Наталья Гунина "Йарахонг. Город тысячи храмов"

Игнасий поднес ладонь ко лбу, защищая глаза от бликов. Он не ошибся. На остроконечном зеленом куполе храма Сианэ-плодородия темнели фигурки. Мальчишки.

Внезапно Игнасий сбился с шага и чуть не налетел на отца Далассина. Там, впереди, была какая-то заминка. Кто-то вскрикнул. Захлебнулись и умолкли флейты. Игнасий на секунду замер, прислушался и начал протискиваться вперёд.

В праздничной повозке Инаша-ветра плясало бездымное пламя. Пылали бумажные лепестки и ленты, корчились и чернели живые цветы. Резкий порыв ветра прибил было огонь, но через миг пламя взметнулось еще выше. За Игнасием протиснулась жрица воды, махнула рукавом, и с её ладони сорвался широкий фонтан брызг. Хлопнуло, зашипело. Повозка окуталась непроглядным облаком пара. Полминуты – и его развеял ветер.

Что за бедственный вид был теперь у повозки! Обгорелая, почерневшая древесина. Рассыпавшиеся пеплом бумага и шелк. Цветы с обугленными, свернувшимися от жара лепестками. Дыхания Инаша не было вовсе. Глава храма ветра, схватившись за грудь, осел на мостовую. Потрясенное молчание раскроил нечеловеческий горюющий вой.

– Это дурной знак, – голос одного из пророков звучал сурово и гулко, перекрывая вопли и бормотания, – грядёт год бедствий и несчастья. Как он начался, так и будет длиться.

– Это всё Пламя виновато! Они завидуют! В этот год выбрали нас, а не их! – взвизгнула жрица ветра с завитыми кудряшками. Над ее макушкой зарождался вихрь.

– Ну-ну, милочка, – пробасил служитель огня, оглаживая ухоженную бороду, – Если бы пламя было нашим, оно бы так легко не поддалось.

– Реликвия утеряна – вы поглядите! Собственный символ сберечь не могли. Хранители города? Тьфу! – выкрикнул кто-то.

– Меня ударили, я не виновата, это случайность, – из глаз пухлой жрицы Плодородия потекли слезы, размывая тушь и краску.

– Ты сама на меня налетела, а космы свои надо лучше крепить, чтоб не разваливались!

Постепенно выяснилось вот что: первым запнулся жрец бога-пророка. На него налетел один из служителей Ветра, размашисто шагавший следом. Он резко затормозил и подтолкнул шедшего рядом соседа, у которого вот уже второй день болела вывихнутая ступня. Тот пошатнулся и чуть не упал, взмахнув для равновесия руками. Одна ладонь случайно ударила жрицу Плодородия. С самого верха ее замысловатой причёски сорвалось яшмовое яблоко: треснула закреплявшая его шпилька. Тяжёлый круглый снаряд улетел в повозку Ветра, сбив висевший на цепочке фонарик. Тонкое стекло лопнуло. Огонь высвободился и перекинулся на бумажные лепестки.

Игнасий не чувствовал фальши ни в чьих словах. Дикая, чудовищная случайность. Никто не виноват. Никто не сумел предотвратить беду, ни люди, ни боги.

Именно эту версию событий Игнасий доложил отцу Далассину. Именно ее посчитали истиной.

Жрецы храма Ветра, удрученные потерей божественного артефакта, все же завершили ритуал. Инаш-ветер стал на год хранителем города. Всеобщее потрясение быстро схлынуло, оставив после себя тень недоверия к Ветру, а заодно и к Огню.

Но что, если версия была ложной?

Сейчас, три месяца спустя, за этим событием Игнасию чудился изощренный разум и тщательно продуманный план. Потеря святыни ветра казалась связанной с другими, и везде мелькали лиловые мантии пророков. Но этого было недостаточно.

Отец хочет доказательств? Что ж, Игнасий их отыщет.

Глава 2. Черная птица

Принять решение часто бывает легко. Осуществить – сложнее.

Игнасий не питал пустых иллюзий. Конечно, славно было бы зайти в храм Ахиррата-пророка, заглянуть в тайники и посмотреть, нет ли там чужих святынь. Славно. Но кто бы ему позволил! Являться незваным в храм, где тебе не рады, и что-то требовать – слишком опрометчиво. На прямые расспросы не получить ответов. Пророки, как всегда, либо промолчат, либо отделаются пустыми фразами, несомненно правдивыми, но не относящимися к делу. А для того, чтобы завести невинную на взгляд беседу с вопросами-ловушками, Игнасию не хватало сведений. Всё, что оставалось – походить вокруг да посмотреть. Вдруг предоставится случай. Если пророки стали действовать почти в открытую, они могут себя чем-нибудь выдать.

