Helga D.B. "Анталион"

Анталион
Helga D.B.

Оливия родилась и выросла в государстве, где всё подчиняется военным. Состоять на службе почетно и очень желанно для многих её ровесников. Но у неё военные вызывают лишь презрение и страх. Когда наступает время выбора: мечта всей жизни или деньги, то что она выберет?

Helga D.B.

Анталион

Глава ?

Мы проходим мимо когда-то давно разрушенного дома, и я поднимаю голову, глядя ввысь на почерневшие глазницы окон. Почти сразу же опускаю, вспоминая о разбитом тротуаре, и, чтобы не споткнуться об обломки, стараюсь больше не смотреть по сторонам. Глядя прямо перед собой, полностью погрузившись в мысли и воспоминания, я ушла вперёд от матери и брата. Придётся остановиться и ждать их. Оборачиваюсь и наблюдаю, как Ник медленно переступает через осколки стекла и кирпичей, слабо держа за руку маму. Он выглядит измождённым и уставшим, а бледный цвет его личика вызывает жалость.

Но сейчас, созерцая эту сцену, я пытаюсь подавить в себе раздражение: мы опять зря потратили время, проехав через весь город – сегодня рынка не было, снова проверки. Из-за его слабого здоровья нам были нужны продукты, которые не привозят в магазины. Настоящего мяса сейчас не достать – в магазинах нет. Ни настоящее мясо, ни молочные продукты в магазинах уже не встречались. Хоть фермы и остались, содержание животных стало слишком дорогим, чтобы поставлять продукцию в таких количествах. Поэтому фермы работали на армию, снабжая только военных, свежей и натуральной пищей. Так же часть шла в госпитали. Обычным людям приходилось идти различного рода ухищрения, чтобы достать свежие и натуральные продукты.

Повсюду стали появляться черные рынки. Где-то военные закрывали на их существование глаза, потому что были в доле, где-то яростно с ними боролись, но рынки вскоре открывались вновь. У людей имелся огромный спрос на то, что там продавалось. Единственным нюансом была оплата на этих рынках: можно было расплатиться только наличными. Бумажные деньги и монеты, которые были упразднены государством ещё десять лет назад из-за нового штамма вируса. Заболеваемость и смертность были очень высоки, не смотря на карантинные меры, и тогда был принят закон о введении только безналичной оплаты. Оплата (как и многое другое) производилась через коммуникатор. Все операции отслеживались банком, все подозрительные переводы банк направлял военной полиции, и уже она выясняла, откуда пришел тот или иной перевод и где именно ты решил себе что-то купить. Коммуникатор был у каждого, вне зависимости желаешь ты им обладать или нет.

Так государство следило за каждым человеком, с рождения и до самого последнего вздоха. Неработающих людей могли арестовать и отправить на работы. Угольные шахты, к примеру, были далеко не самым страшным местом, куда можно было попасть.

Наличные нужны были как раз для того, чтобы ни банк, ни полиция не узнали о существовании черного рынка и того факта, что именно ты там приобрел. На натуральные продукты всегда есть спрос, поэтому многие фермеры, в обход военным, приезжали на рынки для того, чтобы продать продукты в обмен на наличные. На которые они, в свою очередь, покупали вещи, лекарства или услуги запрещенные государством.

Мне не нравилось то, что мы так рисковали, приходя в очередной раз на рынок за продуктами для брата, которые можно было достать только здесь. Поймай нас здесь военный патруль, мама сразу же лишится работы и будет отбывать наказание на работах или лишится жизни, а нас с братом поставят на учёт как потенциальных преступников. Хорошую работу, как и дальнейшее обучение, с такой пометкой почти невозможно найти.

Я стараюсь не смотреть на то, как Ник волочит ноги от усталости – путь был не близкий и мы все устали, но ему пришлось гораздо труднее. Я опускаю взгляд себе под ноги, лишь бы не смотреть на бледное и измученное лицо брата. Смотрю на тротуар около себя: разбитый асфальт, ямы, трещины из которых давно проросла трава, осколки стекла и мусор – я смотрю так, будто всё это вижу впервые.

