– У меня нет времени на курсы!
По-моему, колдунье не мешало бы быть понятливее.
– Я же сказал – английский нужен мне к следующей неделе, – мрачно растолковал я. – Одна американская организация приглашает в Штаты питерских студентов, но для этого нужно знать язык. В ближайшую пятницу будет отбор, и кто пройдет проверку по языку, сможет поехать в Америку на полтора года.
Я не упомянул о том, что гостеприимная американская организация – мормонская. Для Матильды Деркач это было совершенно неважно, да и для меня тоже. Сейчас я с радостью уехал бы хоть в Юту к мормонам, хоть к пингвинам на Южный Полюс… Хотя мормоны, конечно, предпочтительнее. Я уже заявил Ленке, что уезжаю в штат многоженцев, где собираюсь завести себе трех или четырех законных красоток, не считая девочек для развлечений.
Но на пути к этому светлому будущему во весь рост стояла проблема языка.
Нечего было и мечтать, что даже самые продвинутые курсы внедрят в мои мозги за неделю то, что не смогла внедрить школа за пять лет. Матильда Деркач оставалась моей последней надеждой… И, прекрасно сознавая кристальную глупость своего поведения, я выложил на стол последний козырь – стодолларовую купюру.
– Мне нужно знать хоть что-нибудь по-английски к следующей пятнице. Это – аванс. Вне зависимости от результата.
Матильда Деркач уставилась на зеленую бумажку, прикрывшую одну из карт таро, и взгляд колдуньи наконец-то сфокусировался. Член Европейской ассоциации профессиональных парапсихологов принялась перекладывать карты, и я даже не заметил, когда в ходе этих перекладываний банкнота исчезла со стола. В чем-то профессионализм колдуньи был сродни профессионализму «наперсточников» у Финбана. Оставалось лишь надеяться, что мадам Матильда умеет еще что-нибудь сверх продемонстрированного только что трюка.
В душе я прекрасно сознавал, какой дурью сейчас занимаюсь. Одно дело – отдать пятьдесят рублей, чтобы посмеяться над тем, кем ты был в прошлой жизни, нимало в это не поверив, и совсем другое – выложить предпоследнюю сотню баксов за… За что – за чудо? Или за одну только надежду на чудо?
Я всегда считал себя заядлым материалистом, но сейчас некий недодавленный простак внутри меня попискивал: «А вдруг? Чем черт не шутит?»
Матильда перестала химичить с картами и уставилась на меня густо подведенными фиолетовой краской карими глазами. Над левой бровью у нее красовались две вполне ведьмовские родинки – трудно сказать, намалеванные или настоящие.
– Я могу попробовать, молодой человек. Но предупреждаю – сейчас для этого плохое расположение звезд. Результат может оказаться неполным или…
На этот раз я посмотрел в затылок Матильде Деркач и негромко сказал:
– А вы постарайтесь.
Следующие полчаса потомственная колдунья, член ЕАПП, светоч всея Великия и Белыя, и Черныя Магии демонстрировала один профессиональный фокус за другим. Меня обкуривали какой-то вонючей дрянью, вешали надо мной уныло звякающие бубенчики, заставляли смотреть в чертов елочный шар. Хрена с два я там высмотрел. И хрена с два я заговорил по-английски.
Все, что я помнил со школьных времен – это несколько неправильных глаголов и три фразы, с помощью которых нам пытались поставить произношение. Спустя полчаса я знал все те же неправильные глаголы и все те же осточертевшие три фразы.
Мадам Матильда бросила в пламя спиртовки некий порошок, он полыхнул зеленым пламенем, в комнате сильно запахло мятой.
Глядя на рассеивающийся дым, я думал о том, что Америка мне не светит. А еще о том, что фокусы Акопяна производят гораздо большее впечатление, не говоря уж о трюках Дэвида Копперфилда. Неужели за сотню долларов я не могу даже получить приличное шоу?
– Говори! – вдруг пронзительно потребовала колдунья – и я вздрогнул, хотя она повторяла свое наглое требование уже в пятый раз.
До сих пор я просто пожимал плечами и разводил руками – дескать, и рад бы ответить по-английски, да не могу! – но теперь вдруг взбесился.
