Эдуард Левин "Моя любимая жена"

Моя любимая жена
Эдуард Левин

Яков и его жена Ольга, путешествуя по космосу в поисках внеземной жизни, находят предположительно обитаемую планету. Во время посадки их корабль терпит крушение, но герои выживают, и Яков попадает во власть загадочного существа, обладающего необычными способностями. Вместе с женой он пытается выбраться с этой планеты, попутно задаваясь вопросом, а хочет ли он отсюда улетать.

Эдуард Левин

Моя любимая жена

Глава первая

Я проснулся в нашей каюте совершенно один. Моя жена Ольга всегда встает раньше меня, так что я привык пробуждаться и видеть ее половину кровати пустой. Помещение слабо освещалось синеватым мерцанием экрана управления, висящем на стене напротив. На экране отображались всевозможные показатели – такие как бортовое время, температура жилого отсека, скорость полета корабля, уровни внешней радиации и прочие данные, выраженные в цифрах, графиках и диаграммах. Хоть электронный циферблат и сообщал, что сейчас уже 10 утра, за окном стояла беспросветная ночь. Но это же космос, здесь всегда ночь.

Приподнявшись, я присел на краю кровати и легонько повернул колесико светорегулятора. Каюта залилась мягким светом, и я поковылял в сторону умывальника, отделенного от спальной зоны металлической раздвижной дверью. Там из зеркала на меня глядел немолодой мужчина, с лица которого даже после хорошего сна не сползала хроническая усталость. Редеющие волосы на голове пронзались залысинами, коварно продвигающимися ото лба к макушке. Годы совсем меня не жалеют, да и долгое нахождение в замкнутом пространстве дает о себе знать – кожа становится бледного нездорового оттенка из-за недостатка солнечного света.

В юности мы излишне романтизировали космические путешествия, представляя их как череду захватывающих приключений и великих научных открытий на неизведанных планетах. Но проведя в межзвездных полетах уже практически половину своей жизни, ты понимаешь, что космос до ужаса скучен и однообразен. И все эти исследовательские экспедиции становятся для тебя не более чем повседневным бытом, не предвещающим каких-то удивительных неожиданностей, встреча с которыми откроет тебе доступ к тайнам вселенной.

Мы с женой исследуем необитаемые планеты и спутники уже почти 20 лет. Окончив институт, начинали как стажеры в составе команды некогда знаменитого капитана Хайбулова, изучали с ним и его экипажем системы в Рукаве Ориона. Отличный, кстати, был командир. Говорят, несколько лет назад он и его команда пропали без вести, отправившись в очередную экспедицию в дальний космос. Это, безусловно, ужасная трагедия. Хотя, с другой стороны, кто сказал, что обстоятельства их пропажи обязательно были трагичны? Никто не знает, что с ними случилось. Быть может они повстречали представителей какой-нибудь супер-развитой цивилизации, которые забрали их в свои супер-развитые миры, подарив вечную жизнь, несметные богатства и тому подобные прелести. Хотелось бы верить… В любом случае, Хайбулов был заслуженный астронавт, прекрасный наставник, да и просто хороший душевный мужик.

После трехлетней стажировки под его командованием я и Ольга получили лицензии, и вот уже многие годы мы путешествуем по бездонному вакууму галактики только вдвоем. Цель наших исследований – поиск внеземных организмов в отдаленных планетных системах. Мы тратим свою жизнь, гоняясь за призрачным шансом отыскать в этих необъятных просторах хоть что-то – новый биологический вид, ещё непознанный людьми, или хотя бы намек на его присутствие.

Конечно, нельзя сказать, что все это время прошло даром – чуть больше 12 лет назад мы обнаружили в системе Бетельгейзе неизвестных до этого одноклеточных, которые обитали на спутнике одной из планет, окружающих красного сверхгиганта. Это было хорошее время. Нам вручили премию от SETI за заслуги в области изучения инопланетных форм жизни, и все средства мы потратили на самое продвинутое оборудование для нашего корабля, который в те годы и так был верхом совершенства аэрокосмической промышленности. Сейчас я всё чаще задумываюсь о том, что может быть стоило по-другому распорядиться этими деньгами – к примеру, построить дом где-нибудь на Земле неподалеку от небольшого городишки в красивом тихом месте, завести свое садоводство и просто спокойно существовать без всех этих прыжков в гиперпространство и прочих бытовых “радостей” космических перелетов. Но мы были слишком воодушевлены нашим открытием и небольшой славой, совсем ненадолго обрушившейся на нас, и поэтому без раздумий отправились в новые странствия, действительно веря в то, что вот-вот, да на одной из планет, которые мы собираемся посетить, нас ожидают уже даже не простейшие организмы, а какие-нибудь чудаковатые ракообразные или рыбы, ну, или на худой конец этакие диковинные растения.

