавший с плеча ремень сумки. – Проездные или деньги. Она же у нас нищая.
– Ну ты это, Шестопал, не надо тут… – проворчал физрук, но мою руку не выпустил.
Красько сделала огромные глаза и придвинулась к нему. Её свистящий шёпот наверняка услышала все, кто был в раздевалке:
– Сан-Палыч, а может, она под веществами?
Вот дрянь!
Физрук уставился сначала на неё, потом на меня. Его щёки затряслись от негодования, залысины покрылись каплями пота. Забыв про груду одежды, так и оставшейся на полу, он раздвинул столпившуюся малышню и потащил меня за собой из раздевалки. Я едва успела схватить рюкзак. Ехидные смешки «куриц» неслись нам вслед.
В коридоре я слегка пришла в себя и выдернула руку из пальца Сан-Палыча:
– Не имеете права хватать! Тем более девчонок!
Он что-то пробурчал про права и обязанности, но дальше конвоировал меня, не прикасаясь.
Возле двери с табличкой «Заместитель директора по УВР» по нервам ударил звонок, но физрук не обратил на него внимания, и, коротко стукнув в дверь, затащил меня в кабинет.
Я поздоровалась с Ёлкой и плюхнулась на стул, который стоял в углу для таких счастливчиков, как я. Пока Сан-Палыч трындел о «безобразной выходке» и тупо намекал, что я что-то там употребляю, я догрызала единственный ноготь, который ещё можно было зацепить зубами.
Выслушав сбивчивый рассказ физрука, Ёлка отправила его на урок. Потом, звякая своими побрякушками, вышла из-за стола и приблизилась:
– Ну и что ты, Кольцова, скажешь?
– Ничего. – Я сунула руку в карман, чтобы не сгрызть до мяса. – Меня толкнули, я упала и случайно уронила несколько курток.
– Кто толкнул? – Ёлка выдвинула из-за стола ещё один стул и села напротив меня.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом