Галя Шиян "Неразборчиво 2"

Таким образом, совершенно случайно открылось, что контент патриот-канала “Россия, вперед!” крайне вреден для здоровья. Причем вредны оказалось не только патриотические передачи, от которых из-за гордости за страну у человека настолько повышалось артериальное давление, что кровь начинала хлестать изо всех мест, но в принципе вся программа. Передачи, ориентированные, например, на юмор в большой концентрации делали людей хихикающими слабоумцами, а после православно-просветительских включений человек мог забить себя до смерти истово крестясь.

Видя такое чудовищное нарушение человеческих прав, суд в Гааге постановил запретить телеканал “Россия, Вперед!” по всей территории земного шара, приравняв его к пыткам особой жестокости. Но преступный мир России кажется от всего этого только взбодрился. Банда “Тарковского” разрослась и заматерела, ни дня не проходило без похищения какого-нибудь чиновника с требованием выкупа в виде продуктовых наборов. Полиции долго не удавалось выйти на след "Тарковцев", но стоило пригрозить пытками с применением "России, Вперед!", осведомитель тут же сдал Мосфильм.

Капитан Фурцев дождался, когда секундная стрелка опишет круг, встретился глазами с командиром спецотряда и коротко кивнул. Начался штурм. Спецназовцы сосредоточились у входа. Фурцев видел, как командир отряда жестом приказал выбить дверь. И в этот момент фасад здания вспыхнул, являя образ главы государства. Луч проектора бил с соседней крыши, позади Фурцева и припаркованных рядком спецмашин. В уши проник знакомый до боли голос президента. Президент славил Россию, журил врагов, что точат зубы на страну, что им не по зубам, и призывал потуже затянуть пояса во имя будущего, Победы и свободы. Упитанное лицо президента провоцировало на кровавые слезы, а пафосный, громоподобный голос рвал ушные перепонки. Бойцы, воя от боли, катались по земле, в попытке зажать кто уши, кто глаза. Командира спецназовцев сильно рвало кровью. Теряющий сознание Фурцев, даже порадовался, что ему выдали зарплату патронами, и приставил дуло пистолета к рано поседевшему виску.

Ненастоящая

Мне все говорили, что она ненастоящая: "Она хлопает глазами, как кукла!".

А я удивлялся: "Как ненастоящая? Мы гуляли с ней под дождем, у ненастоящих – знаете что? – волосы отклеиваются! И брови. А у нее кончики ресниц темнеют – становится видно, что с полметра, и волосы тоже темнеют и завиваются, знаете, такими колечками..".

Меня все убеждали: "Она – ненастоящая! Ты знаешь, чем она живет? Что ее интересует? Что у нее внутри?"

Я возмущался: "Конечно знаю! Она просыпается каждый день в 7 и идет на работу – мы переписываемся, а потом, в 19, встречаемся и гуляем по городу. Ей нравится фотографировать людей, так она их изучает. Когда она поймет, чем хочет заниматься, я уверен, у нее получится это лучше всего. Один раз, когда мы залезли в заброшенный кинотеатр, она зацепилась за гвоздь и ее рубашка окрасилась в красный…"

Меня жалели: "Ненастоящая! У нее же нет никаких эмоций, только лживая улыбка!"

Я негодовал: "Как это никаких эмоций? А вы знаете, что как-то она позвонила мне ночью и сказала, что не может уснуть, потому что ужасно переживает за своего друга. И я чувствовал это каждой клеткой. А вы говорите!"

Надо мной все смеялись: "Ненастоящие постоянно врут!"

"Как бы не так", – я их почти ненавидел. "Мы договорились с ней, ни слова лжи. Кажется, это была ее инициатива".

Меня обвиняли в несерьезности: "Ты не можешь ничего чувствовать к манекену!"

Я готов был их всех убивать: "А знаете ли вы, что я способен предать вас всех за нее!? Всех до единого!"

Я пришел к ней и сказал, что верю. "Все говорят, что ты ненастоящая, но я верю тебе, а не всем. Ты ведь настоящая?"

Она странно дернулась и отвела глаза. Что-то упало на пол и покатилось. Я присмотрелся – металлическое колесико.

Она дернулась еще раз и замерла. А я сел на пол и заплакал от обиды. Не потому что все оказались правы, а потому что у меня больше никогда не будет такой замечательной ненастоящей девочки.

Царь

Сколько себя помнил царь – всегда душа лежала к царствованию, всегда знал, что так и будет. Поэтому совсем не удивился, когда встал во главе страны большой, а народ пред ним голову безропотно склонил. Но чем покорней вели себя люди, тем печальней становилось царю. В то время, как не печалился, тревожился он, что теряет хватку.

