Белоснежные куски стерляди тонули в крепком прозрачном бульоне цвета хорошего чая, горячая уха обжигала рот заморскими пряностями, на зубах хрустели колечки лука…
– Если желтые лучи, которых боятся колдуны, и есть свет храмовых солнечных камней, это объясняет, почему колдунам заказан вход в храмы. – Борча неловко дул на ложку с ухой. – Но это поясняет лишь, почему колдуны должны не любить храмовников, однако не проливает свет на то, почему храмовники столь истово борются с колдунами.
Харчевня «Сова и Сом», стоявшая в недрах университетских дворов и двориков, собрала гораздо больше посетителей, нежели любимая студентами пивная. Зимич никогда здесь не бывал: харчевня открылась недавно, цены в ней кусались. Зато жарко горели два очага, столы накрывались скатертями, блюда отличались изысканностью, а хозяин – предупредительностью.
– Я думаю, все просто: чтобы колдуны не могли обвинить их в поклонении злым духам, – ответил Зимич. В библиотеке он продрог и теперь старался придвинуться поближе к огню.
– Да, эта гипотеза вполне правдоподобна. Но мне кажется, за этим кроется что-то еще. Потому что колдуны не очень-то часто рассказывают о своих путешествиях наверх, и о злых духах люди имеют очень смутное представление. Посмотри, о чем я думал, когда читал эту книгу: колдуны получают от «добрых духов» некую силу, которая позволяет им управлять погодой. Но, как нам известно, если где-то прибывает, то где-то обязательно убывает. Если добрые духи дают колдунам силу, то «злые духи» – злые с точки зрения колдунов – этому препятствуют. И если мы отождествим злых духов и чудотворов, то станет понятным, почему поклонение чудотворам исключает поклонение колдунам и их добрым духам. Все дело в этой самой силе!
Зимич раздумывал над слишком умными словами Борчи и решил, что Борча несколько усложняет проблему. Но его размышления неожиданно прервали.
– Молодые люди, если вы позволите присесть к вам за стол, мы с удовольствием присоединимся к вашей беседе. – Возле них остановился давешний профессор-ритор и с ним – преподаватель логики, лекции которого Зимич тоже когда-то посещал.
– Да, конечно… – пробормотал Борча, убирая плащ с соседнего стула и устраивая его у себя на коленях.
– Благодарю. – Ритор сел рядом с Зимичем, а логик – напротив. – Итак, вы закончили на рассуждениях о силе, которую несут нам колдуны, не правда ли?
И вдруг Зимича словно что-то ударило изнутри. Давно надо было догадаться, но после слов Борчи о том, что свет храмовых солнечных камней препятствует входу колдунов в храмы, смерть старого колдуна и вовсе перестала быть загадочной… «Я волшебник, я умею творить чудеса»… Кто еще мог зажечь смертоносные желтые лучи в избушке старого колдуна, как не «умелец» творить чудеса?.. Но зачем?
– Да, именно так, – ответил Борча.
– А я думаю, дело не в силе, а во власти. Не той власти, которой обладает Государь, а власти гораздо более… совершенной: власти над умами. Тот, кто владеет умами людей, – истинный властитель мира.
Зимич счел эту мысль более здравой и похожей на правду. Может быть, потому, что она была понятней запутанных умопостроений Борчи?
– Понятие «чистой власти», как и всякий абсолют, – это абстракция, – ответил Борча, теребя и комкая свой плащ, который теперь мешал ему нагибаться к тарелке. – Власть сама по себе редко требуется людям. Как правило, за ней стоят и какие-то другие выгоды. Впрочем, этим вопросом я интересовался лишь косвенно и не смогу стать вам достойным оппонентом.
– Но ведь истории известны примеры, когда не власть служила средством для достижения богатства, а наоборот, богатство приносилось в жертву власти, – парировал логик. – Нет, власть – истинная власть – для многих сладка сама по себе.
– Да, и я должен извиниться, – перебил его ритор, обращаясь к Зимичу. – За то, что не поверил вашим словам, принял вас за безумца… Когда в пивной вы говорили о том, что чудотворы существуют. Я искал вас два дня и наконец нашел. Мой товарищ назвал меня дураком, услышав мой саркастический рассказ, и он был прав!