Нам, как и всем лицензированным исследователям космоса, было выдано лазерное оружие – два пистолета на случай встречи с агрессивными представителями инопланетных фаун. По протоколу мы обязаны брать их с собой при каждом спуске на любую потенциально обитаемую планету. Боже, поскорее бы ими воспользоваться – говорили мы с Ольгой, смеясь. Теперь мне это всё не кажется смешным. Никакие ракообразные нам не попадались, да и новых одноклеточных мы тоже больше не встречали. А пистолеты остались ни разу не использованными. Они пылились где-то в трюме под грудой инструментов. Так и путешествуем – от одной планеты к другой, и хоть все еще надеясь, но особо не ожидая найти на них что-то кроме мертвого безмолвия необитаемых пейзажей.

Умывшись, я взглянул на себя еще раз – светодиодная панель, находившаяся над зеркалом, неровно освещала мое лицо, оттеняя некоторые его черты, что придавало мне совсем уж болезненный вид. Надо будет пройти сеанс восстановления в капсуле регенерации, подумал я, затем вышел в коридор и двинулся в сторону кают-компании.

Ольга сидела за обеденным столом в своем светло-голубом комбинезоне и громко хрустела яблоком. Ее задумчивые глаза скользили по экрану лежащего перед ней планшета. На короткий миг она перевела взгляд на меня, поздоровалась и тут же снова углубилась в чтение, совсем не беспокоясь, поприветствую ли я её в ответ.

– Доброе утро, – ответил я, заливая сухие кукурузные хлопья синтетическим молоком.

Каждый завтрак одно и тоже – это пресное молоко и это безразличное выражение на ее пресном лице.

Пару лет назад ей перевалило за 40. И также как и я, она совсем не молодела в этих скитаниях по космосу. Ее каштановые волосы больше не были такими пышными и объемными, как в студенческие годы, когда мы только познакомились. А морщинки вокруг глаз всё дальше и дальше расползались по бледной коже и всё норовили соединиться с морщинками вокруг ее тонких губ, на которых я уже давненько не видел улыбки.

Ольга продолжала поедать свое яблоко, когда я сел напротив.

– Зонды вернутся через 16 часов, – не отрываясь от планшета, сообщила она.

"Это хорошо. Но что за привычка говорить, когда жуешь?" – подумал я.

– Судя по спектроскопическому анализу, на планете возможно наличие кислорода. В небольших количествах, – говорила жена, смачно откусывая зеленый фрукт. – Пока не ясна природа его возникновения, но я надеюсь, с прибытием зондов мы увидим что-нибудь на фотографиях.

– Угу, – буркнул я, ожидая, что на этом коммуникация будет окончена.

Но Ольга продолжала говорить. Она рассказывала, что по косвенным признакам под поверхностью планеты может скрываться огромный водный океан, сыпя на меня всевозможными данными, принятыми от зондов нашим бортовым передатчиком. И всё жевала и жевала это яблоко. Я пытался слушать, но в конце концов звуки её голоса перестали для меня складываться в слова. Всё моё внимание затмилось раздражением от её манеры говорить с набитым ртом – яблоко, выращенное на нашей синти-ферме, сочилось и хрустело, перемешиваясь со слюной и порождая чавканье в ротовой полости моей жены. Она шевелила губами и языком, доводя до меня какую-то важную информацию, но мои попытки подавить в себе злость вытеснили всё остальное, не дав мне сосредоточиться на её словах. Наконец, я не выдержал и перебил её:

– Может, сначала доешь?

– …А? – осеклась Ольга.

– Ты постоянно так делаешь – говоришь и жуешь! – продолжал я, чувствуя, что меня несет, но остановиться я уже не мог. – И вообще, это ты встала уже 2 часа назад, а я только проснулся – я не могу вот так сразу окунуться в работу, мне надо время, чтоб прийти в себя. Давай я поем, и ты мне все расскажешь.

Ольга сжала губы и посмотрела мне прямо в глаза.

– Давай сам тогда и прочитаешь. Все данные в компьютере, – сухо произнесла она, и вышла из кают-компании, оставив злополучное яблоко недоеденным на столе.