Мой взгляд привлекает что-то блестящее в кустах рядом с тротуаром. Я подхожу ближе, чтобы рассмотреть, чисто из любопытства и скуки, что же это, в ожидании увидеть скорее осколки стекла или зеркала, нежели что-то более стоящее. Стараясь не привлекать к себе внимания, прищуриваюсь и понимаю, что на земле лежат несколько монет. Я оборачиваюсь на маму и брата, что уже поравнялись со мной. Мама незаметно кивает мне головой, увидев в кустах то же, что и я. Быстро наклоняюсь, и собираю все монетки. Их шесть штук, но номинал я не рассматриваю – деньги в моей руке могут увидеть и донести на нас, а могут и отобрать такие же, как и мы. Не успеваю положить находку в карман, как краем глаза замечаю на дороге патрульные броневики военных. Мама тоже замечает и идёт дальше, хладнокровно не обращая внимания на машины.

Дорога отклоняется от тротуара и делает большой крюк. Машины теряются из поля зрения, и мы ускоряем шаг, пытаясь как можно быстрее дойти до остановки, чтобы уехать на автобусе домой. За последние несколько лет количество автобусов резко сократилось и теперь транспорт ходит по строжайшему расписанию, и если пропустить нужный рейс, то следующий придется ждать около часа. Время до автобуса ещё есть, но мы всё равно идём быстро. Не доходя до автобусной остановки, мама поворачивает направо и идёт к бывшему скверу. Дорожек и тротуаров уже почти не видно под травой. Мы направляемся через весь сквер к аллее, на которой еще остались в некоторых местах скамьи – здесь трава уже полностью поглотила асфальт и нас не видно с проходящей рядом дороги. Наверное, когда-то давно, это место было красивым.

Мы садимся на единственную наиболее уцелевшую скамью. У неё есть стены – что самое главное они бетонные, а не стеклянные – это значит, что нас не видно с дороги, по которой проходит весь транспорт. Мама сажает Ника на скамью и садится сама – теперь их не видно с тротуара, откуда мы свернули.

Я стою напротив них, достаю монеты из кармана и начинаю пересчитывать их. Звук двигателя заставляет вздрогнуть. Хлопает дверь машины и мужские голоса тонут в шуме биения моего сердца. Я не заметила, что они ехали за нами, я достала деньги из кармана, даже не убедившись, что рядом никого нет. К горлу подступает ком, и мысленно я прощаюсь со свободой и своим будущим. Из машины выпрыгивает высокий парень и быстрыми шагами приближается к нам. Я инстинктивно сжала мелочь в руке, вместо того, чтобы выкинуть. Он идёт, глядя прямо в мои глаза, от чего меня охватывает паника. В одно мгновение он оказывается возле меня, и я ощущаю себя ребёнком на фоне его широких плеч и огромного роста.

– Что у тебя в руке?

Не дожидаясь моего ответа, он берёт мою левую руку, разжимает кулак, ловко и незаметно забирает деньги и резко швыряет их в кусты рядом с нами.

– Так нужно. Вам лучше сейчас же отсюда уходить – вы вызываете подозрения.

Офицер поворачивается в сторону мамы, но она, поджав губы, демонстративно отворачивается от него и никак не реагирует на его слова.

Всё это время он держит мою левую руку.

– Ты не должна была их подбирать. – Приблизившись ко мне вплотную, шепчет он.

Теперь я не слышу, как бьётся моё сердце – я слышу только его голос. Он какое-то время смотрит прямо мне в глаза, хочет ещё что-то сказать, но так ничего не произносит. Жду, что он скажет мне о том, что теперь меня ждут работы или нам выпишут огромный штраф, что я преступница, которая представляет угрозу для окружающих людей. Я жду, что он скажет мне хоть что-то, потому что его молчание заставляет меня перебирать в голове самые страшные сценарии. Он мягко удерживает мою руку в своей, хотя в этом нет никакой необходимости – бежать я не собираюсь – это сделает моё положение ещё более удручающим. Он так и не отводит взгляда от меня, будто желает мне что-то сказать, но не решается. За его спиной слышатся шаги, и он отпускает мою руку, отстраняясь от меня. Пытается встретиться взглядом с мамой, но та гневно смотрит куда-то вдаль, не обращая на него никакого внимания. На прощание бросает взгляд на меня и разворачивается, чтобы уйти. Ему на встречу быстрым шагом идет высокий блондин с винтовкой в руках.

