– На то и расчет. Мы напоили их столькими отварами ради эксперимента… Так что случилось дома?
– Хенрика, в какой же ты скверной семье родилась, – тихо сказала Авалона и рассказала ей обо всем, что произошло в Уиптер-холле.
Раздосадованная, Хенрика присела на скамейку. Казалось бы, стоило за столько лет привыкнуть к вечному хаосу, что творился в родном доме, но она не могла. Пожалуй, пьянство мамы и вражда Гапы с ней – болезни, которые она не в силах исцелить.
– Ну, бабушка Гапа без упреков – как капризный ребенок без пирога, – грустно произнесла Хенрика.
– Я сочувствую, что тебе приходится…
Авалоне не удалось закончить свою мысль – ее прервал вопль одного из одертов, который переполошил весь палаточный госпиталь. Другие вскочили с тюфяков и окружили кричащего. Когда Хенрика, расталкивая здоровенных мужчин на своем пути, насилу пробралась к больному, то увидела то же, что и раньше: капли синей крови на порезе.
– Сделай что-нибудь! – орал кто-то из толпы.
– Смотрите, эти тоже обращаются, – закричал кригарец, указывая на товарищей, которые бились в конвульсиях. Из ран мужчин на руках сочилась синяя кровь. Они были заражены.
– Уходим! – скомандовала Хенрика. – Быстро! Быстро!
Толпа ринулась к выходу. Кто-то из удиравших одертов упал, его вырвало синевой, послышался хруст костей.
Покинувшие палаточный госпиталь создали в лагере панику. Отовсюду доносились крики, раздавался сигнал рога, предупреждающий об опасности. Труа, труа, труа. Неустрашимые одерты спасались бегством. Их пугали, скорее, не сами обращенные, а то, что придется расправляться со своими собратьями, чьи звериные глаза заставляли кровь стыть в жилах. Передвигаясь на четвереньках, два десятка зараженных одертов охотились на вчерашних соратников, ставших для них желанной добычей.
Виктигт как раз возвращался в свой шатер с Густавом и Йонгальфом. Мужчины в растерянности остановились, видя, какая неразбериха творится в лагере. Ингвар засвистел, привлекая внимание воинов, и велел им немедленно обнажить мечи.
Над головами кригарцев пролетали огненные шары Видара и комья земли, посланные Йонгальфам. И те и другие преследовали оборотней, которые прятались за телегами и шатрами. Несколько палаток вспыхнули, оттуда повалили вопящие одерты. Слышались стоны, жгучая брань и лязг стали – кто-то ожесточенно орудовал боевыми топориками.
Авалона до боли в пальцах вцепилась в Хенрику, чтобы не потеряться в толпе обезумевших воинов. Одерты задевали девушек плечами, пихали локтями в бока и то и дело грозились втоптать в грязь. Им на помощь пришла Доротея, самая старшая из врачевательниц. Она схватила девушек за руки и оттащила их в сторону, подальше от разрастающегося очага сражения. Врачевательницы спрятались под обоз, где смиренно ожидали окончания этого кошмара. И вскоре все закончилось: воздух разрезали аккорды грома, а затем беспорядочные крики смолкли.
Глава 5
Состояние Авалоны беспокоило Хенрику. Она либо рыдала, либо вела себя отчужденно. Хенрика напоила сестру сонным снадобьем и уложила в своей палатке. Девушка с другими врачевательницами осмотрела тела зараженных, прежде чем одерты сложили трупы в телеги и переправили их в Кригар для похорон.
В палаточном госпитале Видар отдал Хенрике список имен зараженных кригарцев и посмотрел на нее так, словно безмолвно упрекал в произошедшем. Когда одерт удалился, Хенрика села на лавку и изучила его. Многие имена ей были знакомы. Хенрика заглянула в свои записи – она расспрашивала одертов, откуда у них появились порезы. Никто не помнил.
В палатку вошел недовольный виктигт, он неторопливо курил. Одернув дубленку, Ингвар сел на скамейку напротив врачевательницы. Некоторое время они молчали, а затем одерт произнес:
– Видар прав лишь в одном: только ты можешь в этом разобраться.
