Крысы в сапогах.
Иван Андреевич Ладыгин
Далинград, город грехов и рассадник преступности, а также лидер по добыче магической инклюсной руды, что так необходима магам всех мастей. Его жизнь протекала бы степенно вдали от мировых перемен, если бы о порог не вытирала ноги очередная великая война! Новоиспеченный правитель решает навести порядок в отдаленной провинции огнем и мечом.Как в таком случае выжить молодому вору, оказавшемуся втянутым в государственные интриги и разборки местных банд? Как устоять перед гнетом рассердившихся богов? Как обрести и сохранить любовь в своем сердце? Чтобы ответить на эти вопросы, читайте дебютный роман Ивана Ладыгина!
Иван Ладыгин
Крысы в сапогах.
Пролог
МЕДНАЯ КРОНА
Глорен был одним из множества людей, которые всем сердцем ненавидели своё ремесло. Единственное, что удерживало его в профессии палача, так это звонкие монеты и какая-никакая стабильность. И то и другое позволяло ему каждый вечер, а иногда и утром, заливать вечную хандру Турранским вином. Вдобавок к обильным возлияниям всегда прилагалось общество какой-нибудь девицы из борделя.
Иногда Глорену казалось, что именно из-за ремесла, которое ему оставил покойный папаша, он и начал пить. Как тут удержаться от выпивки, когда регулярно рубишь головы несчастным, при этом являясь убежденным пацифистом? Он часто размышлял о том, как сложилась бы его судьба, если бы он пошел в лекари или поступил бы в Огенд-Баррский университет. Там, в своих мыслях, он часто носил целительский плащ или выступал перед Пастоками
с каким-нибудь важным открытием.
Но нет… Очередное утро Хеврит
знает какого дня и месяца, начиналось также, как и все предыдущие в этой проклятой дыре. Далинградское похмелье – так про себя называл это чувство Глорен. Голова раскалывается, легкое чувство тошноты и холодная постель, что разит потом дешевой девки. Ладно бы только это… К таким симптомам пробуждения Глорен уже привык. Но клиенты… Их кулаки и сапоги, бьющие по входной двери сводили его с ума. Иногда ему снились кошмары, основным сюжетом которых были эти мерзкие стуки в дверь. Когда он впускал незваных гостей, на пороге появлялся Хеврит в своей страшной маске и дико хохотал, наслаждаясь страхом палача.
– Скоро твой топор покроется ржавчиной, толстяк. – Приговаривал он. – Скоро твоя служба будет окончена.
Этой ночью Глорену ничего не снилось, но он все равно вздрогнул, когда в дверь постучали. Палач не торопился открывать. Ему хотелось спрятаться.
Задолбили так, что дверь натужно заскрипела, грозясь слететь с петель.
– Кого там Демоны принесли?! – Пересилив себя, густым басом загремел Палач. – Дверь снесёте, полоумные.
– Открывай, мастер! У нас к тебе дело! – Глухо прозвучало из-за двери.
– А кто спрашивает?! – Раскатисто спросил Глорен, радуясь своему голосу. Иногда, в своих мечтах, он также становился великим бардом, но, к сожалению, клеймо палача не стирается.
– Добрые люди от папы
Эгрона. Сам знаешь, он терпением не отличается, а платит всегда хорошо. Так что выходи.
– Сейчас портки натяну и выйду.
Толстое и волосатое брюхо мешало процессу, так что справился Глорен не сразу. Он был противен сам себе. Иногда ему хотелось взять свой топор и отсечь лишний жир, чтобы вновь стать стройным, как в детстве. Но реальность как всегда была суровой, и нужно было дальше влачить свое жалкое существование, ибо Хевриту были нужны такие слуги, как он.
– Только ему я и нужен. Пока. – Мрачно подумал палач, выходя на улицу.
Во дворе «терлись» типичные представители «Романтиков» – местной банды папы Эгрона.
– Ну?! – Глорен грозно уставился на двоих типов.
– Не серчай, мастер. Вот тебе «мёд», чтобы сладко жилось. – Один из типов протянул толстяку туго набитый кошель, который тут же исчез в его огромной лапе.
– А вот и нектар, чтобы не мучило похмелье. – Другой всучил Глорену бутылку красного Турранского.
– За кого дары? – Хмуро спросил палач, уже догадываясь, о чем его попросят.
– За Вшивого Грена. Ты его знаешь. Неделю назад попался страже с поличным. Сделай так, чтобы бедолага ушел в чертоги Тирениса
безболезненно и быстро. Идет?