– Я бы с удовольствием выслушал вашу историю, во всех подробностях, – кивнул логик и продолжил вполголоса, перегнувшись через стол: – И не только я. Окажите нам любезность, посетите наше собрание – туда приходят лучшие люди университета…
Зимич обрадовался было – затем он и пришел в Хстов, чтобы об этом рассказать, посоветоваться, разобраться, – и едва не кивнул, но вдруг осекся: одно дело довериться Борче, наивному, нелепому, но, несомненно, честному. И совсем другое – во всеуслышание заявить о своем скором превращении в змея. Возможно, кто-то и захочет ему помочь. А кто-то – убить, а кто-то – сделать ручным змеем, но уже для себя и своих целей, пусть и самых благородных.
– А вы не боитесь, что я шпион Консистории? – Зимич попытался улыбнуться, но получилось не очень.
– Вы не похожи на шпиона, юноша.
– Если бы шпионы всегда были похожи на шпионов! – хмыкнул Зимич и продолжил вполне серьезно: – Боюсь, я не окажу вам этой любезности. Во всяком случае, я не готов к публичным признаниям и подробным расспросам. Однако и скрывать важную информацию, которая случайно стала мне известна, я не хочу.
– Я не понимаю… – пробормотал логик.
– Все очень логично, профессор. Я не доверяю собранию лучших людей университета, куда может войти едва ли не любой желающий, лишь внешне непохожий на шпиона.
– Вы боитесь? – удивленно поднял брови тот.
– А вы нет?
– Я готов умереть за свои убеждения. – Профессор поднял подбородок – получилось смешно.
– Сдается мне, у вас будет такая возможность… – проворчал Зимич.
Неужели они все столь же нелепы и наивны, как Борча? Неужели умение строить логические цепочки, докапываться до сути вещей, размышлять и ставить под сомнение аксиомы может сочетаться с незнанием жизни и ее логики? Или искусство отстраняться от субъективного мнения, поднимаясь до объективного взгляда, делает этих людей столь уязвимыми? А может, им еще ни разу не доводилось говорить по душам с гвардейцами Храма?
– Зимич прав, – неожиданно вступил в разговор Борча. – И если мое мнение что-то значит, могу сказать, что не знал человека более благородного и бесстрашного, чем он. Но бесстрашие не исключает осторожности, и я считаю, что он не должен раскрывать своей тайны, ибо она есть оружие, которое не принесет добра никому: ни тем, против кого будет использовано, ни тем, кем будет использовано.
– Борча, я благодарен за лестное мнение обо мне. – Зимич сжал губы. И ведь язык не повернется назвать этого парня глупым… Теперь не получится солгать, рассказать историю со змеем о ком-нибудь другом, не о себе…
Хозяин подошел к очагу – подложить дров. И они, выбросив искры в дымоход, затрещали, зашипели, но занялись не сразу. Тоска – неприятная тоска, смешанная с сосущей тревогой, – стиснула ребра, комариным писком повисла на одной ноте. Не хотелось жить дальше, смотреть в будущее, не хотелось знать, чем это закончится. У этой сказки не могло быть счастливого конца. У нее не могло быть даже печального конца, который оставляет в душе светлую грусть и заставляет задуматься. Страшный конец будет у этой сказки. Страшный, неприятный, нежеланный ни для кого, даже для тех, кто ее придумал.
9 мая 427 года от н.э.с.
Поезд прибыл в Славлену к полудню. Йока первый раз в жизни ехал третьим классом и нашел это забавным. Субботним утром многие собрались в город за покупками и в поисках развлечений, вагон был забит до отказа, и им со Змаем пришлось стоять. Чем ближе к Славлене подходил поезд, тем сильней их стискивали со всех сторон. В вагоне было жарко и пахло перегаром. На платформу Йоку вынесла толпа, он вздохнул с облегчением и едва не потерял из виду Змая.
– Едем дальше или погуляем немного? – спросил Змай, когда они отошли к ажурной ограде платформы.
– Некогда гулять, – ответил Йока. Меньше всего он хотел снова залезть в душный вагон, – надо еще успеть вернуться.