Ну, прямо яблоко раздора, подумал я, уже жалея о том, что в очередной раз так себя повел. Всё как всегда – я срываюсь на какой-нить мелочи, а она уходит, закрывшись в себе. Да, такое бывает, когда вы вдвоем безвылазно сидите в летающей тюрьме, бороздящей бесконечные океаны пустоты. И подолгу с вами не происходит вообще ничего.

Практически ничего, если только не считать столкновения с небольшим астероидом полгода назад. Он тогда повредил один из наших тормозных двигателей, и на восстановление ушло несколько недель – мы с Ольгой поначалу даже немного испугались, но в итоге были счастливы, что у нас появилось хоть какое-то занятие. А в остальном наша жизнь крайне однообразна – мы просто летим и летим и очень сильно надоедаем друг другу.

Последний раз мы видели других людей около 9 месяцев назад, когда пополняли запасы и проходили техосмотр на старой космической станции – специальном пересадочном пункте для таких исследователей как мы. Искусственный спутник, одиноко кружащийся на геостационарной орбите одной из планет в системе Альдебаран, ненадолго приютил нас в своей обители. Было здорово пообщаться даже с этими угрюмыми работниками станции – нелюдимыми алкоголиками, работающими там вахтовым методом. Довольно интересные личности, которые могли часами напролет играть в нарды. И все время зазывали поиграть вместе с ними. Я сначала противился, но позже сломился и признаюсь честно, для меня это оказалось одним из самых увлекательных занятий за последние годы. Переставлять шашки по деревянной доске, слушая как бывалые астронавты с щетинистыми мордами вещают наполовину выдуманные истории из своей жизни – это было очень захватывающе.

Но помимо социальных контактов, еще очень хотелось походить ногами по твердому грунту – такого не случалось уже года 3. Поэтому нам важно найти хоть что-то на какой-нибудь из планет. Не только ради поиска внеземной жизни. Мы просто цепляемся за это, как за возможность на время покинуть тесные стены корабля. И можно понять Ольгу, почему она заводит разговор про работу прямо во время завтрака. Её это очень волнует, ведь если наличие кислорода не подтвердится с прибытием зондов, и если не откроется еще каких-то косвенных факторов существования жизни – то мы не будем высаживаться, а просто полетим дальше до следующей планеты-претендента. А это значит, нас снова ждут долгие месяцы полета – череда одинаковых дней, которые из-за темноты за иллюминаторами так сложно отличить от ночи.

Я взглянул в окно – в прямоугольный проём с закругленными углами на стене сбоку. На фоне межзвездной черноты ярко выделялся краешек небесного тела, над которым мы зависли – экзопланета MP 1003, шар ярко-белого цвета с еле заметным оранжевым отливом. Находится в обитаемой зоне своей звезды. Спутников не имеет. Мы сначала подумали, что она такая белая, потому что покрыта снегом, но первичные данные говорили о том, что средняя температура в нижних слоях атмосферы около 10 градусов по цельсию, и значит, что скорее всего белый это естественный цвет её грунта.

Наш корабль вышел на её орбиту два дня назад, и мы почти сразу выпустили зонды – 3 автоматизированные ракеты, отправившиеся изучать планету, облетая её со всех сторон. Они измеряют состав воздуха, уровень радиации, исследуют магнитное поле, а также составляют полную карту поверхности на основе фотографий и видео, снятых с помощью высокочувствительных объективов со всевозможными светофильтрами и тепловизорами. Все эти данные станут доступны нам с прибытием зондов обратно.

Лично я жду их возвращения без особого энтузиазма. Сколько раз такое было, сколько планет мы уже облетели? Если не считать одноклеточных с Бетельгейзе много лет назад, каждый раз одно и то же – зонды не обнаруживают никаких признаков какой-либо жизнедеятельности. Мы находим в этом космосе только разочарование. Так и сейчас я смотрю в иллюминатор и задаюсь вопросом – ну, какая тут может быть жизнь? Отсюда сверху не видно ни синевы воды, ни зеленых пятен лесов. Лишь сплошная белизна.

Может действительно, нам стоит сделать эту экспедицию последней – по маршруту оставалось пролететь ещё три планеты, и если мы как всегда не откроем на них ничего, я бы предложил Ольге вместо заправки на космической станции отправиться сразу на Землю, продать корабль, купить участок с домиком, и жить-поживать там, ведя свое хозяйство. Такая вот пенсионерская мечта у усталого космонавта.