– Ну, вы меня переоцениваете, – грустно сказала Хенрика. Бодрое послевкусие от благодарности Бартлида оказалось недолгим – она снова чувствовала себя ничтожной в руках обстоятельств.
– Почему ты не сообщила мне о случившемся? – Виктигт вытащил из мундштука пирлату, потушил ее и оставил окурок на столе.
– Видар сказал, что вас нет в лагере и он сам со всем разберется.
Нет, в Видаре он не ошибся, его впрямь нужно было отстранить от командования. Чрезмерное своеволие этого одерта стоит им больших потерь.
– Видар – никто, – процедил виктигт. – Он, разумеется, думал иначе, но я помог ему все осознать и избавиться от старых привычек командира.
– Ага, вот только я не разбираюсь в иерархии кригарских военных и мне все равно, – злилась Хенрика.
Она рывком поднялась с лавки и принялась мерить шагами небольшой участок палатки.
– Избавь меня от ненужных эмоций и сцен, – небрежно бросил виктигт. – Ты что-нибудь узнала об этой загадочной эпидемии? – Он заглянул в записи Хенрики, которые лежали на столе.
– Ничего особенного, – сухо ответила Хенрика.
Виктигт молчал, расшифровывая неразборчивый почерк врачевательницы. Никакой ценной информации записи не хранили.
– Дальше, – сказал он, после того как закончил чтение.
– Я не ваша подчиненная, не приказывайте мне!
– Ты переходишь все границы.
Он был прав. У Хенрики опустились руки. Она ничего не могла поделать с неизвестной хворью и ощущала себя лгуньей. Какая же она врачевательница? Хенрика нервно поправила манжеты рубашки, уговаривая себя успокоиться.
– У всех раненых одинаковые порезы или царапины. Только кто-то обращается в оборотней, а кто-то нет. – Хенрика остановилась и скрестила руки на груди. – Я обнаружила кое-что еще. Раньше кровь только едва сочилась из порезов, но один из последних зараженных блевал синей кровью.
Виктигт убрал мундштук в карман и сложил руки в замок. Не хватало ему еще оборотней в лагере! И помочь избавиться от них могла врачевательница в серой юбке и жилетке, это взбалмошное и эгоистичное создание. Виктигт не любил зависеть от других, он привык сам решать проблемы.
– Есть какие-то мысли по этому поводу? – спросил он.
– Может, их кто-то порезал отравленным клинком, – пожала плечами Хенрика.
Виктигт засмеялся. Хенрику рассердила его насмешка, она сжала губы, брезгливо взяла со стола окурок и выкинула его из палатки.
– Не заявляйтесь сюда больше с пирлатой! – сурово сказала она, угрожающе нависая над одертом.
– Это мой лагерь, – спокойно ответил виктигт.
– Раз ваш, тогда сами и лечите одертов.
– А мне говорили, идвионки покладистые.
– Здесь я врачевательница. – У Хенрики порозовело лицо – обстоятельства явно складывались не в ее пользу.
– Я помню, и, надеюсь, ты тоже. Потому что сейчас я вижу перед собой лишь испуганного ребенка. Значит, ты полагаешь, альбиносы так разумны, что могли придумать, как отравить моих воинов?
– Да, именно так я думаю.
– Но альбиносы тупые. Твоя теория неверна.
– Знаете, господин Ингвар, есть такое растение – «улыбчивый цветок». Он выглядит невинным. Обыкновенный однолетник на тонкой ножке с нежнейшими лепестками голубого цвета и дугой, напоминающей улыбку, в сердцевине. Так вот, этот цветок ни у кого не вызывает тревожных мыслей. – Хенрика опустилась рядом с виктигтом на лавку. – Но улыбчивый цветок – растение-паразит. Его корни легко перемещаются под землей, медленно подбираясь к здоровому растению. Цветок убивает все, к чему приблизится. Это я к тому, что вы можете ошибаться насчет некоторых вещей, кажущихся очевидными. Может, альбиносам помогают.
– Раз такая умная, может, сама со всем разберешься?
– Вы возложили на меня столько надежд, а Видар – обязанностей. Мне не справиться! Что я могу? Я всего лишь врачевательница.