– Тот, который на днях купца порешил в лавке?
– Да.
– Так ему тогда прямая дорога к Хевриту, а не к Тиренису. Мокрушник! – С презрением сплюнул под ноги гостям Глорен.
– К Хевриту, к Тиренису… Какая разница? Человек уходит за грань. Нам лишь нужно, чтобы он умер быстро и безболезненно. Папа Эгрон будет очень благодарен! Идет?
– Идет. – Задумчиво взвешивая кошелек в ладони, буркнул палач. – А теперь проваливайте. Нужно наточить топор, да помолиться Хевриту. – Глорен хлопнул дверью перед носами неприятных типов и открыл бутылку. "– Как же я ненавижу свою жизнь!" – думал палач, делая большие глотки, проливая вино на бороду и толстое волосатое брюхо.
***
Эти двое явно принадлежали к тому числу людей, которые вечно жалуются и сетуют на свою судьбу, даже когда у них все хорошо. Они стояли на площади Нижнего города перед эшафотом и предавались унылой и неторопливой беседе. Примечательно то, что никого из них казнь не ждала, их близкие находились дома, в тепле и уюте, дышали здоровьем и имели более светлые взгляды на жизнь. С угрюмой миной Толстяк жевал пирожок с вишней. С не менее угрюмым лицом покуривал трубку Тощий.
– Скверный день. Слышал последние новости? – Спросил Толстяк, неуклюже испачкав ладонь в липкой начинке.
– А то! Конечно! Великий князь опять решил поднять налоги. Все газеты только об этом и судачат.
– Мой караван из Огенд-Барра так и не вернулся.
– Мой – тоже. – Печально вздохнул Тощий.
– Дочка влюбилась в местного голодранца. А жена спелась с моей мамой, и теперь они каждый вечер полощут мне кости. Как только у меня успех, она покладиста и добра. Как только неудача, так я – бездельник и слабак!
– Женщины…Ты бы поколотил её. Говорят, бабы этого никогда не забывают и становятся кроткими и смиренными. – Заржал Тощий и смачно сплюнул на мостовую. – Моя вон, каждый вечер мне ноги разминает, ванну набирает, да спинку трет.
– Брешешь… Все в городе знают, кто у вас в доме хозяин. – Нахмурился Толстяк.
– Ничего я не брешу!
– Брешешь – брешешь…
– Эх…Даже помечтать не дашь, дружище. – Обреченно вздохнул Тощий. – Не у тебя одного проблемы в браке. Твоя хоть ограничивается тем, что просто использует тебя, да кости тебе полощет. А вот у моей женушки более крутой нрав. Случись чего, так и взгреть может. Где такое видано-то? А? Чтобы на мужика баба руку смела поднять?!
– Ясно где… В Царстве Джеенат. Там бабы мужиков каждый день колотят. Они, говорят, до того их забили, что те даже стирают, жрать готовят, да с детьми сидят.
– Так это получается, мы еще хорошо живем? – С довольным видом улыбнулся Тощий, выпуская очередное колечко дыма. – Это немного утешает. Есть места, где живут хуже, чем мы с тобой.
– Да уж… – Толстяк нервно дернул плечом, толпа на площади стала сгущаться, а он не любил многолюдные собрания.
– Ох, сейчас и набежит народу – то. – Тощий презрительно поморщился. – Из-за одного-то голодранца.
– Люди судачат, что этот голодранец ходит под одним из пап города.
– Ходил. Свое он уже отбегал.
– И слава девятерым! Как же достал этот сброд! Честный труд для них не в почете! Работники ножа и топора! Тьфу! – Не доев последний кусок пирожка, Толстяк смачно сплюнул вишневой начинкой себе под ноги.
Возле его сапога запищала крыса и хищно бросилась на объедки. Тощий глядя на это лишь брезгливо скривился и попытался пнуть писклявую, но та ловко увернулась и бросилась наутёк с добычей в жёлтой пасти. Толстяк самозабвенно наблюдал за удирающей крысой, пока её не припечатал лапой охотящийся черный кот. Мохнатый издал победное не то ли урчание, не то ли мяукание и принялся душить жертву. Мимо спешил грузный мужчина и случайно наступил на кота с крысой… Дальше зрелище для купцов скрылось за толпой и руганью. Но судя по жалобному стону кота, тому досталось знатно.
– Да уж… Какая метафора… – Задумчиво прогудел Толстый.
– Ты о чём?
– Да задумался просто… Мы, люди, такие же. Видим какой-нибудь вкусный кусок в жизни, стараемся его урвать, пока другие считают ворон, а потом приходит какой-нибудь папа или Великий князь… Они – то и дают нам по заднице, отбивают руки и выкидывают на обочину истории. Власть у сильных, жестоких и бесчестных…
– Эк, тебя пробило на философию… – Восхищенно посмотрел на приятеля Тощий.
– Да чего уж там… Я…
Договорить Толстому не дали. На помост вышел капитан стражи Нижнего города. Толпа приветственно загудела.
– Верноподданные Великого Княжества Миринии! Дорогие Далинградцы! – Пропитым, но звонким голосом проорал Капитан. – Наша стража неустанно бдит, чтобы закон в этом городе исполнялся. Сегодня казнят отпетого головореза, который учинил погром в лавке ценностей семьи Гиров. Жаль, ювелир не увидит казни своего обидчика. Он ушел за грань вчера ночью от жестоких ран, нанесенных ему этим мерзавцем. Наши соболезнования семье почившего.
Капитан по театральному склонил голову в знак сочувствия. Но было видно, как он получает удовольствие от внимания толпы.
– Все мы знаем Толстяка Глорена. – Капитан поманил кого-то из толпы, одновременно поправляя ножны с мечом на поясе. – Его руки сильны, а сердце не знает пощады. Лучшего палача не сыскать во всем княжестве!
На помост вышел Глорен. Лезвие топора контрастно блестело на фоне его черного одеяния.
– Капитан. – В знак приветствия кивнул он.
– Пожалуйста, явите городу злодея!
Двое стражников пинками и зуботычинами под одобрительные крики толпы вывели на помост худого, но жилистого мужчину неопределенного возраста. Да и как тут определить, сколько лет человеку, когда вместо лица у него кровавое месиво.
– Паршивец Грен, наш закон милосерден. – Капитан обнял за плечи виновного, а потом брезгливо вытер об него руки. – У тебя есть последнее слово!
– Какой актер пропадает! – Заулыбался Тощий, глядя на все это представление.
–Ага. – Сказал Толстяк, больше обращая внимание на то, какой нынче дорогой стала форма у стражи. Капитан так вообще щеголял в белой шёлковой рубашке с серебряными пластинками у воротника.
Узник выглядел гораздо менее помпезно… Он шатался на помосте, словно пьяный матрос на скользкой палубе. Было видно, как он старается сохранять самообладание. Его голос хрипло задрожал.
– Неуважаемые уродцы…
***
Утро для Лейта выдалось немного хлопотным, но для него это было привычно. Каждый день приносил с собой что-то новое. Иногда новизна была болезненной, иногда – радостной. Во всяком случае, солнце сегодня светило ярко, небо было чистым, а Далинград не шибко вонял. Возможно, на этот факт повлияло то, что большая часть народа хлынула полюбоваться на казнь, а, может, хорошее настроение Лейта притупило его обоняние.
Он шел быстрым и уверенным шагом в сторону площади Нижнего города. Попрошайки, местные вышибалы и прочий криминальный контингент, что попадались ему на пути, молча кивали в знак признания и тут же исчезали с его дороги. Липли к нему лишь немногочисленные щипачи Нижнего города. Сегодня они были его свитой, а он их королем. Каждый из "романтиков" был в курсе предстоящего дела.
Отчасти настроение Лейту делали его новые сапоги из кармерной
кожи, да кипа новых книг с альбомом, что болтались у него в рюкзаке за плечом. Мифы, хроники жизни героев, и древние знания были его страстью. Папа Эгрон не особо уважал его увлечения, но и не препятствовал, ведь это не мешало делу.
Продолжая свой путь, Лейт тайными знаками отдавал приказы своим щипачам: «Двое за мной, двое спереди, ускоряем шаг, не подаем виду.»
Многие прохожие, когда пересекались с глазами юноши, старались убраться как можно дальше. Они выводили руками перед собой защитные символы и сплевывали ему под ноги, но Лейт уже давно привык к страху и презрению. «Гетерохромия» – так пастоки называли врожденное заболевание Лейта. Менее образованные люди выражались более простыми словами: «Демон, Двоедушник, Выродок».
Не смотря на окружающую ненависть, оба глаза лучились радостью и юношеской заносчивостью. Один – голубой, как обработанный топаз, упавший в горное озеро. Другой – янтарный, словно древесная смола, сверкающая в лучах солнца.