Выпрямившись в кресле, я разогнал ладонью зеленый дым и злобно сказал:
– Dont trouble trouble until trouble troubles you!
Это была одна из зазубренных мною в школе фраз, по-русски приблизительно означавшая: «Не буди лиха, пока оно тихо!»
Матильда Деркач подпрыгнула и уставилась на меня с таким радостным ожиданием, что мне стало стыдно. В конце концов, у этой женщины нелегкий хлеб – попробуй-ка в пятьдесят с лишним лет изображать из себя шаманку, даже если тебе платят за представления «зелененькими»… От Валькиной мамы я знал, что «потомственные» колдовские таланты проявились у ее подруги после того, как закрылось предприятие, в бухгалтерии которого мадам Матильда проработала всю жизнь и собиралась тихо-мирно работать до пенсии. Само собой, госпожа Деркач была таким же членом Европейской ассоциации парапсихологов, как я – Билли Гейтсом… Но ведь не боги горшки обжигают – а вдруг ей все же удастся добиться удачи в том, в чем потерпели полное фиаско мои школьные учителя?
– Пока что фокус не удался, – буркнул я. – Попробуйте еще разок.
Колдунья метнула в меня взгляд, наверняка снискавший бы одобрение нашего каратистского гуру.
Я уж думал, меня сейчас вышвырнут из кресла и из этой квартиры, и приготовился помахать рукой своей сотне баксов – но мадам Матильда еще не закончила представление.
Теперь член ЕАПП зажгла несколько фитилей под названием «Аромат Ганга» и вытащила блестящий шарик на цепочке.
– Смотри сюда! – она принялась раскачивать шарик перед моим лицом, слишком близко, чтобы от этого можно было словить кайф.
К тому же от всех этих воскурений у меня уже начала болеть голова.
Вот бы посмеялась моя мамуля, если бы узнала, какой дурью я тут занимаюсь! Но ей-то хорошо сейчас в Гамбурге обсуждать проблемы миграции вальдшнепов с немецкими коллегами. А я если и увижу иные берега, то только во сне, прикорнув в уютном кресле потомственной колдуньи. Я очень старался не зевать, но вчера мы с парнями засиделись в «Белых ночах» и, похоже, слегка перебрали.
– Говори! – снова возгласила Матильда, продолжая манипуляции с шариком.
– Oh, no, dont go home alone, nobody knows how lonely the road is! – сонно пробормотал я. И чтобы старушка не мучилась зря, тут же перевел: – О, нет, не ходи домой в одиночку, никто не знает, как одинока дорога!
Теперь у меня в запасе оставалась всего одна фраза: «She sells seashells on the sea shore, and the shells she sells – are seashells, I am sure». То бишь – «Она продает ракушки на морском берегу, и ракушки, которые она продает – действительно морские ракушки, я в этом уверен».
Мадам Матильда, прервав манипуляции с шариком, с ненавистью уставилась на меня.
Я устало воззрился на нее.
Мне вдруг стало абсолютно по балабасу, прогонит она меня немедленно или даст еще подремать в старинном плюшевом кресле.
Но нет, старая гвардия не сдавалась!
Мадам Матильда сняла с полки и водрузила на стол металлическую рамку с укрепленными на ней блестящими пластинками. Член ЕАПП пошаманила над странной штуковиной, и пластинки завертелись вразнобой в завораживающем ритме – одни быстро, другие медленно… На этот раз мне не удалось сдержать зевок.
Валькиной матери легко щеголять прононсом, она закончила курсы переводчиков при французском консульстве… Пусть это было лет пятнадцать назад, но не могло же у нее все выветриться из головы? А после того, как она прикорнула в удобном кресле во время камлания мадам Матильды и увидела сон про свою милую Францию, у нее, видать, всколыхнулось ретивое… Но я не заговорю по-английски ни под гипнозом, ни под наркозом, об этом нечего даже мечтать. Что ж, как заметил Шарапов во всеми любимом сериале: «Самое дорогое в жизни – глупость, потому что за нее дороже всего приходится платить». Я еще дешево отделался, потеряв всего сотню долларов и один-единственный потраченный впустую вечер.