Облака наконец разошлись, открыв взгляду купол синего неба. Город преобразился. Исчезла туманная муть из витражных отражений, заблестели окна и мозаичные узоры. Раскрылись чашечки вьюнков. С затененных уголков мостовой испарялась ночная влага. Стало шумно. Мальчишка на перекрёстке торговал мороженым. На объёмистой обитой войлоком коробке проступала вышитая снежинка – знак Стужи. На поперечной улице промелькнула цветастая стайка девушек в масках и бумажных крыльях, послушниц богини насекомых. У них, должно быть, сегодня праздник. Ветер стих. На улицы Йарахонга снова опускалась жара, давшая городу всего несколько дней передышки.

Игнасий подмечал всё это мельком, по привычке. В обыденной городской суете ему чудилось напряжение, как перед грозой.

Вот и храм пророчеств. Массивный, величественный, пышный, весь покрытый вязью резных узоров, залитых фиолетовой эмалью. Над главным входом высился искусно выполненный витраж с цветами и серебряным оком Ахиррата посередине. Чуть выше начинались ряды обыкновенных окон. Одно из них было приоткрыто. Игнасий миновал храм по противоположной стороне улицы, постоял, сделав вид, что любуется фреской на стене, и не спеша пошёл обратно.

На улице было оживленно и людно. Одни неторопливо прогуливались, другие шагали целеустремленно и прямо. Бегали дети. Разносчик торговал жареными орехами и леденцами. Высокие двери храма Ахиррата за это время хлопали несколько раз. Постучался и зашёл посыльный с корзиной фруктов. Влетела, щебеча, компания юных паломниц со строгой дамой, сопровождающей их. Обычная дневная суета, ничего особенного. Игнасий попусту тратил время. Он уже начал было перебирать предлоги, чтобы войти в храм пророчеств и завести нужный ему разговор, но дверь хлопнула снова.

Наружу показались двое в лиловом. Один высокий, чернобородый, второй пониже, широкоплечий крепыш. Игнасий не помнил их имен. Первый нёс в сумке что-то тяжелое, у другого сзади оттопыривался край плаща, как будто к поясу была прикреплено что-то длинное. Оружие? Здесь, в мирном и благословенном Йарахонге? Это был тот шанс и та странность, которую ждал Игнасий. Он немного помедлил, пропуская этих двоих вперёд, и не спеша двинулся следом.

На подоконник полуоткрытого окна, шумно хлопнув крыльями, слетела галка. Она сунулась было внутрь, но задержалась, кося черным глазом на улицу. В её взгляде чудилось что-то неуютное.

Игнасий держался на расстоянии, небрежно, как на прогулке, поглядывая по сторонам. Жрецы-пророки, за которыми он шел, будто бы праздно шатались. Они миновали базар с россыпью фруктов и душистыми специями, шумный и веселый, как будто утром ничего не произошло. Постояли возле ларей со свежей рыбой и осьминогами. Их только сегодня выловили из моря у подножия гор, на которых стоял Йарахонг. Морские гады покоились в искрящейся ледяной крошке, на боку каждого из ящиков красовалась снежинка Стужи. Там жрецы завели беседу с торговцем. Потом постояли и поговорили в другом месте. По широким ступеням поднялись к гигантскому моноптеру – круглой крытой колоннаде, на мраморном полу которой сиял знак хранительства Инаша-ветра. Постояли внутри и, спустившись с противоположного края, разошлись в разные стороны.

Но внимательный взгляд мог разглядеть и иное.

Возле ларей с рыбой жрецы-пророки обменялись кивками с продавцом, при этом небольшой бумажный сверток перешел из рук в руки. Игнасий не слышал ни слова и не смог ничего прочитать по губам – слишком далеко, но опознал беседу по движениям тела и наклону головы. Торговец благожелательно кивал, но когда они отошли, ссутулился, его спина и плечи напряглись. Он был встревожен? Или испуган?

Когда пророки поприветствовали знакомых, в рукопожатии снова мелькнуло что-то некрупное. Жаль, нельзя было подойти ближе и подглядеть, что именно.

