– Йонон рангевт, витер (доброе утро, вирит)! – поздоровался низкорослый коренастый опиглен на своем языке.
– Тэнэт ос, опиглен’нен (вам тоже, опиглен)! – ответил ему с сильным акцентом Огген, надеясь, что не ошибся в произношении. Он знал несколько фраз на опигленском, которые вычитал из книг.
Услышав из уст человеческого деревенского мальчишки речь своего народа, мужчина изумился и воскликнул:
– Элкинестор! Унго готронтант, хогм блэссир тунк нехесип ахкос хогмен, амс-эмбекерг экги хетгорснапи парастаз антал парданст (Удивительно! Я думал, наша речь слишком сложна для людей, чтобы на ней говорил обычный крестьянин).
Познания Оггена были не настолько глубоки, чтобы понять все то, что быстро произнес незнакомец, но по восклицательной интонации он понял, что приезжий иностранец был удивлен.
– Быстрее, сын! – услышал он оклик Осота, и тогда, отведя взгляд от опиглена, поспешил за отцом.
Когда он нагнал его и Готима, они уже наполовину перешли небольшой мост, перекинутый через узкую, но длинную речушку, приходившею из-за горизонта и уходившую в горизонт с противоположной стороны. Преодолев мост, Огген оказался за пределами Стредигот-Ликоу и посмотрел на раскинувшиеся золотистые поля, на которых он работал с двенадцати лет.
Вид вызывал у него смешанные чувства. Площадью в сумме около одного косе[4 - Косе – мера длины, 1 километр (0,62 мили)], прекрасные золотые поля, спору нет, но они казались такими лишь при наблюдении. Когда же стоишь в самой гуще колосьев под палящим солнцем и часами напролет машешь косой… тогда думать о красоте пейзажей не приходится.
Когда они добрались до места рядом с дорогой, где обычно устраивали стоянку и ели в обеденный перерыв, Огген сложил вещи и, перехватив косу удобнее, отправился выполнять свою «любимую работу».
Смотря на падавшие на землю колосья, мальчик ловко размахивал косой, которая за годы работы стала продолжением его рук, а мыслями в этот момент пребывал очень далеко. Стоя спиной к деревне, Огген изредка поднимал глаза и оценивал, сколько стинов[5 - Стин – мера длины, 2 метра (6,5 футов)] пшеницы ему еще нужно было выкосить. Окружив дорогу по обеим сторонам, поля удалялись и заканчивались неподалеку от самой кромки реденького леса, за пределами которого Оггену бывать никогда не доводилось, но очень хотелось.
К сожалению, одного желания было недостаточно.
Среди всех жителей Стредигот-Ликоу покидать деревню разрешалось лишь старосте, и то только раз в три месяца, когда он ездит в ближайший город Ватерл по каким-то своим делам. Сколько раз Огген просил взять его с собой под каким-нибудь предлогом (стать помощником, например), но тот все время неумолимо отказывал ему, не говоря при этом ни одного весомого довода в пользу своего решения. Просто «нет», и все на этом.
Слушая свист рассекаемого лезвием воздуха, Огген в бессильной злости сжал вспотевшими ладонями ручку косы. Как бы он ни любил родные края и своих людей, подобный жизненный уклад его тяготил, он был ему неприятен и чужд, но, к сожалению, это никого не волновало. Родился крестьянином, крестьянином и помрешь, загнувшись где-нибудь в полях под жгучим солнцем от сердечного удара.
Сколько времени он провел в представлениях того, какие путешествия мог бы совершить, представлял то, сколько всего интересного таится за лесной межой, и гадал о том, как бы ему воплотить свои мечты в реальность, но все впустую.
Однажды (примерно год назад) он даже познакомился с путешественником в «Согбенной липе» и на свой страх и риск попросился к нему в компаньоны. Тот как-то странно усмехнулся и отказал без малейших раздумий, но при этом интонация у него была такая, словно незнакомец был доволен его рвением. Но несмотря на это внешность у незнакомца была суровой, от него исходила какая-то внутренняя сила, и Огген почувствовал ее и не решился спорить.
Но когда Путешественник (имени он своего почему-то называть не захотел, поэтому мальчик во время их короткого общения звал мужчину так) увидел, как расстроился его молодой собеседник, то посочувствовал ему и предложил научить паре фантастических песен, какие поют в других частях Агнедола.
Чтобы немного отвлечься, он решил спеть одну из них.
(Песня)
Солнце палило во всю, нагревая и высушивая головы всем работникам, и когда Огген почти дошел до куплета, его оборвал зов Осота, велевшего ему оставить работу и идти на небольшой перерыв. С радостью подчинившись, юноша направился в сторону стоянки, расположенной рядом с дорогой.