*****

Три темных конусообразных ракеты по очереди медленно погружались в ангар. Сидя в рубке управления, я наблюдал на экране, как зонды исчезают в шлюзе, открывшемся в нижней части нашего корабля. Изображение сопровождалось звуками за моей спиной – корабль гудел и стонал, со скрипом раздвигая металлические створки и с грохотом принимая в себя стальных пассажиров. Весь этот шум как бы кричал о древности и изношенности нашего судна. И все же, хоть механика в его нутре двигалась уже не так плавно как раньше, свои функции она выполняла исправно.

Я ждал, пока Ольга подключит зонды к основным системам, чтобы начать выгрузку данных. Сейчас она должна была надевать скафандр у ангара – да, при закрытии шлюза давление и кислород должны там нормализоваться, но никто не отменял возможности присутствия губительных для человека вирусов или других неизвестных микроорганизмов, которые могли прицепиться к зондам. Это просто смешно, если учесть, что мы облазили полвселенной с микроскопом в поисках этих самых организмов, и ничего не можем найти. Но тем не менее доступ в ангар после зондирования неизученной планеты разрешен только в скафандре – таков протокол космических исследований.

Ольга была в наших экспедициях механиком, я – программистом. То есть, конечно, и я разбирался в технике, и она умела кодировать – все астронавты обязаны иметь несколько профессий, поэтому мы тут сами себе врачи-биологи-химики-физики, но всё-таки всегда была хотя бы одна специализация, которая преобладала над другими. И у нас было так.

На приборной панели стали загораться зеленые огоньки – моя жена подключала кабели связи к зондам. Когда загорелись все три, я запустил скачивание, и экран запестрел быстро мельтешащими названиями файлов, выгружаемых в главный компьютер. Мне оставалось только ждать.

Я сидел в своем кресле в тот момент, как отворился проход в рубку, и вошла Ольга.

– С зондами всё в порядке, – сказала она таким будничным и непринужденным тоном, будто и не обижалась на меня с утра. – Долго ещё?

– Нет, уже почти, – ответил я, задумчиво уставившись на полоску загрузки.

Спустя пару минут передача файлов завершилась, о чем сообщило всплывающее окно на мониторе, и мы тут же погрузились в изучение данных.

Уже через несколько мгновений я почувствовал, как мне перехватило дыхание и кровь прилила к моему лицу – я ошарашено разглядывал цифры перед собой.

– Яша, кислород! – обратилась Ольга ко мне, от волнения сдавливая голос.

Я медленно покачал головой:

– Ты была права.

– Посмотри, целых 7 процентов в составе атмосферы! Слишком много, чтобы он возникал в результате фотолиза, это значит…

– Должен быть какой-то источник, – закончил я мысль за свою жену.

Мы открыли спутниковую карту планеты, и с замиранием сердца принялись рассматривать её. С большой высоты не было видно ничего – только бесконечная белая равнина, изредка сменяющаяся на холмы такого же цвета. Я стал увеличивать масштаб насколько это возможно. Наши зонды не приземляющиеся – они просто не оборудованы стартовым двигателем, чтобы взлетать с поверхности. Поэтому, выпущенные из нашего корабля, они облетают планету, не опускаясь ниже средних слоев атмосферы, а после возвращаются к нам обратно. В этот раз максимальное сближение с землей составило около 14 км, и то оно было осуществлено лишь в определенных местах и лишь одним из зондов. Так что мы сосредоточились на фотографиях, сделанных с него.

– В любом случае мы должны спуститься, – довольно произнес я, медленно прокручивая карту и не обнаруживая на ней ничего, за что мог бы зацепиться глаз. – Может быть это остаточный кислород? Возможно, на планете жизнь была раньше. Но это уже не хухры-мухры! Что-нибудь да найдем внизу.

Ольга будто не слышала меня, а лишь неотрывно следила за движущимся изображением на дисплее. Сейчас для нее не существовало ничего, не работали никакие органы чувств, кроме зрения, и вся её вселенная сузилась до этого дисплея. Она внимательно смотрела на него, боясь даже моргнуть, вдруг что-то упустит. Но что именно? В этом и заключалась вся сложность. Ведь когда дело касается чужеродной жизни, ты представления не имеешь, как она должна выглядеть. Возможно, мы уже увидели её или плоды её жизнедеятельности, но не осознавали этого. Не зная, что конкретно ищем, мы продолжали это что-то искать.

В какой-то момент моя жена резко вышла из своего транса и взволнованно заголосила:

– Стоп! Смотри, что это?!