Для доказательств этого было мало. Никому не запрещено разговаривать с торговцами на рынке и передавать вещи знакомым. Да и моноптер всегда открыт для посещений. Более того, он был одним из мест, куда люди заходили чаще всего. Многие хотели посмотреть или просто прогуляться мимо знака покровителя города, начертанного на центральной площадке, возле которого день и ночь дежурили сменявшие друг друга адепты бога-хранителя. А ещё там почти всегда ощущалось присутствие божества. В этом году меж колоннами гулял ветер – свежесть и прохлада посреди дневной жары. Легкое дуновение охлаждало разгоряченные щеки, играло с развешанными на нитях перышками, звенело крохотными серебряными колокольчиками.

Чем занимались в моноптере жрецы, за которыми шел Игнасий? Он не сумел разглядеть: слишком много народу. Но вряд ли чем-то особенным, по той же причине. Когда Игнасий поднялся в моноптер, их там уже не было. Затерялись в многоцветье толпы.

Игнасия не оставляла мысль, что он увидел всё это только потому, что ему позволили. Не прятались, не таились. Это означало одно из двух: либо не происходит ничего особенного, а все странности ему только померещились, либо процесс уже запущен, и пророки не боятся, что кто-то сорвет их планы. Игнасий потер переносицу. Прямых доказательств умысла служителей Ахиррата у него все еще не было, но подозрения крепли. Хрустальный клинок кроме старика-кликуши забрать было некому, и оружие под плащом ему явно не почудилось.

А еще за двумя пророками повсюду следовала галка. Или, наоборот, за ним, Игнасием? Нет, вовсе не безотрывно. Она то терялась из виду, то снова показывалась: на резной балюстраде, в ветвях грушевого дерева, на желобе водостока. В городе жило немало птиц – голубей, воробьев, скальных поползней, тех же галок. Время от времени над крышами кружили черные тени беркутов. Но Игнасий был уверен, что птица, которую он встречал сегодня – одна и та же, а не разные. Чем-то она выделялась среди прочих. Поворотом головы? Не по-птичьи внимательным взглядом? Возможно, она была ключом к чему-то важному.

Снова искать этих двоих было бесполезно, возвращаться к храму пророчеств, кажется, тоже. Игнасий решительно повернул прочь, к восточной части города. Обиталище богини птиц находилось на самой окраине.

Горное плато, на котором стоял Йарахонг, в южной и центральной части было почти плоским, а на северо-востоке круто забирало вверх. Некоторые террасы здесь были природными, другие же – рукотворными, вырубленными в скале. С площадки на площадку взбегали ступени из серого с рыжеватыми прожилками камня. Кое-где журчали оправленные в желобы ручьи. Здесь было зеленей, чем в центре города. Постройки, казалось, уединились, отделившись друг от друга камнем подпорных стен и живыми ветвями деревьев.

Храм богини птиц стоял на самом верху, на скальном выступе. Когда-то Игнасий знал здесь каждую ступень и каждый камень, но в последние несколько лет его редко заносило в эту часть города. Игнасий поднялся по крутой лестнице, с обеих сторон густо заросшей кустарником, и огляделся. Вокруг был простор и птичий гомон. По сторонам, сколько хватало глаз, его окружало небо, синее, глубокое, с редкими брызгами облаков, лишь с запада перегороженное горной грядой. Вдалеке и внизу темнело море. И повсюду были птицы. Они переговаривались в ветвях, кружили над головой, взмывали снизу, из-под обрыва, и ныряли обратно. Игнасий видел, пока поднимался: вертикальный склон был весь залеплен наростами птичьих гнезд.

Высокий ажурный храм смотрелся сердцевиной этого небесного мира. Белоснежный купол удерживали тонкие арки, переходившие в объемный орнамент из каменных перьев, крыльев, клювов, который опирался на широкий устойчивый первый этаж. Казалось, сделай еще шаг вперед, и постройка выпростает спрятанную в перья голову, хлопнет крыльями и взлетит.

Скрипнула, открываясь, дверь, и наваждение схлынуло. Вышла маленькая, рано состарившаяся женщина со смуглым обветренным лицом в пигментных пятнах. Белоснежные волосы были убраны в толстую косу. С плеч спускался плащ из пестрых совиных перьев. Это была Бурунг Ханту, глава храма птиц.

– Многих лет вашему храму и вам, уважаемая.

К главам полагалось обращаться именно так, на «вы». Никогда не знаешь, находится ли он в этот момент один, или сквозь его глаза смотрит божество.

– Что привело тебя, юноша? Нужда или желание меня навестить?

– И то, и другое вместе, – улыбнулся Игнасий.

– Идем наверх.

За углом храма начиналась лестница с гладкими, вытертыми множеством ног, ступенями и теплыми на ощупь деревянными перилами. Глава, несмотря на возраст, поднималась легко, будто под её ногами был ровный пол.

