Виктория Полечева "Люди любят"

Витражное полотно коротких историй об очень разной любви – трагической и светлой, несвоевременной и пришедшей в последний момент, яркой и совсем тусклой, как тлеющий в костре огонек, той, что способна вогнать в самые темные глубины отчаянья и о той, которая, не смотря на все преграды, сияет в жизни путеводным светом.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 29.07.2023


– А ну хватит загоняться. По глазам вижу. Пойдем, буду у мамы твоей тебя на ночевку отпрашивать.

Лёка вся аж заискрилась от радости. Если бы она просилась сама, мама бы в жизни ее не пустила. Но Женька совсем другое дело. Ей с порога все доверяли, даже взрослые. Тем более Лёка еще ни разу не была у Женьки дома. Да и вообще Лёка еще ни разу не была на ночевках, а впечатлений о них из подростковых комедий набралась. Хотелось хоть разок что-то такое испробовать самой.

Мама сдалась только после того, как позвонила Женькиной маме, и та ее уверила, что всю ночь будет дома и будет все контролировать.

В магазине Лёка и Женька закупились, конечно, чипсами и газировкой, но взяли еще и теста для пиццы, сыра и колбасы. Решили, что нужно что-то приготовить и нормально питаться.

Женькин дом оказался до последней дверной ручки, до последней напольной плиточки и до последней табуретки отражением Женьки. Каким-то по – правильному строгим и невозможно свободным. В доме было два этажа, и весь второй этаж – впрочем, на нем было-то всего две жилых комнатки – мама отдала Женьке в личное пользование.

– Так, молодежь, – Женькина мама – такая же темноволосая, круглощекая и с такими же сильными яркими глазами – встретила девчонок в дверях. – Я в своей комнате, громко смотрю телевизор, а потом сплю. Я вас не трогаю, вы меня не трогаете. Жень, духовка глючит, помнишь. Все, чмоки-чмоки. Будет мешать мой телевизор – потерпите.

Женька все поглядывала на телефон, пока они с Лёкой готовили. Но Лёка этого почти не замечала. Она вдруг впервые в жизни ощутила, каково это, когда за ней не присматривают, и она может делать все, что вздумается.

Девчонки посмотрели Лагерь Рока, и Лёка вдруг стала до того счастливой, что потеряла всякий страх и написала папе. Просто «привет, как у тебя дела?», но раньше бы на это Лёка ни за что не решилась.

Вдруг Женька радостно взвизгнула, увидев сообщение на телефоне, и побежала открывать двери.

Лёка похолодела от ужаса, когда поняла, что пришли не девчонки, а парни. Юра и небритый парень, кажется, Вадим. Лёка едва не забилась под стол, когда они вошли в комнату и приветливо с ней поздоровались.

– Ты что творишь?! – зашипела она на Женьку, оттащив ее в сторонку. – Я не собираюсь с ними говорить, я не собираюсь в этом участвовать. Ночью с парнями в одной квартире!..

– Оля, верно? – Юра подошёл совсем незаметно, и Лёка чуть не подавилась своим языком. – Не ругайся на Женю, пожалуйста. Я еще после концерта просил, чтобы она меня с тобой познакомила. И на репетиции, думал, поговорим, а ты совсем рано убежала. Если ты не против, мы могли бы пообщаться вживую. Хоть немного.

Лёка до того испугалась, что только крикнула на Женьку: «Дура!» и умчалась во вторую комнату.

Настроение ужасно испортилось. «Ну, ясное же дело, что я не могла ему понравиться» – бормотала себе под нос Лёка. «Тогда зачем. Зачем он пришёл, что он хочет?!»