– Что здесь? – спрашивает он офицера, глядя на меня из-за его спины.

– Ничего, мы возвращаемся.

Блондин не трогается с места. Он, всё так же улыбаясь, осматривает меня с ног до головы. Я чувствую, что краснею ещё сильнее, мне хочется провалиться под землю от его взгляда.

– Идём, Ричи, нам нужно ехать.

Блондин разворачивается, и они вместе идут обратно к машине. Он смотрит на меня через плечо, ещё раз всё с той же ухмылкой. Видимо у меня настолько нелепый вид, что его это забавляет. Я опускаю глаза вниз, чувствуя, что мои щеки всё ещё полыхают.

– Вик, всё в порядке? – слышно как хлопнули двери машины, и завёлся двигатель.

Шум отъезжающей машины заглушил его ответ. Я не успеваю прийти в себя как слышу, что мама зовет меня:

– Оливия, идём, нам пора на автобус.

Редкими бессонными ночами я часто возвращалась мыслями к тому дню. У меня было множество вопросов, и лишь мои догадки в ответ на них. Этот военный, Вик, так его назвали, когда он сел в машину, он знаком с моей мамой? Иначе, почему он замолчал тот факт, что у меня в руке были деньги? Почему он ничего мне за это не сделал? Мама кивнула ему в ответ, словно они приятели. Это слишком неофициально и даже грубо по отношению к военному. А когда я хотела найти деньги, которые он выкинул в кусты, мама сказала, чтобы я их оставила. Мы ехали, в автобусе молча, она мне ничего не сказала по поводу того, что я так была неаккуратна или неосмотрительна – ни единого упрёка. Она не отвечала на вопросы Ника, за всю дорогу даже не взглянула на него. Я не могла перестать думать об этом, потому что для мамы важна была любая мелочь – всё шло на покупку нормальных продуктов для Ника, и вдруг, она сказала всё оставить.

Дома, после того как брат уснул, я попыталась её расспросить о том, кто был этот парень. Она сказала, что меня это не касается и чтобы я больше никогда об этом не вспоминала. Мне трудно было не думать об этом. Сама не знаю, почему мне так хотелось про него узнать, но чувство, будто я его знаю, меня не покидало.

На вид ему было не многим больше чем мне. Как и всем остальным в машине. На службу обычно поступают сразу после школы. Либо военная академия, либо военная полиция. Страна в состоянии постоянных военных действий, как заверяют новостные сводки. Сначала, задолго до рождения моих родителей, были войны с другими государствами, войны за территорию и ресурсы.

История переписывалась, государства исчезали с карт, на их месте появлялись новые или оставались пустоши разоренные войной. Климат стал портиться: начались волны миграций, люди убегали с разоренных и бесплодных земель в поисках лучшего места для жизни. Начались вспышки вирусов. Каждый год вирус мутировал, но всё действительно стало серьёзно, когда новая мутация привела к тому, что возникла эпидемия, унёсшая множество жизней. От первой вспышки умерло очень много людей: выживших, среди тех, кто заразился, почти не было. Власти ввели комендантский час по всей стране, все кто оказывался вне дома после девяти вечера – отправлялись на общественные работы. Поэтому была введена только электронная оплата. Официально – это было сделано, чтобы избежать контакта с наличными, которые могли стать распространителем инфекции от одного человека к другому.

Не смотря на большое количество времени, которое прошло после вспышки, власти так и не сняли ограничения. Государству стало удобно контролировать граждан с помощью отслеживания. Камеры наружного наблюдения, предоставляли все сведения о человеке и его передвижениях. Был введен запрет передвижения между городами – это разрешалось только военным отрядам. Государственный банк отслеживал все переводы денег, и предоставлял данные военной полиции. Наручные проекторы – коммуникаторы, в виде браслета на запястье – заменили все средства связи. Они собирали данные о человеке и отправляли так же в военную полицию. Коммуникатор не давал приватности: то, что говорил звонящий – слышали все. Одно неосторожное слово в разговоре и можно оказаться за решеткой. Весь город был словно одной большой клеткой.