Наверху на выложенной ракушечником площадке стоял плетеный столик с исцарапанной птичьими когтями столешницей и два кресла с пестрыми подушками. В центре стола круглились фарфоровыми боками белоснежный чайник и пара чашек. На широком блюде высилась горка печенья.

– Вы ждали меня?

– Это и есть твой вопрос, юноша? – Бурунг Ханту улыбнулась, не разжимая губ.

– Вовсе нет. – С ответной улыбкой покачал головой он.

– Тогда садись. Любой обстоятельный разговор лучше вести за столом. Мои девочки тут всё приготовили. Разливай чай.

Напиток оказался прохладным и душистым. Игнасий хрустнул печеньем и сделал еще глоток. Конечно, его визит не мог остаться незамеченным. В этом уединенном месте вряд ли бывает много гостей, поэтому каждый как на ладони. В кустах чирикали воробьи и то щебетали, то жужжали вьюрки, так что тут тоже все понятно. Но зачем ей?

– Разумеется, я узнала от птиц. Они не очень умны, но многочисленны и наблюдательны, – проговорила глава будто в ответ на его мысли.

– Разумеется, – отозвался Игнасий.

Интересно, что еще ей известно, и какую информацию она хочет получить. Бурунг Ханту не из тех людей, которые делают что-то просто так.

– А ты, юноша? Ты тоже наблюдателен. Расскажи, здоров ли Далассин, что интересного творится в городе. Побалуй отшельницу свежими сплетнями.

Птицы вездесущи, но почти настолько же беспамятны. Предупредить о пришельце – это одно. Запомнить и передать разговор уже сложнее. А понимание взаимосвязи событий далеко за пределами их талантов.

Игнасий взял непринужденно-светский тон и наболтал того, о чем и так известно. Что Далассин Истина в добром здравии. Видит Всебесцветный Яэ, это было не ложью, а лишь легким преувеличением на пользу храма. Незачем всем подряд знать о проблемах и сложностях, даже дружественным персонам, вроде главы Птиц. Тем более, что Далассин сегодня утром и правда был почти в порядке. Игнасий рассказал, что огненные снова ввязались в очередное вроде-как-товарищеское соперничество с водными. Что на рынке появился новый серебристый сорт винограда, которым храм Плодородия очень гордится. И, конечно, о мёртвом теле, найденном утром на площади. О нём невозможно было умолчать.

Бурунг Ханту кивала и вставляла ничего не значащие вопросы. Похоже, ее мысли занимало что-то другое.

– А что ты можешь сказать о пророках, юноша? – бросила она небрежно, как бы между словом.

Ага, вот оно. Игнасий насторожился, не меняя выражения лица. Вот главное, что она хотела услышать. Что он может ей рассказать? Он мягко улыбнулся.

– Они ведут себя как обычно, уважаемая глава, то есть совершенно безобразно. Одно только представление над трупом чего стоило. Но, – он помолчал и добавил – что-то идёт не так, и я пока не могу разобраться, что именно.

– Вот оно как. Что ж, это подтверждает мои мысли.

– А что можете сказать о пророках вы? Ведь ваш вопрос не был пустым любопытством.

Она что-то знала. Или подозревала. Не зря же начала спрашивать о них первой.

Бурунг Ханту отвела взгляд.

– Немного, юноша, немного. Но того, что слышали птицы, достаточно, чтобы посоветовать тебе в ближайшие дни не лезть на рожон. Но ты вряд ли послушаешь добрых советов.

Игнасий вежливо улыбнулся. Что ж, это немного, но вряд ли стоило рассчитывать на большее. На что он только рассчитывал, заявляясь сюда?

– И еще. За мной сегодня повсюду следует галка. Ваша? – спросил он в лоб.

– Хм, – Бурунг Ханту задумалась, – Оглянись, юноша. Сейчас ты ее видишь?

Игнасий посмотрел по сторонам и покачал головой. Глаза Бурунг Ханту полыхнули янтарем.

– Не думаю, что она наша, – медленно проговорила она, – а теперь иди, юноша, и все-таки будь осторожен. Это важно, особенно в такой неспокойный день, как сегодня.

Игнасий кивнул и попрощался.

Как только он миновал стену кустарника, окаймлявшую храм богини птиц, чей-то взгляд лег ему на затылок. Игнасий огляделся. Вот она, галка. Комок из чёрных перьев и внимательных глаз. К храму приближаться не стала, предпочла дождаться здесь.

– Ты так и будешь за мной летать? Других дел нет?

