Борис Петров "Синица в руках"

Серое административное здание гордо возвышалось на отгороженном пустыре, поблескивая на ярком солнце зеркальной пленкой на окнах. Неторопливо пыхтели три тойоты с госномерами, возле которых лениво курили водители, обсуждая последние новости. Алина сидела на скамейке крохотной детской площадки соседнего дома, находящейся в прямой видимости от здания суда. Идти вовнутрь она не захотела, непонятное чувство тревоги овладело ей, и она отказалась идти вместе с Антоном. Он не стал настаивать, понимающе пожав ее руку.

Она сидела и, погруженная в счастливую задумчивость, жмурилась на солнце. Как странно, всего один день, а как многое изменилось в ее жизни, протекавшей до этого вдали от всех, тихим слабым ручейком, пугающимся любого дуновения ветра. Как много общего оказалось у них с Антоном, несмотря на то, что они были абсолютно разными по характеру и темпераменту людьми. Антон был спокойным, как слон. Алина улыбнулась, вспоминая его реакцию на ее сравнение. Возможно это возраст? Ведь с возрастом все становятся похожими.

«Ну нет! – подумала она, вспоминая своих родителей, которые с возрастом отдалялись друг от друга все дальше и дальше, – просто ты дурочка влюбленная».

Алина грациозно потянулась, расслабленная на солнце. Легкий морозец приятно пощипывал лицо, все было замечательно, и хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось.

– Привет! – еще издали закричала Маша, вприпрыжку подбежав к ней.

– О, Машка, привет! Какая ты красивая!  –  Алина смутилась от избытка теплых чувств чужого, еще вчера чужого ребенка, но так нагло и приятно обнимающего ее, смотря ей в глаза открытым доверительным взглядом.

– Это меня Женя накрасила! Она это хорошо делает, только ей не говори, а то зазнается!

– Я и так знаю, что все делаю хорошо. Привет, Алина, – Женя села рядом с показной неодобрительностью глядя на обезьяньи выходки сестры.

– Папа еще не выходил?

– Пока нет, но он там уже долго.

– А почему ты не там?

– Не люблю суды, – подернула плечами Алина.

– Почему-то не люблю и все, хотя никогда там не была.

– Я тоже не люблю, – по-взрослому сказала Женя. – Мы когда с бабушкой заявление от отца передавали на развод с этой, так меня чуть не вырвало. Такой запах ужасный, люди все такие жуткие, смотрят только перед собой, и ничего не видят.

– Это мы заявление о разводе с мамой относили, – весело пояснила Маша.

– Понятно, – смутилась Алина, не находя ничего для ответа.

– У нас это не запретная тема, ты же знаешь, мать нас бросила, живет с каким-то богатым уродом, – зло сказала Женя.

– Но все равно это моя мама, – Маша плотнее уселась к Алине. – Ты же останешься с нами?

– Да, мы тебя одобрили, – важно сказала Женя, садясь поближе к Алине. – Как тебе наш папа?

– У вас замечательный папа, и вы – замечательные! – Алина обняла девочек, чувствуя, как они сильнее прижимаются к ней.

– Ты любишь нашего папу? – строго спросила Женя, глядя ей прямо в глаза.

– Я не знаю, я об этом не думала.

– Не хорошо обманывать детей, – заметила Женя. – Так любишь или нет?

– Да, люблю, – ответила Алина. – Но этого мало.

– За папу не беспокойся, он уже готов, – хихикнула Женя.

– Да, он вчера на тебя такими глазами смотрел! Это точно любовь! – воскликнула Маша.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Алина, не скрывая улыбки от воспоминаний вчерашнего дня, от его грубоватых скованных, но нежных ласк, доверчивых, открытых глаз, точь-в-точь как у Маши.

– Конечно, знаю, я же не маленькая! – гордо ответила Маша.

– А где ваша бабушка?

– Скоро подойдет, – махнула рукой назад Женя. – Она там языком зацепилась со знакомой.

– Это мама нашей мамы, – пояснила Маша.

– Я так и подумала.

– У папы нет родителей, – добавила Женя.

– Как нет? Этого не может быть! – возразила Маша.

– Ну, может где-то и есть. Он из детдома, поэтому у нас одна бабушка, – уточнила Женя.

– Ваш папа мне об этом не говорил.

– Он не любит об этом разговаривать, – сказала Женя, – а где твои родители?

– Мама в Тюмени живет, а я недалеко отсюда, за старым колхозом.

– А почему ты не живешь с мамой? – удивилась Маша.

– Не задавай лишних вопросов, – осекла ее Женя.

– Ничего страшного, в этом нет большой тайны. Родители мои развелись, и я жила с матерью. Потом отец умер, и я больше не смогла жить с ней, захотела жить самостоятельно. Вот так.

– А почему ты не хочешь жить с матерью? – не понимала Маша.

– Ну как, я взрослая, она взрослая. У каждой свой характер, свои желания. Так всегда бывает.

– Наша же мама тоже не хотела жить с бабушкой, – заметила Женя.

– Да, я об этом не подумала, – ответила Маша.

– Да ты и не помнишь ничего, совсем маленькая была!

– Помню! Я все помню! И вовсе не маленькая! – возмутилась Маша, пытаясь через Алину толкнуть свою сестру.