Теперь я даже не пытался сохранить сосредоточенный вид. Закрыв глаза, я ждал, когда мадам Матильда решит, что уже отработала полученные деньги, и пригласит меня на выход.
Но старушка не унималась. Она начала что-то неразборчиво бормотать, потом раздалось шипение, запахло новой химической дрянью, которая так и не сумела перебить запах мяты, и вдруг послышался заунывный кошачий мяв. Ха, так у нее все-таки есть кот! Интересно, какой масти? Но не настолько интересно, чтобы открывать глаза.
А чертов кот продолжал протяжно мяукать, все настойчивей и громче, и наконец, судя по звуку, вспрыгнул на стол. Мадам Матильда прервала заклинания, чтобы его шугануть. Оскорбленный котяра взвыл автомобильной сиреной, слетел на пол, прихватив с собой что-то бьющееся… И решил поточить когти о мою ногу.
Это было уже чересчур!
– Пшел, ты!..
Я резко дернул ногой, отбрасывая кота…
И рухнул спиной вперед в шуршащую пустоту.
Глава вторая. Ура или караул?
– Разобью тебя в прах! – незнакомец, в сердцах,
– Посмеются тебе – зайцы рощ!
Посередке моста сшиблись два молодца,
Зачастили дубинки, как дождь.
Словно грома удар был Робина удар:
Так ударил, что дуб задрожал!
Незнакомец, кичась: – Мне не нужен твой дар, –
Отродясь никому не должал!
Словно лома удар был чужого удар, –
Так ударил, что дол загудел!
Рассмеялся Робин: – Хочешь два за один?
Я всю жизнь раздавал, что имел!
Разошелся чужой – так и брызнула кровь!
Расщедрился Робин – дал вдвойне!
Стал гордец гордеца, молодец молодца
Молотить – что овес на гумне!
«Робин Гуд и Маленький Джон», перевод М.Цветаевой
Возмущенный вопль кота все еще отдавался в моих ушах, когда я рухнул на спину, сжимая в руках то, за что пытался ухватиться… Это была сломанная дубовая ветка.
Я лежал под большим деревом, сорванные моим падением листья продолжали сыпаться мне на лицо.
Отбросив ветку, я быстро сел и ошалело огляделся по сторонам.
Ни комнаты, ни мадам Матильды, ни поганого кота!
Меня окружал густой лес, сквозь раскидистые кроны били солнечные лучи, в кустах возились и щебетали птицы. Птичья перекличка да шелест ветра в ветвях – вот все звуки, которые до меня доносились. Мне редко приходилось попадать в лес, где не слышно было ни музыки с ближайшей турбазы, ни гудков электрички, ни людских голосов. Да и приходилось ли вообще?
ДЬЯВОЛЬЩИНА, ГДЕ Я?!
Я уже стоял на ногах, стараясь не паниковать. Неужели я зря обвинял Матильду Деркач в шарлатанстве?! Уж не знаю, что там нахимичила эта ведьма, но подобного аттракциона наверняка не увидишь даже в шоу Дэвида Копперфилда. Не говоря о том, чтобы попробовать его на себе…
Справа между кустами прошмыгнула проворная тень, я краем глаза успел заметить огненный мех и длинный хвост. Лисица. Ни разу не видел лис вне зоопарка…
Эту мимолетную мысль неровным галопом догнала другая, и я замер, сжав кулаки.
А вдруг я вообще не в нашем лесу?! Вдруг в результате манипуляций мадам Матильды я отправился прямиком, куда стремился – в желанные Штаты? Что, если Матильде Деркач удалось заткнуть за пояс того израильского чудодея, Ури Геллера, который хвастал, будто пару раз телепортировал себя на несколько километров? А слабо ему перекинуть такого здоровенного парня, как я, через Атлантический океан?
Несколько мгновений я дико оглядывался по сторонам, взвешивая вероятность такого события, и наконец решил, что занимаюсь полной ерундой. Сколько бы я ни торчал под дубом, напрягая гудящие мозги, ничего умного я все равно не придумаю. Нужно двигаться, чтобы найти кого-нибудь из местных жителей. Я задам ему наиглупейший из всех возможных вопросов: «Где я?» – и уж в зависимости от ответа буду орать или «Ура!» или «Караул!»