– Тогда пошли за билетом. Может быть, Йока Йелен хочет поехать вторым классом, как порядочный человек? Или даже первым, что соответствует его положению в обществе?
– Змай, я нарочно оделся так, чтобы никто не догадался о моем положении в обществе. Здорово будет, если мы выйдем из вагона первого класса и начнем рассказывать о том, что я бедный сиротка.
– Твое положение в обществе бросается в глаза в любой одежде. Кого ты хочешь обмануть? Взгляд, осанка, речь…
– Тетка, которая продавала пиво, не догадалась. Она решила, что я твой сын.
– Ну и что? Было у нее время тебя разглядывать. Если же мы явимся в дом арестованного мрачуна, нас будут разглядывать совсем не так.
– Тем более надо ехать третьим классом.
– Да я не возражаю. Я просто спросил.
Первым пунктом, который они выбрали для посещения, был Храст[1 - До начала эры света Храст был столицей Северских земель, считался городом мрачунов.]: арестованный и умерший в тюрьме Негован жил именно там. Большой сильный город, обнесенный крепостной стеной, за четыреста лет пришел в запустение, превратившись в поселок вокруг музейного комплекса, – на развалины старинной крепости приезжали посмотреть со всех концов Обитаемого мира. Город, по представлениям Йоки, кишел призраками и мрачунами. Женские журналы, которые выписывала мама, разделяли его точку зрения, и только книга Важана о призраках не выделяла Храст из ряда других городов.
Конечно, Йока бывал в музее, и не один раз. Его возили туда с классом – еще в начальной школе и потом, на уроки истории. С родителями он приезжал тоже. И всегда мечтал вернуться сюда в одиночестве, чтобы облазить все темные закоулки крепости, побегать вдоволь по крепостной стене над обрывом Лудоны и – самое интересное – остаться ночевать в какой-нибудь башне, испытывая собственную смелость.
Но в этот раз мечтам снова не суждено было осуществиться: Йока боялся опоздать на встречу со Стриженым Песочником.
Поезд, шедший в Храст, снова был переполнен: из Славлены многие ехали в музей, провести выходной день за городом. И ехать предстояло значительно дольше, почти два часа. Змай успел занять сидячие места у окошка, и Йока надеялся смотреть в окно всю дорогу, но на следующей станции в вагон набилось множество пассажиров, и Змай уступил свое место какой-то жирной тетке с двумя хихикающими девчонками, такими же отвратительными, как Мила, только одетыми похуже. Йоке ничего больше не оставалось, как последовать его примеру.
– Спасибо, большое спасибо, – рассы?палась тетка в благодарности. – Я думала, задавят моих девочек. Встречаются же еще настоящие мужчины!
Она болтала всю дорогу. В основном рассказывая Змаю о своих девочках. И тот слушал! И даже что-то отвечал. Девчонки ссорились, щипали друг друга, пищали и жаловались матери. Йока едва не выл, стоя над ними, – все это было невыносимо скучно, стоять неудобно, держаться слишком высоко, дышать трудно. Больше всего он хотел вылезти из вагона и отправиться в Храст пешком. Тетка говорила о муже-пьянице, раскраснелась и смотрела на Змая, кокетливо пряча и вскидывая глаза. Переживала из-за повязки на его руке. Йока решил, что она слишком много о себе думает.
Спустившись на низкую платформу, Змай снял с лестницы обеих девчонок и подал руку толстой тетке, что привело ее в полный восторг: она ахала, улыбалась и, прощаясь, пустила благодарную слезу.
– Это было ужасно, – проворчал Йока, когда они остались вдвоем, направившись в противоположную от музея сторону.
– Что тебе так не понравилось? – Змай притворился удивленным.
– Эта жирная тетка была просто невыносима…
– Да брось. По-моему, она очень симпатичная. И вовсе не жирная. Она, что называется, в теле. И ворковала она так мило.
– Ворковала? – едва не вскрикнул Йока. – Да она несла полную чушь!
– Разве? Я не слушал.
– А… а что же ты делал?
– Так, смотрел. Думал о своем. О том, что с ней будет, когда Враг порвет границу миров. Сможет ли она выжить?