Еще и папа опять не отвечает… Он пропал когда Лёке не было и года, а потом вдруг вынырнул, решил познакомиться с дочерью. Они обменялись номерами, он пару раз звал ее в гости, к новой семье, а потом вот началось вот это. Тотальный игнор. Пустота. Впрочем, как и всю предыдущую Лёкину жизнь, но она уже успела понадеяться. Главной мечтой Лёки сделалось получить золотую медаль в одиннадцатом классе, позвать папу на выпускной – мама там ясное дело и так будет – и сделать хоть одну фотографию. Чтобы все трое, все как будто бы даже рады, все как будто немного даже семья. От ощущения, что мечта ее безвозвратно от нее ускользает, Лёка вдруг горько заплакала. Еще и мальчики эти… Господи, ну что скажет мама, когда узнает, как перед ней оправдаться…

Лёка забилась в уголок, укрылась пледом и, вся в слезах, уснула.

Проснулась от чье-то храпа. Спросонья и с опухших глаз долго не могла понять, где она и что с ней, а потом вдруг осознала, что лежит поперек кровати рядом с Юрой и руки ее обвиты вокруг его плеча. За ним лежала Женька, а за ней Вадим. Он то и похрапывал.

– Оль, не спишь? – шепнул Юра. – Не пугайся. Ты уснула, но так и плакала во сне. Я успокоить тебя хотел, а ты просила не уходить. А эти вот придурки тоже рядом вот спать улеглись… Но так даже веселее как-то. Оль, ты мне сказала «хоть ты» не уходи. Это ты про кого так?

– Про папу. – Почему-то моментально призналась Лёка. – Он меня совсем не любит.

– Ну и дурак.

Лёка улыбнулась.

– Мне очень понравилось, как ты нас слушала. И на концерте я тебя видел, в толпе. Сразу как-то зацепила, я аж на соляке сбился.

Лёка затаилась, напряглась.

– Тебе четырнадцать еще, да?

– Угу. Через два месяца пятнадцать.

– А мне восемнадцать уже. Кажется, что огромная разница, да?

Лёка убрала свои руки от Юриной руки, но не отодвинулась.

– Ты меня не бойся, ладно? Я ничего такого не удумал. Пойдем, может, погуляем? Когда скажешь. Я, правда, днем работаю почти всегда. Но вечером, часов там до девяти или когда тебе нужно быть дома, можем встретиться.

– Юр. Я не интересная совсем, и глупая.

– Не знаю. Я тогда, получается, тоже. Потому что говорить мне с тобой ну очень нравилось. А когда увидел, так вообще… Не поверишь, смотрю на тебя, и обнимать хочется. Защитить как-то что ли… Ты прости, что я сразу так, по-честному. Засыпаешь? Можно я тебя обниму?

Лёка немножко подумала и сама придвинулась ближе.

Проснувшись по будильнику, потому что в девять уже нужно быть дома, Лёка быстро почистила зубы и, никого не разбудив, вышла из Женькиного дома.

Хотелось почему-то прийти домой и громко, как глашатай на площади, заявить:

– Мама, а я всю ночь спала с мальчиком! Даже с двумя!

Лёка внутренне хихикала от этих мыслей, но маме, конечно же, ничего не рассказала. Кинула телефон на кровать, убежала в душ. Когда вышла, застала маму в привычной драматичной Ахматовской позе – профиль, взгляд преданного всем миром человека, стиснутые губы.

– Кто такой Юра, почему он записан у тебя как Юра с тремя скобочками, почему он желает тебе доброго утра. Отвечай.

Лёка почувствовала себя как космонавт в открытом космосе – одно неверное движение, один неверный жест – разгерметизация и смерть.

– Мам, это…

– Это парень, очевидно. Тебя, Женя, вероятно с ним познакомила? Отвечай.

– Он мне нравится, кажется…

– Возраст, чем занимается.

– Восемнадцать, играет на гитаре.

– И ты понимаешь, что таким парням нужно от девушек? Ольга, я думала, что ты серьезный человек, и я могу тебе полностью доверять…

– Хорошо, мам, дай телефон.

Глашатай, растеряв весь былой энтузиазм, полез на эшафот. Лёка набрала сообщение, показала его маме и, после одобрительного кивка, отправила. Мама потерла виски, выдохнула, начала готовить завтрак.

