Александр Павлович Богданович "Сибирь – край, где я родился. Стихи и проза"

– А давай на сочинение! У тебя это хорошо получается. А у меня – выше тройки всё равно не будет, и то в лучшем случае. Хоть день буду сочинять, хоть два, да ещё кучу ошибок наделаю. Так, что хороший вариант предлагаю.

Я, мою полы, а ты за меня сочинение пишешь!

– Ха, ишь хитрый какай?! Ты за тридцать минут полы вымоешь, а я до ночи твоё сочинение буду писать? Нет, так не пойдёт! Вот если ты за меня ещё картошку перебирать будешь, то я подумаю.

– Хм, подумает она? Это я должен подумать, стоит ли мне целый день сидеть в этом подполье!

– Ну, как хочешь? А на какую тему сочинение-то?

– Мой любимый поэт, чёрт бы его побрал. И о чём я должен писать, если нет у меня любимого поэта? А если нет любимого поэта, значит, я должен что-то врать и выдумывать? А это делать я совсем не люблю!

Втайне для себя, я даже обрадовался за свою сообразительность. Ведь это реальный шанс, не писать, это чертово сочинение, если согласиться на условия сестры. Взвесив все за и против, я подумал, что лучше уж перебирать картошку, чем пыхтеть над сочинением.

– Ну, давай договариваться, – скосив глаза в её сторону, промычал я.

– А что тут договариваться, – весело ответила сестра.

– Мы уже обо всём с тобой договорились.

– Если согласен, то я прямо сейчас вылезаю и берусь за твоё сочинение. Не хочется мне до самой ночи торчать дома.

– Давай, катись от сюда, и не трать зря время! А я тут до вечера, а вечером вымою твои полы. Но учти, я буду проверять, как ты пишешь, а то на двойку я и сам могу написать и при этом не надо твои полы драить!

– Еще чего, не надо меня контролировать. Я без таких контролёров обойдусь. Уговор – есть уговор! – весело возразила сестра, вылезая из подполья.

Я остался один. И снова бум – бум, картошка направо, картошка налево. От этой монотонности мысли сами полезли в голову. Я стал мечтать.

– Вот бы получить четвёрку за это сочинение! Тогда в четверти по русскому и литературе у меня бала бы твердая тройка, без всяких дополнительных занятий. И без всяких проблем я закончил бы девятый класс. Взял бы справку об окончании школы и был бы готов к переезду в небольшой городок Киренск. Он находился где-то на севере области, у слияния двух рек – Лены и Киренги. Папу перевели туда для дальнейшего прохождения службы по его просьбе. И он находился там уже около года. Наш переезд был намечен на сентябрь, когда завершится строительство дома и папа получит в нём трёхкомнатную квартиру.

Так я сидел и мечтал, а руки машинально выполняли привычную работу.

Где-то к вечеру, я перебрал уже большую часть картошки и собирался подниматься из подполья. Предстояла ещё одна работа. Но это была мелочь. Помыть полы легчу легкого! Это вам ни тачки с навозом возить в парники, после которых на руках появлялись мозоли, а руки ещё долго пахли чем-то непонятным, напоминающим навоз.

В общем, с мытьём полов я управился быстро, как и обещал сестре. Солнце ещё не село за горизонт, а я уже был свободен как птица! Правда, предстояло ещё переписать сочинение своей рукой. Ведь наша училка опытная, и знает наизусть почерк всех своих учеников. Так я думал тогда. Вот только не учёл то обстоятельство, что Тамара Павловна прекрасно знала не только наши почерки, но и кто на что способен из нас. Особенно те, с которыми приходилось заниматься дополнительно. Вот это обстоятельство впоследствии сыграет со мной злую шутку.

Но это всё будет потом. А пока я наслаждался вдруг нахлынувшей на меня свободой, от необходимости выполнения домашнего задания, камнем лежащего на моей душе вот уже несколько дней.