Везде была пропаганда армии, оказаться в рядах которой было великой честью. Но, в тоже время, это было лучше, чем оставаться гражданским – выбора, куда пойти работать было мало. Хорошо, если кто-то из родственников мог помочь, в большинстве случаев работу именно так и получали. Поэтому неудивительно, что все предпочитали пойти на службу. К тому же военным многое сходило с рук. Поэтому между страхом погибнуть в военных действиях или работой на заводе, например, мои ровесники выбирали первое. Я же с самого детства мечтала стать тем, кто спасает человеческие жизни, тем, кто действительно необходим людям. Моей главной целью было стать врачом, как моя мама. Я мечтала быть как она, я восхищалась ею. Она была моим кумиром. А потом всё кардинально изменилось.

Мама нервно помешивает суп, постоянно посматривая на часы. Сегодня готовит она, пока я занята уроками. Она выглядит раздражённой и уставшей, после дополнительной ночной смены. Под глазами залегли тёмные круги, которые не проходили уже несколько лет, а на лбу были хорошо видны глубокие борозды морщин, из-за того, что она часто хмурится. Мама сильно осунулась за эти годы, плечи опустились, а из-за уставшего вида она выглядела старше своих лет.

– Ма, всё-таки, кто был этот Вик? Откуда он тебя знает?

Я сижу, поджав ноги за столом на кухне, пытаясь безуспешно вникнуть в суть задания по химии – перед глазами вновь стоит он.

– Ты можешь заняться делами?

– Мне просто интересно поч…

– Тебя это не должно интересовать! Не суй свой нос не в свои дела! – Она перешла на крик.

– Я тебе уже сказала, чтобы ты отстала от меня с глупыми вопросами и не отвлекала от дел! – Она бросила готовить и уже просто кричит на меня.

– Что тебе не понятно?!

Я молчу, потому что мне нечего сказать. На глаза наворачиваются слезы от обиды: с Ником она так не разговаривает.

– Иди, забери брата. И отдай миссис Гилберт деньги – мы ей должны. Будь внимательнее, не доставай деньги при всех.

Она поворачивается вновь к плите. Это значит, что возражения не принимаются – придётся идти за братом.

Я складываю все тетради в рюкзак и забираю его с собой. У меня в планах не возвращаться домой, а пойти готовиться домой к Хейзл. Вместе мы хотим поступать в медицинский колледж, и вдвоём разобраться в заданиях будет проще. Забираю деньги, которые мама положила на стол, не глядя на меня. Выхожу на улицу, и вся обида постепенно проходит. Впервые за этот месяц стоит такая прекрасная погода – до этого были дожди. Путь предстоит не близкий, а мне как раз есть о чем подумать.

Итак, мама знает этого военного, это точно. Потому что она не переспросила, о ком я спрашиваю, значит, она знает его имя. А ещё она сама думает постоянно о том дне, потому что вопрос о нём не застал её врасплох. И в событиях того дня винит меня – её слова про то, чтобы я не доставала деньги при всех были напоминанием для меня. Я, правда, виновата: если бы на его месте оказался кто-то другой, то на нас завели дело. При обыске обнаружили бы много наличных, и тогда мама точно лишилась работы. Именно она единственный источник доходов в нашей семье. Моего отца уже давно нет в живых, а отец Ника вернулся к своей первой семье.

Они с мамой познакомились в госпитале, это была её смена, когда его привезли. Она беспокоилась о его здоровье, а он, заваливал её комплиментами. Отца уже не было, и их роман перерос в серьёзные отношения. Всё произошло слишком быстро. Беременность мамы, рождение Ника раньше срока.

Ещё до появления брата на свет, он исчез, оставив записку. Так мы узнали, что у него уже есть семья и новая ему не нужна. Маме пришлось выйти на работу раньше, а мне досталось сидеть с годовалым братом всеми днями, а иногда и ночами. Пришлось учиться, всё делать самостоятельно. Ей приходилось трудно, она брала дополнительные смены, чтобы заработать нам всем на еду. Я поступила безответственно, вот так неосторожно достав деньги из кармана. Нужно будет обязательно извиниться перед ней, когда вернемся с Ником домой.