Вытряхнув из волос остатки листьев, я одернул рубашку и решительно двинулся вперед.
Уже через сотню шагов я окончательно убедился, что лес не наш. Тут было слишком чисто. Ни одной бумажки, ни одной пластиковой бутылки – как будто над этой чащей поработали энтузиасты «Гринпис». И я никогда еще не видел таких огромных дубов, такого буйного подлеска, такого множества птиц и зверей. На ветвях стрекотали белки, один раз вдалеке между стволов промелькнула массивная темная зверюга, похожая на кабана, потом я вспугнул из травы большую птицу с ярким оперением… Елки-палки, фазан! Нет, под Питером точно нет таких лесов!
Наконец впереди замаячил просвет, и, продравшись сквозь густой ольховник, я вышел к реке – неширокой и быстрой, шумно мчащейся по камням. Слева, в паре десятков шагов, я заметил перекинутое с берега на берег толстое бревно и решил перейти по нему на ту сторону.
При виде следов топора на стволе на душе у меня полегчало. Этот мост, каким бы он ни был примитивным, явно сделали люди, и к нему подводила узкая тропинка, наверняка тоже протоптанная людьми. Не хотелось бы мне очутиться в какой-нибудь совсем уж дикой местности, имея из жратвы только жевательную резинку в нагрудном кармане рубашки.
После недолгого колебания – повернуть по тропе назад или все-таки перебраться на тот берег? – я ступил на бревно и двинулся вперед, внимательно глядя под ноги. Потемневший ствол шел над самой водой, кое-где его обдавали брызги, а купание вовсе не входило в мои планы. На сегодня я уже получил достаточную порцию острых ощущений…
– Хей, незнакомец! Это мой мост!
Вскинув глаза, я резко остановился. Нет, меня оглоушил не наглый оклик, а вид парня, который меня окликнул. Еще никогда и ни на ком я не видел такой странной одежды, какая была на типе, вспрыгнувшем на другой конец бревна. Ну, длинная грязно-серая рубашка – еще куда ни шло. Ну, зеленый плащ с капюшоном – тоже… Но чулки на ногах? Но нелепые башмаки с узкими носами? Но дурацкий короткий балахон поверх рубашки, вырезанный зубчиками по подолу? Балахон был перехвачен широким ремнем, на котором болтался внушительный нож и оправленный металлом рог; в руках абориген держал двухметровую палку.
Все это я разглядел за несколько секунд, но продолжал молча таращиться на парня, быстро шагающего по бревну. В метре от меня он остановился. Откинув назад длинные русые волосы, туземец смерил меня оценивающим взглядом и ухмыльнулся. Мне чертовски не понравились и его взгляд, и его ухмылка, и то, как он крутанул свой шест с железными наконечниками. Но самое ужасное заключалось в…
– Хей, верзила, кому сказано – убирайся с моего моста!
…том, что он говорил на английском! Или, во всяком случае, на языке, очень напоминающем английский. И Я ПОНИМАЛ ВСЕ, ЧТО ОН ГОВОРИЛ!!!
– Ты что, оглох, дубина? – прищурив наглые голубые глаза, парень сделал еще шаг вперед. – Плати мостовой сбор или поворачивай!
Злость резко тряхнула меня, выведя из ступора. Терпеть не могу вымогателей, как наших, так и иностранных! А после всех сегодняшних передряг мне еще не хватало нарваться на грабителя.
– Тебе нужны деньги? – рявкнул я. – На, получи!
Вытащив из кармана горсть мелочи, я швырнул ее в реку… И только секунду спустя понял, что огрызнулся на языке, которого сроду не знал!!!
Безмолвный вопль моего погибающего рассудка был прерван крепким ударом палки по плечу. Честно говоря, я даже обрадовался поводу не думать, отложив попытки объяснить необъяснимое на потом. И как только вымогатель замахнулся снова, я поднырнул под шест и врезал ему в грудь.
Парень упал на спину с громким: «Ууф!», но ухитрился не скатиться с бревна и даже не выронить палку. Он держал ее, как канатоходец – балансир, и двигался с ловкостью акробата. Секунду спустя ряженый уже снова стоял на ногах, ухмыляясь от уха до уха.