– Ну что, писательница? Как успехи с любимым поэтом? Успели полюбить друг друга? – с издёвкой в голосе спросил я сестру, которая ещё что-то писала в тетради, изредка заглядывая в какую-то толстую книгу.

– Ты случайно не поэму сочиняешь, – продолжал я издеваться над сестрой.

– Только учти, что мне ещё переписывать это всё придётся!

– Санька, не мешай мне, а то напишу что-нибудь не то и получишь пару.

– Пиши, пиши! – Поняв, что перебрал со своими придирками, быстро ретировался я и удалился на кухню. Минут через тридцать сестра позвала меня.

– Санька, иди, читай своё сочинение и пододвинула ко мне тетрадь, исписанную аккуратным, явно девчоночьим почерком. Мой же подчерк был больше похож на каракули, старательно уложенные в тетрадные линии.

Справедливости ради, надо сказать, что в первом и во втором классе мои тетради часто выставлялись на стенде, как пример правильного и красивого почерка. Но со временем, моё правописание постепенно изменилось далеко не в лучшую сторону и стало таким, как есть.

Я взял тетрадь со стола и первым дедом пересчитал исписанные страницы. Их было пять.

– Ты что, обалдела, столько написать? И когда я успею это всё переписать?

– Санька, ты сначала почитай, что написала, а потом уж критикуй, показывая на исписанную тетрадь, обиженно сказала сестра. А и в правду, что это я накинулся на несчастную сестру? Она для меня такое доброе дело сделала, а я ещё фыркаю!

Я лиру посвятил народу своему,

Быть может, я умру неведомый ему,

Но я ему служил и сердцем я спокоен.

Элегия. Н. А. Некрасов

Так начинался эпиграф к моему сочинению. От неожиданности у меня даже что-то в горле перехватило. Пришлось несколько раз сглотнуть слюну, чтобы продолжить чтение. Я с нетерпением начал читать дальше.

– Ну как, понравилось?! – торжествуя спросила меня сестра. Несколько секунд я сидел в оцепенении, не зная, что ей ответить и, одновременно, примеряя всё написанное сестрой к своим писательским способностям.

– Здорово, выйдя из оцепенения промолвил я! – Я так хорошо ни за что бы не написал.

– Вот то-то же, победно воскликнула сестра! – Слушай старших и всё будет хорошо!

В этот момент меня охватило двоякое чувство гордости: во-первых, за сестру, потому что она такая умная и талантливая, а во-вторых, за себя, потому что я такой способный ученик, смог «написать» такое прекрасное сочинение. Наверное, самое лучшее в классе! Вот удивится -то Тамара Павловна?! И вправду подумает, что я талантливый мальчик! С этими мыслями я приступил к переписыванию сочинения, стараясь не наделать ошибок.

Часа два – три я старательно переписывал свое сочинения, представляя тот фурор, который наделает оно, зачитанное учительницей при всём классе.

И вот всё закончено, сочинение аккуратно переписано в новую тетрадь.

– Валь, проверь, пожалуйста, а то может опять ошибок там понаделал, передавая тетрадь сестре, – с мольбой в голосе произнёс я.

– Давай уж, двоечник, – с явным снисхождением произнесла сестра и взялась перечитывать мою писанину.

Спать в этот день я лег поздно, с явным душевным успокоением от законченного до конца дела. Но сон почему-то не шёл. Взбудораженный мой ум представлял, как завтра приду в школу, как самый первый сдам сочинение, и как на следующий день за него меня при всем классе похвалит учительница. На этих приятных видениях, наконец-то я провалился в мягкий, лёгкий туман крепкого детского сна.

Утром, как ни странно, я проснулся легко, в хорошем настроении, несмотря на то, что заснул очень поздно. И дорога в школу была не так утомительна. Хотя ходить приходилось по три километров в одну сторону, шесть раз в неделю. Три туда и три обратно. Итого – тридцать шесть километров каждую неделю, двести шестнадцать – в месяц!