Она тыкала пальцем в изображение, как мне казалось, абсолютно гладкой и белой поверхности на экране.

– Где? Что? – непонимающе вопрошал я.

– Да, вот же, тут… Как будто какая-то рябь. И вот ещё здесь. Это может быть повреждением линзы?

Я придвинулся лицом поближе к экрану. Она указывала на то, что подсознательно я и сам до этого заметил, но не отдавая себе отчета, списал на помехи во время съемки. В некоторых местах на фотографиях можно было заметить почти неуловимую зыбь, словно какие-то неровности. Я приблизился максимально близко к экрану, настолько, что уже мог рассмотреть пиксели, и мне показалось, что я вижу маленькие рыжие точки, как веснушки покрывающие лицо планеты. Это никак не может являться помехами – зонд оборудован сотней всеразличных объективов, невозможно представить, чтобы они повредились все сразу и при этом глючили одинаково, выдавая одни и те же шумы.

Ольга схватилась за рукав моего комбинезона и сжала его так сильно, что у нее побелели пальцы.

– Включи проекцию с электромагнитных сканеров, – тихо, почти шёпотом проговорила она.

Переключив режим изображения нажатием пары клавиш, я увидел на мониторе совершенно другую картину. Цвета поменялись будто в негативе. Теперь планета выглядела иначе, её белый диск стал темным, и то, что изначально было принято за помехи, сейчас более отчетливо выделялось на ней светлыми пятнышками. Всю её поверхность усеивали сотни, а то и тысячи каких-то участков, от которых исходило электромагнитное излучение неизвестной природы. Термодатчик фиксировал в этих участках температуру выше на несколько градусов, чем за их пределами. Такие зоны диаметром от 2 до нескольких десятков километров рассыпались по всему диску планеты.

Мы с женой смотрели на экран затаив дыхание. Что это может быть – сами инопланетяне или какая-то техногенная среда, созданная ими? Или же эти электромагнитные “пятна” новое явление неживой природы, до сих пор не известное человеку? На первый взгляд, могло показаться, что эти участки на карте не что иное, как города инопланетной цивилизации, множество поселений различных размеров. Однако я понимал, это не очень похоже на города, по крайней мере не в нашем привычном понимании. На фотографиях даже с такой высоты мы по идее должны увидеть хоть что-то – может быть здания, или дороги, или пусть даже подобие какой-то инфраструктуры. Но по изображениям с зондов можно сделать вывод, что источники излучения находятся либо под землей, либо всё-таки на поверхности, но при этом невидимы. Или они так малы, что с такого расстояния их попросту не разглядеть.

Ну ничего, решил я, спустимся и разглядим.

Глава вторая

Корабль выпустил из своего “брюха” наш посадочный модуль. Тяжелые титановые створки сразу сомкнулись обратно, как только мы покинули ангар и направились к MP 1003, оставив сам корабль болтаться на орбите.

Последние дни прошли в адской суматохе. Когда мы начали подготовку к приземлению, вдруг оказалось, что мы совсем к нему не готовы. Первым делом выяснилось, что в посадочном модуле не работает генератор силового поля – наша защита от вероятной атаки со стороны недружественных представителей иных рас, а точнее от иллюзорной возможности такого события. Помимо этого генератор помогал обеспечить безопасность в экстремальных погодных условиях на изучаемой планете. Силовое поле не являлось стопроцентным гарантом спасения в случае прямого попадания из тяжелого оружия, но зато легко могло отразить лазерные лучи и небольшие снаряды.

Да, мы приземлялись на модуле последний раз много лет назад, и он все это время томился в ангаре, но всё-таки его нужно было обязательно проверять при каждом техосмотре. При чем это была ответственность Ольги как нашего техника. И вот в последний раз, когда мы делали остановку на космической станции, генератор поля она как-то “пропустила”. И сообщила мне о его поломке с такой непринужденностью, будто это не её вина, а просто так получилось. Так вышло! Словно какая-то неведомая стихийная сила сложила обстоятельства таким образом, что у нас просто больше нету защиты и всё. И с этим абсолютно никто, тем более моя жена, не мог ничего поделать.

Конечно же, я ужасно злился. Чувство беспомощности в этой ситуации и обида на жену перемешивались во мне и делали из меня какого-то монстра. Сдерживаться было сложно. Я просто не мог спокойно разговаривать с этой женщиной. Пару раз за эти дни даже довел её до слез. Каждый раз, когда она появлялась в моем поле зрения, я тут же напрягался, чтоб не выйти из себя и не напомнить ей о том, как же сильно я раздосадован её безалаберностью.

Так и сейчас я сидел в кресле пилота и молча держал штурвал, стараясь не смотреть на Ольгу, сидящую сбоку. Она находилась в своем кресле и следила за показателями на приборной панели. Стареющая женщина с понурым лицом становилась с каждым годом всё меньше и меньше похожа на ту самую девушку, в которую я влюбился, и всё сложнее было увидеть в ней то, что когда-то наполнял моё сердце теплотой.

По мере приближения перед нашим взором вырастала планета. Гигантский белоснежный шар постепенно увеличивался в лобовом стекле нашего модуля, вытесняя к краям черные участки космического пространства на фоне. Полет проходил хорошо, и вход в атмосферу планировался через считанные минуты.

Мы так и не смогли починить генератор самостоятельно. А до ближайшего пункта техобслуживания месяцы пути. Ясное дело, взвесив все за и против, мы с Ольгой решили приземляться. Еще на корабле у нас состоялся разговор, результат которого был заранее известен нам обоим. Мы обсуждали, стоит ли отправляться на модуле без защиты, и пришли к выводу, что не можем просто так улететь отсюда, не высадившись на поверхность. Всё-таки это дело всей нашей жизни. Оценив все риски, мы понимали, что вероятность угрозы для нас крайне мала – внешне планета была пуста, а также ни зонды, ни наши радары не обнаружили никакой техногенной активности. Ничего такого, что на наш взгляд могло бы служить оружием и сумело бы как-то повредить нашему летательному аппарату. Ни тебе ракетных установок, ни лазерных пушек. Изучив все диапазоны радиочастот, мы не поймали ни одного сигнала, ни даже обрывка “разговора”. Планета была абсолютно нема. И все говорило о том, что мы скорее всего имеем дело не с какой-то развитой цивилизацией и можем не бояться нападения абстрактных гуманоидов. Плюс ко всему за эти несколько дней наблюдения, мы не заметили ни землетрясений, ни ураганов, ни чего-либо другого, что угрожало бы нашему посадочному модулю. А значит, мы спокойно могли отправляться без силового поля.

И всё же это нарушение протокола космических исследований, и если следовать правилам, нам стоило бы слетать до космической станции. А потом уже обратно сюда. По нашим подсчетам такой путь занял бы чуть больше года. Да, соблазн снова поиграть в нарды с теми выпивохами в Альдебаране был крайне велик, но все же любопытство и нетерпение поскорее узнать, есть ли жизнь на МP 1003, немного перевешивали, и поэтому, решив пренебречь протоколом, собрав необходимые припасы, и даже выудив из захламленного трюма наши лазерные пистолеты, мы отправились на планету.

Не считая генератора защиты, все системы модуля функционировали как надо. Помимо средства передвижения он представлял собой жилой отсек, в котором нам предстояло провести ближайшие недели. Корпус модуля оборудован специальными раздвижками, и после посадки его стены должны были расширяться, образуя новые помещения – лабораторию, кают-компанию с небольшой синти-фермой и мед-отсек, оснащенный капсулой регенерации.

– Вход в атмосферу через 60 секунд, – объявила Ольга.

Я немного потянул на себя штурвал, выбирая правильный угол наклона для плавного входа. Планета заняла собой уже весь открывавшийся нам вид. Свет, отражаемый от нее, постепенно заползал в нашу кабину, до этого лишь слабо освещенную огоньками кнопок и датчиков. Я уперся ногами в пол, приготовившись к небольшому сражению с силами тяготения.

В следующую минуту мы ощутили легкий толчок. Даже немного слабее, чем я ожидал. Амортизирующие системы модуля работали как часы, сводя к минимуму все негативные ощущения при входе в атмосферу. Перегрузки почти не чувствовались. Меня только чуточку сильнее стало вжимать в кресло, и штурвал легонько завибрировал в руках. Послышался тихий, но нарастающий гул – через звукоизоляционную обшивку маленько пробивались шумы аэродинамического сопротивления. Показатели на приборной панели сообщали, что внешний корпус очень сильно нагрелся, но его оболочка из специального малотеплопроводного сплава вкупе с климатическим контролем сохраняли комфортную для нас температуру внутри. Лишь от лобового стекла еле заметно повеяло теплом.

– Нам до поверхности 85 километров, все системы работают прекрасно, – бодрым тоном поведала моя жена.