Лёка приготовилась плакать, ощущая, что у нее опять отнимают то, чего у нее никогда не было, но на смску «Юр, извини, но ты гораздо старше, и я не думаю, что нам разумно продолжать общение» вдруг пришёл ответ: «Когда я могу приехать и поговорить с твоей мамой?».

Мама протянула руку к телефону, но Лёка медлила. Мама удивленно вскинула бровь. Лёка медлила. Мама прочистила горло. Лёка медлила. Мама со вздохом быстро осела на стул и прижала ладонь ко лбу. Лёка кинулась к ней обнимать, просить прощения, показывать все нутро своего телефона и своей души.

Юра приехал после обеда. С цветами для мамы, очень красивый в черной рубашке, ухоженный, строгий. Они с мамой долго говорили на кухне, а потом мама вышла и величественно дала Лёке добро на общение с таким милым мальчиком. По часу в день. В светлое время суток.

– Оль, ты не обижайся, что я это скажу, – Юра шел рядом. Им было позволено прогуляться до парка. – Но как только тебе исполнится восемнадцать, я тебя заберу, и мы отсюда уедем.

Непрошенная весна

Вонь стояла страшная. Прокисший гороховый суп, однушка, в которой живут сорок котов, блевота алкоголика, не мытый несколько десятилетий бомж.

Потом вернулись звуки – над головой размерено пикало, снизу катилось и повизгивало, справа надсадно хрипело, слева стонало и ерзало.

Глаза открыть не удалось. Было холодно. Сверху холодно, а снизу горячо, липко и унизительно.

– Лера, блин, ты опять бабке утку во время не поставила! На пол, нахрен, капает, вытирай! Да задницу хорошо вытри, лежит вся в дерьме, тьфу!..

«Это я в дерьме» – вяло подумала Антонина Семеновна. – Это я – бабка.

Ее тело пониже поясницы подхватили сильные руки, оторвали от кушетки, грубо и наскоро протерли сухими салфетками там, где было липко и горячо, а потом кинули обратно, как кидают о земь только-только выловленную рыбу.

Горло жгло, жгло в груди, губам было больно от трещин и заед.

«Господи, и тут умереть!..» – подумала Антонина Семеновна и опять рухнула в темноту.

– Бабуля! Бабуля, глаза открываем! – Антонину Семеновну несколько раз схватили за нижнюю челюсть, сунули склизкий, пахнущий латексом, палец в рот.

– Да не запал язык у нее, норм, щас раздышится. Челюсть выдвини еще раз. Кислород не падает, значит, дышит.

Антонина Семеновна попыталась облизать губы, но язык, сухой и распухший, едва слушался.

– Воды, – просипела Антонина Семеновна. – Воды.

– Нельзя, бабуль, воды, все, лежи давай, просыпайся.

Под тяжелыми веками переливалось что-то блесткое, серо-малиновое, звездчатое, ресницы, словно плотно сжатые в замок пальцы, отказывались разлипаться. Но Антонине Семеновне критически важно было открыть глаза, снова увидеть мир, в который она уж и не чаяла вернуться.

Антонина Семеновна повела носом. Смрад сработал как нашатырь – в голове чуть прояснилось, у тела Антонины Семеновны стали появляться границы. Глаза, наконец, распахнулись, когда Антонина Семеновна осознала, что лежит совершенно голая. Большая часть ее была накрыта простынью, но обнаженная грудь с кучей липучек и проводков, была на всеобщем обозрении.

Попытавшись поднять руку, чтобы прикрыться, Антонина Семеновна поняла, что тело не воспринимает ее сигналов. Она сейчас была чем-то маленьким, едва теплящимся внутри одряхлевшей развалюхи, которую тщетно пытались починить бездушные насмехающиеся механики.

Захотелось помочиться, но Антонина Семеновна не знала, как подать сигнал, не знала даже, как сможет встать и дойти до туалета. Пока она раздумывала, тревожась и конфузясь, сфинктер за нее все решил – по клеенчатой койке опять потекло.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69492262&lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом