Здесь ставим крест
Роман Владимирович Моргунов
Макс закончил университет, стал работать журналистом и вот собрался в отпуск на музыкальный фестиваль с другом студенческих времён. И вот в этот момент он встречает Андреа, с которым в студенческие времена знался мало, а ещё и студенческая любовь нечаянно оказывается рядом. У Макса сразу возникает столько чувств и переживаний, что он хочет ими поделиться. Вот только получится ли? Ведь это очень тяжело: объяснить другому человеку, что чувствуешь ты. Хотите попробовать?
Роман Моргунов
Здесь ставим крест
Пролог
Ну наконец-то, думал я, спускаясь по широкой университетской лестнице. Лестница была чудовищна и непрактична. По ней свободно могли спускаться и подниматься как минимум человек пять, а если потесниться, то шесть или даже семь. При этом перилами воспользоваться никто бы и не смог, такими широкими они были. Впрочем, никому и в голову не приходило даже пробовать. Ступеньки были под стать: разлапистые, широкие. Извивались гармошкой, закручиваясь вниз. Только в тот день я поймал себя на мысли, что по этой лестнице очень трудно перемещаться.
Вот так, думая о ступеньках, по которым спускаюсь, я перестал быть студентом филологического факультета МПГУ. После защиты диплома галстук был уже не нужен, я бы с радостью от него избавился, но ведь его надо было бы куда-нибудь деть, а вот девать его было совершенно некуда. Я бы, честно говоря, сменил бы пиджак, брюки и белую рубашку на джинсы и футболку, но такой возможности у меня не было.
Погода была самая летняя, какую можно было себе представить.
Мой путь проходил под тенью московских раскидистых вязов и монументальных стен исторических зданий, через чёрный, почти кипящий дорожный асфальт и сверкающие металлом и звучащие стальным криком трамвайные пути. Туда, внутрь парка, по узким дорожкам сквозь шёпот кустов и накрывающие сверху длани почти что вечных деревьев. Место, сокрытое от ненужных глаз и доступное только своим…
Я не успел об этом подумать. Я уже пришёл. Народу здесь было раз в пять больше, чем обычно («обычно» – это после лекций или экзаменов). Осмотреться я тоже не успел.
– Здорово, Макс!
Андрей определил меня быстрее, чем я успел что-либо сообразить. Он всунул мне в руку уже открытую бутылку пива, обхватил по-дружески рукой за шею (кроме всего прочего это позволяло ему оставаться на ногах) и продышал меня горячим перчёным пивом:
– Знаю, что ты всё сдал на отлично!
Неопытный человек мог бы подумать, что я пришёл поздно, так как Андрей уже в определённом состоянии, но я был опытным, поэтому знал, что состояние Андрея не является показателем в этом вопросе.
– Откуда? – спросил я и сделал глоток из бутылки.
– А вот такой я осведомлённый! – сказал Андрей и ядрёно захохотал, отпустив мою шею и тут же оказавшись на земле. К нему тут же подбежали девчонки, а я получил возможность прочитать название той кислятины, что только что проглотил.
– Марианна!
Я, кажется, кого-то толкнул, пока пробирался к старосте своей группы.
– О, Максик! – заливисто протянула она, вынимая изо рта тонкую, дымящуюся сигарету. – Иди сюда!
К ней я бы подошёл и без приглашения.
– Что ты пьёшь? Господи, какая гадость! Вика! У нас есть ещё пиво?
– Полно! – появилась Вика с двумя закрытыми бутылками. Никогда не видел её пьяной.
– Сможешь открыть?
Марианна рассмеялась, неожиданно резко притянула меня к себе и смачно поцеловала густой бордовой помадой в щёку. Я усмехнулся, ловко достал из кармана брюк зелёную пластиковую зажигалку и отобрал у Вики одну бутылку.
– Макс! – орал Андрей и с двумя девчонками плыл ко мне. – Макс! Макс!
– Чего? – спросил я, щёлкнув двумя пивными крышечками и отдал обе бутылки Вике. Может, кстати, и не зря. Андрей врезался в меня.
– Макс, я смог для тебя выговорить «осмедавлённый», понимаешь, а?
– Да.
– Понимаешь?!
Я второй раз выразил своё согласие.
– Ни хера ты не понимаешь! – гаркнул он, а вокруг все радостно захлопали. Кто-то засвистел. Тут только я понял, что кто-то играл и пел на гитаре, а вот сейчас закончил.
– О! А вот и Макс!
Как я мог не узнать Саню с гитарой?
– Макс, что будем петь?
– «Тореро», – крикнул я.
– Нет! Уже пели!
– Макс не пел, так что не считается! – потребовала Вика. Никогда бы не подумал, что она так хрипло и ласково может говорить. Её поддержала Марианна.
– Хорошо! – сдался Саня. – Но сначала я выпью с Максом!
Он кому-то передал гитару и вцепился в мой локоть.
– Что ты пьёшь?
– Пока ничего…
В наших руках появились какие-то бутылки. Зазвенела гитара, гремела «Трасса Е-95», светило солнце.
– Что мы празднуем? – протянул Саня. Я что-то сказал, а он железной хваткой вцепился мне в горло.
– Что мы празднуем?! – заорал он так, что слюни летели в разные стороны. На него напала пьяная Вика. Звонко ударила его по рукам, смачно поцеловала в щёку, а потом стала заливисто смеяться и разливать на асфальт вонючее пиво.