Куда это годится, – сетовал царь в сердце своем, – сказал им, мне все богатства свои отдать – тащат кто во что горазд: монеты, линготы, колесницы, скота. Идиот какой-то канареечку в клетке волочит: «Самое, – говорит, – дорогое". В другой раз повелю им всем по сараям сидеть – даже бровью не поведут: с азартом, на перегонки бегут сами себя запирать и ключи глотать.

Битый мне достался, кривой какой-то народ", – горько вздыхал, бывало, несчастный царь. Растерял я наверное хватку».

И просыпался в плохом настроении с утра, и повелевал всем котлы смоляные готовить, рассчитаться по порядку и каждому 13-ому и 18-ому в смолу кипящую сигать. И ведь сигали! Обнимались с родными, жали руки друзьям и давай! Только брызги во все стороны.

Последняя капля то была для царя. Не спал он три дня и три ночи, а на четвертый собрал всех от мала до велика, велел вооружиться, чем есть, и выдвигаться за ним новый народ искать, который хоть сопротивляться немного станет. Бояться там, о революциях мечтать, побеги устраивать. Словом, хоть немного будет народ таким, как положено ему быть: живым и настоящим.

Так и пошли они, долго ли коротко ли. В думах своих и не заметил царь, как в сетку уткнулся. Повсюду, куда хватает глаза, она натянута. А за ней красиво, закат. Через нее лезть поверху – только одежды царские рвать.

"Так о чем это я, – силился вспомнить царь, – а, да, живым! Эй, быстро сетку убрать, пройти мне дать!» – и повернулся так назад, на народ свой. Глядь, а за спиной нету никого.

Да и не было никогда.

Лес

Машину мы решили оставить на опушке. Перед тем, как разойтись каждый в свою сторону, мы сделали общую фотографию. Я сказал, что поставил на таймер, но это была ложь – на последней фотографии вместе с ними меня не было. Обмана никто не заподозрил – за те долгие дни, что длился путь до леса, мы крепко сдружились. Отчасти поэтому я не видел смысла открываться – мои друзья не поняли бы мотива и тем более не одобрили бы новый план, и я продолжал делать вид, что все так же целеустремлен. Да, мы все знали, на что шли: лес может исполнить желание, но выбраться из него станет тем еще испытанием – ходили слухи, что раз или два лес в обмен на желание забирал жизнь. Я в это не верил – слишком мал процент, чтоб принимать его всерьез, наверняка сами «лесовики» придумали, чтоб не шастал по лесу кто попало.

Желание, выношенное и выстраданное, то, без чего жизнь превращалась в существование, каждый из нас лелеял его глубоко внутри. Мы не обсуждали – подобные разговоры среди «лесовиков» считаются бестактными, но я успел изучить этих людей. Сэм шел за новым сердцем – трансплантологи отказывали ему по причине дополнительного букета заболеваний – у Сэма была дерзкая молодость. Семья Лейлы в прошлом году погибла в авиакатастрофе: муж, родители, двое детей. Сама Лейла закрывала документы за квартал, задержалась на работе и не успела на посадку. Они должны были встретиться в Биг Суре, но не случилось. Лейла осознавала, что лес не сможет вернуть ее семью, Лейла шла в лес за смирением. Артур мечтал о карьере, но ему не хватало решительности и беспринципности, которую судьба в избытке отсыпала его брату. После смерти отца семейный бизнес серьезно накренился, и Артур намеревался все исправить.

Мы пожали друг другу руки и разошлись. Каждый отметил себе геопозицию автомобиля, и мы условились встретиться через три дня. Припасов в машине хватит на неделю, если кто-то заблудится, что немудрено, мы сможем его подождать. Сэм ушел налево, Артур по диагонали направо, Лейла пошла прямо, ее спину я долго еще видел из-за своих кустов. Для верности я постоял в кустах еще какое-то время.

Пока мы ехали, я смеялся и шутил, никто бы не заподозрил, что я еду убивать человека. Мне доставало решительности довести дело до конца, смириться с тем, что я – убийца и жить дальше с тяжестью на сердце, мне было нужно, чтоб его не стало. Он требовал называть его отцом, но к моему рождению он никакого отношения не имел: они с матерью встретились, когда мне исполнилось два. Сколько я себя помню, он всегда был мной недоволен, я всегда был недостаточно мужчина: на охоте, в школьной драке, на первом свидании. Осознание, что я потратил всю свою жизнь в попытках впечатлить его, пришло одновременно с пониманием невозможности этого достичь. Отчим никогда не увидит во мне человека – лишь позорную и отвратительную карикатуру. И тогда я поехал в лес.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69491401&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.