Какое унижение! Слезы рвались наружу, но гордыня не позволяла ей разрыдаться при виктигте.
– И что? Не нужно быть кем-то особенным, чтобы изменить судьбу тысяч, миллионов людей. Обычные воины спасали города, выдерживали осады, восстанавливали справедливость в мире. Обычные люди сильнее, чем нам кажется. И опаснее. – Одерт поднялся со скамьи. – Ты обещала оберегать и лечить моих воинов, и в твоих интересах следовать своим словам. Передавать все, что выяснишь, станешь моему фактотуму – Йозефу. Я его пришлю чуть позже. – Он бросил прощальный взгляд на врачевательницу и покинул палатку.
Хенрика вцепилась руками в лавку, ее переполняла злоба. На смерть. На виктигта. На Видара. На себя. Она не воин, не в этой жизни, она врачевательница – та, что не может спасти людей. Сомнение в себе – худшее проклятие, которое человек насылает на себя. Его яд медленно растекается по венам, отравляя тело с каждым мгновением.
***
Доротее прошлой осенью исполнилось тридцать четыре года. Карие глаза глядели строго и требовательно, а остренький носик «смотрел в рюмочку». Маргарет так говорила.
Никто из семьи Доротеи уже не ходил по этой земле. Всех убили альбиносы. Мужу размозжили череп, вспороли ножом живот, а кишками украсили забор. Мать Доротеи изнасиловали десять альбиносов, а затем сожгли безжизненное тело в домашнем камине. Отца пинком сбросили с утеса. Так Доротея осталась одна. Со временем она примирилась со скорбью и заново полюбила жизнь.
Лечить Доротея взялась с юного возраста, надеясь, что в ней есть сила настоящей врачевательницы и стоит ее лишь пробудить. Но чуда так и не случилось. Она не могла интуитивно почуять раны, ожоги или переломы, однако относилась к своей работе гораздо серьезней, чем многие из девушек. Скрытые же болезни не распознавал никто. Считалось, что хворь приходит от Бога для какой-то цели и исцеление находится в душе человека. И только Миртл должен решать кому жить, а кому умирать.
В лагере проживало немного врачевательниц. Некоторых идвионок приглашали, когда не хватало рук и была необходима помощь в обеззараживании ран или еще какой-то работе, не требующей большого опыта и знаний.
Доротея собрала в своей палатке десять врачевательниц, тех, кто хоть что-то понимал в травах и лечении. Она обратилась к ним с просьбой о поддержке, поскольку одерты умирали от неизвестной болезни и необходимо было с этим что-то делать. Но ее слова девушки восприняли с возмутительным безразличием.
– А у врачевательниц забота какая? А такая, чтоб лечить ранения, а не спасать от проклятий. Ну, верно ведь, девочки? – обратилась Этель к врачевательницам. Те с готовностью закивали.
– Я согласна! – пропищала, словно котенок, Маргарет.
– Так значит, если кто-то заболеет… ну, не знаю… простудится, то вы не поможете? – подбоченилась Доротея.
– Нет… или…
Маргарет растерялась и замолчала. Бывало, она говорила быстрее, чем успевала все хорошенько обдумать. Хенрика считала, что ее узкий лоб указывал на скудность интеллекта. У Этель был такой же. А выражение лица девушки всегда демонстрировало протест. Хенрика никогда не понимала мотивов Этель врачевать одертов.
– Да мы здесь ишачим с утра до ночи! – возмутилась Этель. – Одертам ли на нас наговаривать и спрашивать о неясной болезни, которую сами же занесли в лагерь?
– Бесстыжая! – проворчала Доротея.
– Хочешь заразиться, Доротея? Дело твое. Я здесь не за этим. Как и все мы. Да, девочки? – Этель снова посмотрела на врачевательниц, которые в ответ одобрительно замычали.
Хенрика поняла, что зря уступила Доротее и позволила организовать всеобщее собрание. Этель, Маргарет и другие врачевательницы, в отличии от Хенрики, не давали обещания виктигту и могли покинуть лагерь в любую минуту. Только она была по-настоящему привязана к этому месту.
– Чтобы не терять времени, обращусь сразу ко всем с одним вопросом, – сказала громко Хенрика. – Кто намерен помочь одертам справиться с этой новой болезнью?
