Семён Юрьевич Рочев "100 личный вайб"

Но, как по мне, это всё суеверные якори, что так мешают тут плавать.

Купола, покрытые златом, не обогатят ни душу, ни тело злаками.

Молитвы – неясный язык фанатика знаков, азбука Морзе в квадрате,

И даже не в квадрате, а в кубе трёхмерного фатума.

Призыв бесконечно ждать тут, как Хатико, ушедшего вдаль создателя так занимательно.

А жизнь между тем пролетает в страданиях мимо соблазнов.

Мы разные, но в желаниях часто бываем похожи, ведь они так заразны.

Смешно, что человек вдруг стал считать себя выше животных по разуму,

И тут же принизил роль проявлений звериного, задумав меняться разом.

Но природа гласит свои правила: бей или сдайся более сильным на милость.

Естественный отбор слеп, агрессивен,

Но честен, социальный же гнилостный:

умрёт рецессивный трудяга, продолжит плодиться хитрый ленивец.

Такое и самым угрюмым писателям утопистам не снилось.

Пора бы уже признаться: мы все лицемеры, что прячут под маской манер свои гены.

Боимся предстать перед всеми собой, создаём себе образ и верим.

В плену у материи, подвластные ветру из времени,

Из ниоткуда летим в никуда. Никакого сомнения:

Мы только в начале пути к изменению.

Судный день

Изогнутый ключ – нагрудный карман оттопырен

На столько, на сколько я вогнут судьбой.

Плетусь кое-как, литр горючего всё сделал мнимым.

Мой паспорт краснеет за весь людской род.

Так красиво:

Повсюду разводы и брак, тучи пыли,

Голодные толпы ребят вечно злые.

Бомжи доедают собак, что так выли,

Эстеты жуют натюрморта картины,

А я, допивая коньяк, иду мимо.

Гейгера счётчик скрутили, там всё по нулям. Заплатили

уже наперёд мы сполна. Солнце стынет,

А кожа горит до угля, люди-грили

Танцуют на чьих-то костях.

Бутыль полая, в этом мы с нею похожи,

Хотели свободы, но взял всю её радикал,

Что под кожей

Сжигает неспешно тела всех прохожих,

Особо тут всех не щадя.

Вот и всё, приплыли. Ноя второго не будет,

Как и могилы для большинства, их никто не разбудит.

Грехов ком мы не замолили, минорные будни.

Празднуйте, люди, сегодня ваш день, и он судный.

Снафф

Снафф правды, чести, совести,

В прямом эфире кривые новости.

Страх в наглых руках – оружие,

Убьёт всё то, чего нет снаружи.

Во снах мы сила, а здесь лишь лопости.

Залпом пь?м свою жизнь, поморщившись.

Прахом станут все люди лучше,

Бог не слышит молитв в берушах.

Крах на бирже любви, все порознь.

Град из нимбов – дождь из золота.

Взмах крыла – и Икар проучен.

Путь добра никому не нужен.

Уроборос

Уроборос, сверкая кожурой цвета хаки,

Пожирает всех нас с аппетитом и смаком.

Древнее всего и ужасней Дахаки,

Не скрыться уже ни в дворце, ни в бараке.

Неясно, откуда он выполз когда-то,

Кто так разозлил докрасна бедолагу.

Опасно блестят кровожадные зраки,

Ему наплевать на цвет кожи и флага.

Змеиный язык знают люди во фраках:

Политики, дьяки, держатели банков,

Особенно, там, где зелёные бланки.

Невыгодно сдерживать змея атаки.

Агрессия – яд, отравляющий злаки,

Нас кормят с рождения ими от страха.

От этого вируса есть два лекарства:

Любовь с осознанием ценности братства

И тренинг ума без влияния паствы.

Не люблю

Не люблю, когда Россию называет кто-то "Рашкой",

Ненавижу компрадоров, чьи амбиции – бумажки.

Меня бесят коридоры, двадцать лет бродил в общажных,

И там видел, как от алкоголя всем срывало башни.

Не люблю трёп патриотов, что бегут в другие страны,

И диванных политологов с IQ ниже Варламова.

Так бесят агитаторы добра и флага без багряного,

Под маской блага там сидят в засаде аллигаторы.

Я ненавижу пропаганду, она сеет панику,

Вгоняет в ступор и депрессию за чек от папика,

Который любит человеченку с примесью паприки,

От горькой жизни мясо стало на вкус у них сладеньким.

Сильнее людоедов я ненавижу всех веганов,

Что лицемерно отбирают всю жизнь у растений.

И напоследок расскажу вам тут пару секретов.

Первый секрет – гендера лишь два на планете,

Всё остальное – это поклонение бреду.