Я запрокинул голову, впился глазами в небо и стал поглощать пиво. Я не хотел пива или чего-либо ещё. Внутри меня образовалась дыра, которую надо было срочно заполнить. Мои однокурсники стали странными. Пьяными я их видеть привык, меня этим не удивить, но тут что-то другое. Я желал напиться. С радости и для понимания всего того, что вертелось вокруг и куда-то неслось. Небо было холодно-синим, звучало протяжно и радостно.
– Курить будешь?
– Да.
В девичьих руках щёлкнула синяя пластиковая зажигалка. Я потянул приторный дым в себя, ощущал, как тот скребётся в горле, трётся в носу.
– А давайте выпьем за любовь? – крикнула Вика.
Кто-то обозвал её Игорем Николаевым и посоветовал начать отращивать усы. Земля немного качнулась и дрогнула зубодробительным хохотом. Это было как раз то, что мне было нужно. Я вынул сигарету изо рта и сказал:
– За любовь можно пить до утра. Вот смотрите: за самую первую любовь, которая ещё в садике была – раз! За школьную любовь – два! За первый раз (тут кто-то похабно засвистел, а некоторые засмеялись) – три! За настоящую – четыре! За будущую – пять!
Честно говоря, я был уверен, что меня никто не слышит. Но вдруг:
– За вторую будущую! – заорал у меня над ухом Саня, а вокруг начали свистеть и орать.
– За двадцать вторую будущую! – похабно дрогнул воздух вокруг.
Всеобщее веселье было таким, что меня держали со всех сторон, кто-то что-то орал, дёргал меня за локоть. Поэтому я выронил бутылку. Она неудачно полетела, наклоняясь горлышком вниз и разбилась. Вокруг загудели и снова стали ржать.
– Выпить за любовь не получилось! – смеялась Вика. Вокруг стали кричать, сообщая, у кого получилось, а у кого – нет.
– Макс! Я тебя обожаю!
Откуда она взялась? Закрыла мне весь мир своим огромным ртом!
– Хорош сосаться! – толкнул меня в спину Саня. Больно толкнул.
– Давайте петь!
Мы пели. Не «Тореро». Саня играл что-то совсем другое. Я пил, потом что-то орал. Ещё курил. И пока курил, что-то пел. Или подпевал. Песня была мне знакома, но сейчас уже не помню, что именно пели. Слов я, правда, не знал, но пел изо всех сил. Как птицы. Эти ведь тоже слов не знают, но поют.
Потом мы куда-то пошли. У моего пива сменился вкус. Так я понял, что мне кто-то дал другую бутылку.
– Ром?! Чистоганом?
Я поднял бутылку, которую держал в правой руке, и стал разглядывать вверх тяжёлую прозрачную жидкость.
– Ром! – подтвердил я. – Есть кола?
– Есть Оля! – хохотнул кто-то и забрал у меня бутылку. Рядом тут же появилась Вика. Уже совсем пьяная. Она повисла у меня на шее, стала целовать и плакать. Я стоял в её слезах и помаде. В какой-то осветлённый уличным фонарём момент подошла Марианна, отцепила Вику со словами «хватит по Максу размазывать помаду» и утащила куда-то. Почти сразу же она вернулась с пивом, сигаретами, встала напротив меня и, ухмыляясь, спросила:
– Бухать дальше хочешь?
Я ничего не ответил, потому что вопрос был очень странным. Она вздохнула, впилась в меня губами, и вот её-то помаду на своём лице я ощущал как какую-то корку. Зачем она меня спрашивала, я так ничего и не понял.
– Давайте за то, чтобы каждый нашёл свой путь!
Я точно помню, что этот тост предлагал Костик. Костик был трезв, потому что пришёл только что. Костик не мог предложить тост «за любовь». Это потому, что он был безобразно трезв, а ещё потому, что он не был великолепным Игорем Николаевым.
Я стал рассуждать о том, что люди не пьют просто так. Разумеется, я об употреблении алкоголя. Вот смотрите: пиво берут к футболу, вино – к романтическому ужину, шампанское – к Новому году, водку – к какому-нибудь серьёзному семейному торжеству вроде свадьбы или поминок.
– Коньяк берут в подарок! – добавил Костик справа.
– А ром? – спросил Саня.
– Ром изначально пили пираты, – серьёзно сказала Марианна. – А уже потом всякие уроды, чтобы показать, что они крутые!
С ней стал кто-то спорить. Я стал махать руками и упал. Меня подняли.
– Так к чему ты это всё говорил?
Я, честно говоря, не думал, что меня так внимательно слушают.
– Сейчас мы с вами все… Все пьём! За будущее!
Слова давались мне с таким трудом потому, что я их, словно летних бабочек, ловил где-то внутри себя стальным длинным сачком и тащил через глотку вместе с сигаретным дымом на Божий свет.
– И за прошлое, – сказал я. – Вообще непонятно: мы провожаем прошлое? Или встречаем будущее? Тьфу, чёрт! Вот этот убогий тост! За любовь! За какую любовь? За ту, что была? Или… за ту, которая будет?
Я замолчал, потому что меня слушали мрачной, совсем не радостной тишиной. Моя речь не была на это рассчитана. Я думал, что я просто скажу эти слова и всё. Слова никому не предназначались. Они были просто словами. Они должны вылететь из меня и раствориться в песчинках секунд. А они взяли и повисли нам нами. Висели и никуда не пропадали. Не улетали, не таяли, не растворялись. Ух! Жутко…
И я – чёрт меня дери – продолжал говорить:
– Но мы… Пьём! Причём, пьём всё подряд! Вот. Я! Пиво, разное пиво. Потом… Вино?
Марианна кивнула.
– А потом ром с колой!