Руки подняли Доротея и Гертруда и она сама. Остальные врачевательницы пристыженно опустили головы. Все, кроме Этель, разумеется. У нее совести за душой водилось немного.
– Раз так, вы свободны, – произнесла Хенрика, постукивая пальцами по бедру.
Врачевательницы одна за другой покинули палатку. Хенрика с грустью смотрела им в спины.
– Нет, вы видели, какие бессовестные?! Рвут они жилы с утра до ночи! Ну-ну! – ругалась Доротея.
– И пусть. Забудь о них, – махнула рукой Хенрика.
Доротея бушевала и металась из стороны в сторону, сетуя на невежество и безразличие людей к чужой беде. Гертруда, наблюдая за ней, разглаживала пухленькими пальчиками на коленях передник.
– Ну, право, – заговорила девушка, – не держи на них зла. Давайте не будем с врачевательницами ссориться.
– Не будем ссориться? А как иначе, Гертруда? В лагере Тени завелись, а Этель и Маргарет затряслись от страха, как заячьи хвосты. Да и другие тоже. Напролом действовать надо! Вот из-за их трусости другие люди и гибнут. Из-за таких, как эти наглые морды, никогда в мире союза не будет. Это предательство.
– Нет-нет, – затараторила Гертруда, – не горячись! Боятся они, ну, чего уж за то их винить.
– А мы не боимся?
– Забудь про них, – попросила Хенрика. – Давайте лучше подумаем о том, что уже знаем.
Немного поостыв, Доротея подошла к Хенрике и Гертруде и заговорщически произнесла:
– Я думаю, одертов заразили альбиносы.
– В этом я уже сомневаюсь, – покачала головой Хенрика. – Ну, посудите сами. Эйл получил, предположим, рану в битве. После ранения прошло пять дней. Эйл перевоплотился самый первый, но почему остальные кригарцы не обернулись в тот же день? Они ведь вместе сражались. Нет, заражение случилось уже после битвы.
– Именно! – воскликнула Гертруда и вскочила с лавки. На ее щеках от волнения проступили алые пятна. – Некоторые одерты почти одновременно обратились в оборотней, так ведь? – Хенрика кивнула. – Значит, их заразили всех вместе.
– Нам надо выяснить, где это они были, – заключила Доротея. – Мы что, должны еще и свидетелей опрашивать?
– Может и нет. Скоро придет Йозеф, – вспомнила Хенрика. – У него и спросим.
– Кто такой Йозеф?
– Фактотум виктигта.
Йозеф – худосочный одерт с вытянутым лицом и широкими скулами – явился под вечер в палаточный госпиталь. Его белые сальные волосы были всклокочены, а от тела неприятно разило по?том, но это не мешало ему с гордым видом восседать на скамье, рассказывая врачевательницам о еще троих зараженных. Их убили на стадии превращения, чтобы не подвергать опасности лагерь. Любопытно то, что никаких порезов на руках тех одертов не было. «Виктигт оказался прав, – нехотя признала Хенрика. – Альбиносы никого не заражали».
– Йозеф, ты хорошо знал новых жертв? – поинтересовалась Хенрика, присев рядом с ним. Почуяв вонь, она поспешно отодвинулась.
– Ну да, – кивнул Йозеф.
– Эйл со всеми водил дружбу?
– Не шибко. Мужики его не принимали. Эйл, как клещ, впивался в них, говорил всякую хр… кхм, дрянь.
Хенрика замолчала, обдумывая следующий вопрос. Врачевать она умела, а вести расследование – нет. Мысли ее кружились и жужжали, как рой пчел.
Йозеф поднял взгляд на стоящую перед ним Гертруду. Она зарумянилась и скромно потупилась. Йозеф поинтересовался:
– А чего это вы меня расспросами давите?
– Нет, нет. Мы просто разговариваем, – с улыбкой ответила Доротея.
– Ну, ладно. В общем, Эйл ходил, как и все, в игральный дом. – Йозеф поскреб затылок длинными пальцами. – Ну, туда все ходют… Чаще, конечно, в бордель, но в «Колоду» тоже…