– А почему нет?
– Сначала я думал, что выживут только хлебопашцы. Но теперь и в этом сомневаюсь. Без магнитных камней в этом мире не умеют пахать землю. Не умеют сеять, не умеют жать. Ткать, прясть. Разучились. Лошадей почти нет, мельниц ветряных тоже. Как делать муку? Как ее возить? Жалко их.
– Ты поэтому хочешь найти Врага?
– Нет. Не поэтому, – жестко ответил Змай, и Йока почему-то не решился его расспрашивать.
Арестованный мрачун жил не на краю поселка, как представлялось Йоке, и не возле крепости, что тоже было бы логично, а недалеко от станции, на узкой улочке с деревянными заборами и маленькими домишками в скромных садиках. Высокие липы по обеим сторонам улицы создавали тень, а сквозь листья просвечивало солнце. Видимо, вчерашняя ночная гроза дошла и до Храста, потому что на дорожке блестела непросохшая грязь.
– Уютненько, – сказал Змай.
– Тебе везде «уютненько», – усмехнулся Йока.
– Наверное.
Дом мрачуна с белыми резными наличниками был покрашен в небесно-голубой цвет, к крыльцу от калитки вела дорожка между смородиновых кустов. Змай первым вошел в калитку, но перед домом пропустил Йоку вперед.
– Давай. Посмотрим, что у тебя получится.
Йока давно заготовил нужные слова и, когда на его стук приоткрылась дверь, выпалил:
– Здравствуйте. Мы ищем Сгибу Негована.
На пороге стояла женщина, худая, некрасивая, с черными кругами вокруг глаз.
– Что вам надо от Сгибы Негована? – каркнула она хрипло.
– Я привез ему письмо от его друга. Из Стании.
– Убирайтесь прочь, – прошипела женщина, сузив глаза. – Прочь! Проклятые шпионы. Когда же вы оставите нас в покое?
– Я… – попытался вставить Йока, но женщина неожиданно толкнула его руками в грудь, и он свалился бы с лестницы, если бы за спиной не стоял Змай.
– Убирайтесь! – она стиснула зубы и зажмурилась, как от боли. – Имейте хоть каплю совести!
– Зачем толкаться-то? – спросил Змай, выступая вперед. – Мы и словами понимаем. Сказали убираться – мы уберемся. Спасибо за гостеприимство.
Женщина вдруг раскрыла глаза и отступила на шаг. Руки ее опустились, она шумно и судорожно вдохнула – словно всхлипнула. И по щекам ее побежали слезы.
– Простите, – выдохнула она, – простите.
– Ничего, ничего, – Змай шагнул к ней и обнял, прижимая к груди ее лицо. Оказалось, она маленького роста.
– Я думала… Я думала, опять шпионы. Сгиба погиб месяц назад, на руднике… Несчастный случай.
– Я знаю, – ответил ей Змай.
– Мальчиков бы уберечь… Сгиба не дожил. Не увидел… Проходите. Проходите скорей, пока вас никто не заметил. – Она шмыгнула носом и отстранилась от Змая, вытирая лицо сухой тонкой рукой.
Дом был темноват, но прибран так чисто, что Йока побоялся пройти и замер на пороге маленькой кухни. Белые кружевные занавески, белые полотенца и скатерти, беленая печь с чугунной плитой, простая посуда на полках, сияющие сковороды и кастрюли…
– Мама, кто там? – Из прикрытой двери высунулся парень лет двадцати, высокий и широкий, как шкаф. Вслед за ним показался еще один, не многим младше и не многим мельче.
– Тихо, дети, – женщина приложила палец к губам, – у нас гости.
Оба парня вышли из комнаты и, не взглянув на Йоку, молча уставились на Змая.
– Здрасьте, дети, – сказал Змай, и Йока едва не прыснул.
– Проходите в большую комнату, – велела женщина, показывая на другую дверь, – мне нечем вас угостить…
– И не надо, – оборвал ее Змай и подтолкнул Йоку вперед, – если позволите, водички бы…
– Конечно. Мальчики, достаньте морс. Садитесь. Вот сюда, здесь удобней.