Перевернув косу, он взял ее за косовище и опирался на нее, словно на посох с диковинным набалдашником. Идя через заросли пшеницы, концами достигавшей его груди, Огген в этот момент почувствовал неожиданно навалившуюся на него усталость. Это не было неожиданностью, подобное с ним случалось всегда.
Добравшись до места, мальчик застал там отца и Готима, когда они уже покончили со своими обедами и сидели, вытянув ноги. Заметив подошедшего сына, Осот легонько хлопнул Готима внешней стороной ладони по груди, и тот, закрывший глаза и обративший лицо к солнцу, вздрогнул от неожиданности.
Через полминуты они уже ушли. Так делалось всегда. Несмотря на обеденный перерыв, по требованию старосты в поле всегда должен находиться рабочий, поэтому отец с Готимом уходят отдыхать первыми, а потом их заменяет Огген.
Усевшись, прямо на землю, мальчик немедля приступил к трапезе. Действовала она на него неоднозначно. С одной стороны, весь день без еды протянуть было тяжело, но после обеда Оггена всегда тянуло вздремнуть, поэтому возвращение к работе стоило ему немалых усилий. Иногда желание было слишком сильным, но он все равно не поддавался ему, помня одинокий случай, произошедший с ним и глубоко врезавшийся в память.
Произошел он года три назад. Будучи маленьким и неопытным, мальчик попытался незаметно отдохнуть, спрятавшись в зарослях пшеницы. Положив косу рядом, он улегся на землю в зарослях и внимательно прислушивался на тот случай, если Осот заметит его отсутствие и начнет искать мальчика. Пролежал он так довольно-таки долго, и даже не заметил, как задремал, причем крепко. Разбудили его лишь крики отца, когда тот принялся искать сына. Крепкая выволочка, которую ему устроил Осот дома, навсегда отбила у Оггена охоту на подобный «отдых».
Развязав узелок, он принялся есть и наблюдать одновременно с этим за другими рабочими, трудившимися на втором поле, находившемся с противоположной их стороны дороги, но спустя недолгое время уши его уловили скрип и шум. Посмотрев в ту сторону, откуда он доносился, Огген застыл, а дыхание его перехватило.
По дороге в сторону деревни двигалась небольшая повозка, а на козлах ее сидела сгорбленная фигура, державшая поводья. Первое, как обычно, в глаза бросалось то, кто был запряжен в эту повозку. Тянул ее за собой огромный белоснежный пятнистый барс, в холке достигавший лошадиного роста и гордо смотревший прямо перед собой своими прозрачно-голубыми глазами. Понаблюдав за ним некоторое время, пока телега приближалась, Огген перевел взгляд выше, уже зная, кого он увидит.
Возницей был таворсийский венифик. Одетый в балахон и свою странную шляпу, он смотрел в том же направлении, что и барс, и наверняка чувствовал на себе немногочисленные взгляды работников, которые заметили его появление. Оно было не первым, так что особого восхищения у остальных маг не вызвал и большинство крестьян отвели глаза. Некоторым это наскучило, а другие боялись. Они верили, что смотреть на венификов опасно и что он может проклясть того, кто делает это без его позволения.
Но Огген, не один раз слышавший эти россказни, все равно не смог отвести взгляда от волшебника. Когда же телега приблизилась, мальчик не услышал шагов барса, прекрасный гордый зверь ступал грациозно и бесшумно.
В один момент венифик вдруг повернул голову, и они с Оггеном пересеклись взглядами. Мальчик испугался, но глаза не опустил. Волшебник же в свою очередь не выказал ни малейшего признака злобы, неприязни, или хотя бы неодобрения. Он чуть улыбнулся и приподнял шляпу над своей макушкой, зацепив при этом длинную бороду, смольную и обладавшую множеством седых волосков.
Продержав головной убор несколько секунд, он вернул его на голову, после чего вновь взялся за поводья и отвернулся.
Когда телега удалилась, Огген все равно продолжал смотреть на нее через небольшой слой нагретой солнцем пыли, поднятой колесами с земли и витавшей в воздухе, и не отвел восхищенного взгляда до той самой поры, пока транспорт не скрылся из поля зрения.
Вскоре очнувшись от того странного состояния, которое принес за собой венифик, Огген в который раз изумился Йапенгиром. Это имя было хорошо ему известно, хоть он и ни разу не заговаривал с волшебником, когда тот оказывался в их краях, но из разговоров и сплетен он знал о нем предостаточно… по крайней мере, ему так казалось.