В школе с нетерпением я ждал урок литературы, когда можно будет сдать своё сочинение.

Томительно тянулись уроки алгебры, затем геометрии.

И вот, наконец, прозвенел долгожданный звонок на урок литературы. Тамара Павловна вошла в класс своей неторопливой плавной походкой, присела на стул, открыла журнал и спросила дежурного, кого нет в классе. Записав что-то в журнале, поднялась со стула, как-то подозрительно посмотрела на нас и произнесла:

– К сегодняшнему уроку вы должны были написать сочинение на тему: «Мой любимый поэт».

– Надеюсь, все это сделали?! – она ещё раз осмотрела класс. В воздухе повисла напряжённая тишина. В этот миг мне казалось, что вот сейчас, весь класс услышит, как громко и часто стучит моё сердце.

– Попрошу сдать свои работы, – своим, не терпящим возражений, голосом произнесла учительница.

– Дежурный, собери тетради.

Дежурный прошёл по рядам, и через минуту стопка тетрадей с нашими сочинениями лежала с левой стороны учительского стола. А я, в это время не отрываясь, следил за процессом сбора, мысленно стараясь угадать, где в этот момент находится моя тетрадка. И точно ли она попала в стопку лежащих на углу учительского стола тетрадей.

– И так, поскольку вы написали домашнее сочинение, спрашивать вас я сегодня не буду, а перейдем сразу к новой теме: «Творчество великого русского поэта – Николая Алексеевича Некрасова».

От неожиданности я выронил из рук учебник литературы, и он с громким шлепком упал на пол.

– Тфу, раззява, напугал! – вскрикнула моя соседка по парте Наташка и стукнула меня в плечо.

– Ты что? – спросил я и удивленно посмотрел не неё, не понимая, за что попал в такую немилость.

– Нечего книгами разбрасываться! – прошептала она.

– Так я же нечаянно.

– Вот и получил отчаянно! – Ладно, проехали, – прошептал я, переводя разговор на другую тему.

– Ты знаешь, я кажется, влип с домашним сочинением?

– Почему? – не поворачивая ко мне головы, спросила Наташка.

– Как почему? – Мы только сейчас начали изучать Некрасова, а я уже закончил, и сочинение по нему успел написать! Целую неделю старался! Даже эпиграф подобрал!

– Ну и что с того?

– Как что? – разозлился я. – Получается, что я как-бы вперёд паровоза влез!

– А кто – паровоз-то? – удивленно спросила Наташка, переписывая в тетрадь домашнее задания по алгебре.

– Да это я так, образно выражаюсь.

– Ах, образно?! – Ну, тогда не парься! – Написал, так написал, все равно теперь уже ничего не исправишь. – А раз не исправишь, так и нечего переживать! Завтра нам вернут сочинения, и всё узнаешь!

– Так-то оно так, но всё равно на душе тревожно, – задумчиво произнёс я.

Оставшееся до звонка время я просидел в каком-то отрешённом от реальности состоянии. Окружающее воспринималось мной как бы со стороны. Будто всё, что я вижу и слышу, происходило на большом экране.

Такое состояние неоднократно наступало у меня и раньше, в моменты больших эмоциональных перегрузок. Оно, как кокон, защищало мою неокрепшую психику. Поэтому не случайно, в четвёртом классе учительница написала в моей характеристике, что мальчик замкнут в себе.

Неожиданно раздавшийся громкой звонок, вернул меня в существующую реальность, и известил об окончании урока.

Чтобы как-то отвлечься от дурных мыслей о сочинении, на переменке я пробежал два круга вокруг школы. Но нехорошие предчувствия никак не покидали меня.

Вечером, после ужина, заметив мою неразговорчивость, сестра с иронией в голосе пропела, – Что, Сашулечка, не весел, что головушку повесил?!

– Отвали, мне сейчас не до шуток, – выходя из кухни, парировал я на ходу.

– Ну ладно, не обижайся, расскажи что случилось, – переходя на серьёзный тон, спросила сестра. И я рассказал ей, что на уроке по литературе мы только сегодня начали проходить творчество Некрасова, а я уже сочинение о нём написал.

– Ну и что с того, – выслушав меня, возразила она. – А тебе в детстве папа с мамой разве не читали стихи Некрасова?! А в начальной школе разве ты не учил его стихи наизусть?! А подаренная тебе книга «Мороз красный нос», которую ты несколько раз читал, не Некрасов разве написал?! И не ты ли, братец, потом говорил, что стихи Некрасова очень душевные и легко запоминаются?! Тебе ещё привести аргументы, или достаточно?!

– Да ты всё правильно говоришь! Всё так! Но ведь училка этого всего не знает, да и зачем ей это надо знать?! – соглашаясь с сестрой, всё же неуверенно возразил я.

Умом я понимал, что сестра была права, да и Наташка правильно сказала «не париться», но состояние тревоги целый день почему-то не отпускало меня.

На следующий день моё волнение по поводу сочинения, вопреки ожиданиям, пропало. Я стал чувствовать себя как-то спокойнее. Ко мне вернулась прежняя уверенность в себе. Очевидно, доводы сестры окончательно развеяли все мои сомнения относительно «моего любимого поэта».

На следующий день урок литературы был по расписанию вторым и начался как обычно.

Тамара Павловна спросила кто дежурный, затем кто отсутствует, записала что-то в журнале и достала из своей сумки стопку тетрадей.

– Дежурный, раздайте тетради, – не отрывая взгляда от журнала, произнесла учительница.

– Сегодня разбирать сочинения не будем, вместо этого займёмся повторением пройденного материала, а если у кого-то будут вопросы, разберем их на следующем занятии.

– А сейчас, чтобы удовлетворить ваше любопытство, даю вам три минуты!

Боже! Когда же, наконец, я получу свою долгожданную тетрадь?! Не успел я закончить свою мысль, как дежурный Генка Ивачёв протянул мою тетрадь. Взяв её в руки, я вдруг вновь ощутил сильное волнение. Сердце начало так колотиться, что казалось, вот-вот выскачет из груди. Пересилив волнение, начинаю перелистывать страницы. Первая – чисто, вторая – тоже чисто, третья – одна ошибка, четвёртая – чисто. А на пятой странице…, не верю своим глаза. Посередине, старательно выведенная учительской рукой, красовалась жирная двойка с припиской: «Не пиши, чего не знаешь»!

Через много-много лет, вспоминая этот курьёзный эпизод, я написал:

Как часто в жизни ты не знаешь,

Где что найдёшь, где потеряешь.

И получил я «два» за опус сей

С припиской «не пиши, чего не знаешь»!

А тогда, мне было не до шуток. Я потерял не только дар речи, но и способность к осмыслению случившегося. Тупо созерцал всё происходящее в классе и ничего не мог понять. Состояние отрешенности снова ненадолго охватило меня, и я спрятался в свой защитный кокон.

Очнулся я только тогда, когда почувствовал лёгкий толчок в бок.

– Эй, ты где?! – услышал я шёпот Наташки.

– Чего замер как истукан?! Я молча пододвинул к ней свою раскрытую тетрадь.

– Вот тебе и паровоз!? – тихо, в пустоту, произнёс я.

– Да, не повезло! – с сочувствием произнесла Наташка.

Пройдёт какое-то время, прежде чем я усвоил одну важную для себя вещь о том, что из любого, даже отрицательного, результата можно сделать полезные выводы. Это как в науке – «метод проб и ошибок»! Ошибаясь, ты неизбежно приближаешься к правильному выводу!

И этот, правильный, для себя вывод я тогда сделал. Впоследствии, он стал моим жизненным принципом, которому следую я и по сей день.