Из здания суда вышел Антон и радостно помахал им прозрачной папкой с бумагами.

– Папа, папа! – радостно завопила Маша.

– Сиди, сам подойдет, – спокойно сказала Женя, но сильно ерзая на лавке.

– Привет, мошенницы, – Антон поцеловал облепивших его дочек. – Они тебя не замучили?

– Нет, что ты, все хорошо, – ответила Алина, вставая с насиженного места.

– Ну как дела?

– Все, я теперь свободный человек! – весело улыбаясь, сказал Антон.

– Ты теперь женишься? – Маша вопросительно посмотрела на него.

– Маша, я же только развелся. Рано еще жениться.

– И ничего не рано! – настаивала Маша. – Алина согласна!

– Ну, это мы с Алиной вдвоем решим, хорошо?

– Ничего, мы дожмем эту Синюю бороду! – уверено сказала Женя, подмигивая Алине, раскрасневшейся  от детской непринужденности в простых по сути, но таких сложных для взрослых вопросах.

6.

В комнате стояло гнетущее молчание, шипевшее, изредка угасающими искорками напряженности, вырывавшимися наружу при каждом испепеляющим взгляде, которым одаривала друг друга каждая сторона. Казалось, еще немного, и объемный взрыв от этих искорок разорвет густую атмосферу непонимания и все более крепнущей ненависти родных людей друг к другу. Безучастно тикали часы. Любопытная кошка, не желавшая оставаться вне центрального действия, примостилась на коленях у Саши, поблескивая зелеными глазами на нависшую над ссутулившейся девушкой грозную мощную фигуру матери, которая только покачивала головой и, шепча одними губами, заранее заготовленные, рассчитанные на публику, причитания.

– Что ты хочешь от меня, мама? – холодным тоном вновь спросила Саша, бросая на мать непонимающий и полный яростного огня взгляд.

– Разве я что-то хочу? Кроме того, чтобы моя дочь была счастлива, чтобы твои сестры были счастливы и устроены в жизни? Чтобы наша семья не бедствовала и жила достойно, так, как должна жить? Я для себя ничего не хочу! – закончила на патетичной ноте мать, глядя на дочь с детской наивностью и открытостью, сквозь которую слишком явно проявлялась еле сдерживаемая ярость, желание силой вытащить эту дрянь из дома и за волосы поволочь обратно.

Но это был чужой дом, и она в бессильной злобе мяла толстыми руками платок, не желая навлекать на себя позор побоища в чужом доме.

– Доченька, может поговорим дома, у нас, в родном доме? В родных стенах все и видится иначе, правильнее. Пойдем домой, тебя отец ждет. Он же тебя очень любит, помнишь, как он заботился о тебе в детстве?

– Я все помню, мама! И вашу доброту и то, как вы меня продали! – уже не сдерживаясь, воскликнула Саша, когда на ее коленях встрепенулась, изогнув спину и втыкая когти ей в ноги кошка. Саша шумно выдохнула и медленно стала гладить кошку, ей было дурно от этого разговора, бессмысленного по сути и смертельного в сухом остатке. Назад пути больше не было, она давно приняла решение, не видя понимания со стороны родных.

– Господи! Да как же ты с матерью разговариваешь? Да разве мы с отцом для тебя ничего не сделали? Мы тебя не любили, не заботились о тебе? Мы ничего для себя не просим, но мы думаем о будущем твоих сестер, наших внуков, – вновь принялась раскручивать свой любимый маховик жертвенной риторики мать, изображая лицом невообразимую гримасу горькой обиды и испепеляющей ярости.

– Ой, ну хватит, мама! Хватит уже прибедняться! Да разве это Эльдар все создал? Разве это он, а не отец положил все, ради нашего достатка, пропадая сутками на работе? Прекрати, мама!

– Доченька моя, – ласковым, чарующим голосом проговорила мать. От ее голоса вздрогнула даже кошка, еле слышно прошипев на гостью.

– Ты же не знаешь, что мне пришлось пережить. Думаешь, твой отец не бил меня? А я терпела, терпела – ради вас, потому что мои родители воспитали меня правильно, я уважала своего мужа, если он бил, значит я это заслужила.

– Ой, вот только не говори, что вы были ко мне слишком добры, а я выросла неблагодарной дрянью! – истерично расхохоталась Саша, представляя, как тонкая высокая фигура отца противостоит мощи ее матери. – Мама, я не вернусь к Эльдару, прими это, и давай закончим, нам больше не о чем говорить.

– Тебе больше не о чем говорить со своей матерью? Господи, значит я что-то сделала в своей жизни не так, раз ты меня так наказываешь!

– Ну, прекрати, мама! – с нажимом сказала Саша. – Оставь этот театр для других.

– Я не заслужила того, чтобы моя дочь, любимая дочь! – она повысила голос.

– И хамила мне! Так ты еще придешь извиняться, придешь! Когда поймешь, чего стоит твой уголовник! А я приму тебя, приму – ведь я же люблю тебя! Ты моя любимая дочь!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69463555&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

Музыкальная тема «Синица»: https://vk.com/audio490644596_456239094_17a87377e5f6d21038 (https://vk.com/audio490644596_456239094_17a87377e5f6d21038)

2

ГОК – горно-обогатительный комбинат.

3

ГМО – гидрометаллургическое отделение