Птичий взгляд стал безразличным, пустым. Галка склонила голову набок и что-то клюнула. Жука? Прикидывается обычной птицей? Ну и пусть. Он все равно ничего не мог сделать, не гоняться же за ней. Галка хлопнула крыльями и взлетела. Солнечный луч, отразившийся от цветных стекол соседнего строения, на миг осветил её грудь, и Игнасию показалось, что между перьями что-то блеснуло. Вот и еще одна деталь. Галка не так проста, как пытается казаться.

Пожалуй, стоило наведаться в башню божества Искажений, а затем в городскую библиотеку. Время, отпущенное до заката, убегало все быстрей.

* * *

Божество искажений Нанутлишочи в городе не любили. Одни считали его чересчур чудаковатым. Другие подозрительно мирным: притворяется, гад! Третьи открыто ворчали, что место его храма должно быть не в центре города, а в небытие, вместе с прочими порождениями мрака. Остальных в войну уничтожили, жрецов истребили до последнего, постройки сравняли с землёй, а этот – полюбуйтесь – стоит и хоть бы хны! И не важно, что никто не видел, чтобы они сражались на стороне поверженных! По крайней мере, явно. Все говорящие сходились в одном: Божество искажений Нанутлишочи было откровенно жутким. Как и его храм-башня.

Её можно было отыскать, если свернуть с широкой центральной улицы Йарахонга, пройти по одной из боковых, поуже, и немного попетлять в тесных проулках. Тогда, после очередного поворота, путнику внезапно откроется она. Сложная неестественная форма, ни одного прямого угла, ни одной четкой линии. Она, казалось, не была построена, а однажды выросла сама по себе, наплевав на законы зодчества и здравого смысла, и с тех пор держалась кое-как, решая то ли рухнуть, то ли взлететь над горами. Поговаривали, что башня тайком, пока никто не видит, меняет форму, но никто не смог этого доказать. Несколько раз ее пытались зарисовать, безуспешно. Через короткое время у рисовальщиков мутнело в глазах и начинала раскалываться голова.

Впрочем, крыльцо выглядело вполне устойчивым, и дверь смотрелась почти обыкновенной, хотя, как и стены, ее заливали зелено-розовые полосы и пятна. Игнасий помедлил, натянул перчатки и постучал.

Его встретили неприязненно.

– Что на этот раз нам приписывают? – вместо приветствия буркнул хмурый парень лет пятнадцати с волосами как цыплячий пух.

– А если ты про ту овцу, то её никто не искажал, и даже не пугал. Ей самой что-то примерещилось! – добавил второй, похожий на него как брат, чуть старше, с ярко-салатовыми кудрями. Его бледное лицо стремительно багровело.

– Мир вам и вашему божеству, – вставил вежливое приветствие Игнасий, – Я хотел поговорить совсем о другом. Я могу войти, или будем беседовать через порог?

Ребята переглянулись и посторонились.

– Ладно. Мрак с тобой, заходи.

Игнасий раньше никогда не бывал в храме Искажений. Внутри всё выглядело не менее странно, чем снаружи. Искривленные белые стены из непонятного материала перетекали одна в другую, увенчиваясь высоким конусообразным потолком. Сквозь узкую щель окна из-под самого верха лился свет. На горизонтальных выступах из стен – скамьях? – и в центре пола были расстелены разноцветные плетеные ковры. Парадоксальным образом они придавали всему интерьеру устойчивость. Пахло мятой и озоном. Разглядывать комнату дольше было неприличным, и Игнасий перевёл взгляд на послушников.

– Наслышан о ваших неприятностях. Возможно, я смогу чем-то помочь?

– Они грозятся собрать совет и добиться нашего изгнания, – после затянувшегося молчания мрачно проговорил один, – объявят темными – и кирдык.

– Кишка тонка, – огрызнулся второй, – со Старшей спорить.

– Да и не виновны мы ни в чем. Милостью Нанутлишочи искажаем только себя и храм. А если кому что почудилось, мы за это не в ответе.

– А нечего было незваными к нам соваться! К пламени, небось, просто так ворваться не посмеют.

– Но то искажение уже спало, и двух часов не продержалось.

– Вы не лжете, – кивнул Игнасий, мягкое тепло в средоточии подтверждало их правоту, – и если будет необходимость, я готов свидетельствовать об этом публично.

Парни заметно выдохнули. Но задавать им вопросы напрямую, похоже, было бесполезно. Воспримут в штыки.

– Я хотел проконсультироваться с вами по одному вопросу, – продолжил Игнасий после паузы, – но, может, стоит дождаться Старшую? Когда она вернётся?

– Спрашивай сейчас! – тряхнул головой зеленоволосый.