И всё же, почему она не хочет рассказать мне про того военного? Что за тайна такая? Она даже не посмотрела на него, когда он ей кивал. Будто презирает его. Может, к этому причастна я? Тогда в парке он смотрел на меня как ещё никто и никогда не смотрел. А я смотрела в ответ, не отводя от него глаз. Возможно, маме это не понравилось – её дочь любуется офицером, который отобрал найденные деньги и мог нас всех арестовать.

«Вот бы увидеть его вновь» – в очередной раз думаю я про себя.

Я даже не замечаю, как подхожу к нужному мне дому. Поднимаюсь по ступеням и звоню. Дверь открывает мистер Гилберт:

– Привет, Оливия, проходи. Ирма сейчас на кухне.

– Здравствуйте. А где Ник? Я думала, он уже меня ждёт, и готов идти.

– Заходи внутрь, они с Лили сегодня заигрались, а сейчас за столом. Ирма их никак не могла дозваться на ужин. – Мистер Гилберт улыбается при упоминании своей внучки Лили.

Её родители были расстреляны, как политические преступники. У них дома нашли наличные и запрещенную литературу, в огромном количестве. Их обвинили в подрыве политического строя. Этого оказалось достаточно для смертной казни.

Об этом рассказывала сама Ирма, когда приходила к нам домой. У неё артрит и она плохо ходит, а мама всегда помогала ей лекарствами. Нам нужны были наличные, поэтому многие приходили к нам домой – в госпитале гражданских чаще всего отправляли лечиться самостоятельно дома, потому что в приоритете были солдаты и другие высокопоставленные личности. А врачей и медсестер на всех не хватало. Простые люди, оставшиеся без медицинской помощи, приходили к нам домой. Незаконно, конечно же. Так рисковала не только моя мама, принимая людей у себя дома – многие врачи так поступали. Люди нуждались в лечении, а врачи нуждались во многих товарах, которые можно приобрести за наличные только на чёрном рынке.

– Привет, Оливия!

Миссис Гилберт как всегда радушно улыбается. Она что-то готовит на кухне и как всегда суетится.

– Ник и Лили ужинают. Может быть, ты тоже присоединишься? – она всегда старается меня накормить.

– Нет, спасибо большое, нам пора уже идти.

– Не принимаю отказов! Я только что испекла яблочный пирог. Садись за стол, ты просто обязана его попробовать!

Подталкивая в спину, она ведет меня к столу, за которым сидит Ник и Лили. Они над чем-то очень громко смеются. Ник сейчас выглядит здоровым, на его щёчках играет румянец.

– Сейчас принесу чай. – Она уходит на кухню.

Ник перестает смеяться при виде меня.

– Прости, что не готов. – Тихо говорит он.

– Мы делали домашнее задание, а потом нас миссис Гилберт позвала ужинать.

Опустив глаза, Ник рассматривает свою тарелку, а его щёки становятся ярко-красные.

Я стараюсь улыбнуться ему, мысленно представляя, как будет недовольна мама:

– Ничего страшного. Вы всё сделали?

– Да! – громко восклицает Лили, вскинув руки вверх, и широко улыбается.

Я не могу сдержать улыбку. Ник тоже улыбается, видя, что я не злюсь.

– Хорошо, тогда скоро будем собираться.

Я разворачиваюсь и иду на кухню к миссис Гилберт, чтобы отдать деньги. Она суетливо заваривает чай и что-то помешивает в кастрюле на плите.

– Оливия, ты за чаем?

Я сжимаю деньги в кармане.

– Нет, я принесла долг за яблоки. – Протягиваю ей в кулаке деньги.

У Гилбертов большой участок и есть свой сад. Мама всегда у них покупает яблоки для Ника, а миссис Гилберт берёт за них символическую плату.

Ирма замахала на меня руками:

– Убери сейчас же! Я дала яблоки просто так, она мне ничего не должна. Мэри мне очень помогла с моими суставами, ты только посмотри, как я теперь быстро хожу! – миссис Гилберт сияет довольной улыбкой.