Он знал, что Йапенгир – один из самых уважаемых мастеров в своем ремесле, но один из немногих, кто живет не в замке венификов и путешествует столь простым способом. Но, несмотря на все то, что мальчику было известно, он не знал, можно ли доверять всему тому, что говорят. В этом он был похож на отца – ему очень тяжело удавалось верить в то, чего он не видел собственными глазами, не слышал собственными ушами и не чувствовал собственным носом.
Покачав головой и ощущая сильный интерес, мальчику все же пришлось очистить голову и вернуться к своим делам. Йапенгир для него был настоящим кумиром, он путешествовал, видел столько, сколько ему и не снилось, в обще и целом, был таким, каким он всегда мечтал стать. А осознание того, что ему суждено всю жизнь лишь работать в поле, причиняло сильную душевную боль.
Утешил юноша себя тем, что, возможно, ему удастся подслушать какие-нибудь части разговора волшебника со старостой деревни, который был его хорошим знакомым. Прибывая в Стредигот-Ликоу, Йапенгир останавливался не на постоялом дворе, как остальные приезжие, а размещался в гостевой комнате старосты (по его собственному приглашению), но ели они непременно в «Согбенной липе», поэтому Огген собирался застать там волшебника во время ужина.
Взяв в руки косу, мальчик вернулся в поле на то место, где был до начала обеда, и продолжил свою однообразную работу. Считая взмахи у себя в голове, он успел дойти лишь до сто восемьдесят второго, как вдруг приметил то, что поспособствовало переломным моментом и изменило его жизнь навсегда.
В зарослях пшеницы на земле что-то сверкнуло холодным блеском. Сразу же обратив на это внимание, Огген остановил занесенную наполовину привычной амплитуды косу и взглянул на то место, где увидел этот блеск. Отчего он появился сначала понятно не было, казалось, будто на земле просто полыхнула искорка. Огген даже был близок к тому, чтобы подумать, что ему померещилось. Мало ли, он весь день провел на солнце, могло и напечь голову. Но нет.
Опустив косу, мальчик отошел на полшага назад, и точка вновь сверкнула. Нахмурившись, в то мгновение Огген позабыл обо всем на свете, даже о прибывшем в деревню волшебнике и его огромном барсе, впряженном в телегу.
Некоторое время он просто стоял в нерешительности, но вскоре юноша справился с оцепенением и, опираясь о косу, присел на корточки, раздвинул заросли свободной рукой, и увидел то, что источало этот холодный блеск. На земле лежала серьга, вроде как сделанная из серебра, и была она украшена множеством маленьких камней и одним большим.
Завороженный красотой предмета, Огген некоторое время смотрел на нее, а в голове его роилось множество мыслей. Едва увидев вещицу, юноша понял, что найденное им украшение представляет собой большую ценность, особенно по крестьянским меркам. Конечно, продать они ее вряд ли кому-нибудь смогут, но вот обменять у старосты на коня было бы вполне возможно. А если бы у них появился конь, то они стали бы богатейшей семьей в Стредигот-Ликоу после старосты.
Протянув к серьге руку, Огген подхватил ее за ту часть, с помощью которой украшение крепилось к уху, и поднял предмет на уровень своего лица. Вещица была очень искусной работы. И, что удивительно, холодна. Не соответствующе холодна даже с учетом того, что лежала на земле, укрытая морем колосьев от солнечного света. Выпрямившись в полный рост, Огген положил ее себе на ладонь и рассматривал некоторое время, наклоняя руку и наблюдая за блеском, а затем зажал украшение в кулак и уже собирался направиться к отцу и рассказать о своей необычайной находке, но вдруг ощутил, что серьга стала еще холоднее.
Потом он понял, что она становилась холоднее с каждой секундой, и уже была настолько ледяной, что морозным огнем обжигала те частички кожи, с которым соприкасалась своей поверхностью.
Огген намеревался разжать ладонь, но не успел. Вдруг внутри его груди возникло какое-то странное чувство. Страх, увеличивавшийся с каждой секундой и в конечном итоге превратившийся в ужас. И тогда он услышал хриплое дыхание, такое, какое бывает у человека, который сильно простудил легкие и не пил при этом ни капли воды уже несколько дней.
Когда же мальчик перевел взгляд правее, то заметил перед собой страшное существо. Это была женщина, но она парила в воздухе – ступни ее витали на уровне пояса Оггена. Возвышаясь над ним, незнакомка была одета в белоснежное платье, и тело и одежда ее были полупрозрачными, кожа сморщена, словно у яблока, высушенного солнцем, а длинные волосы и подол платья развеивались неестественно сильно – ветра в тот момент не было и в помине.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/german-filatov/pyat-zemel-vozvraschenie-drakona-69528589/?lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Ликосе – равняется примерно 4 километрам (2,5 милям).
2
Нивелит – равняется примерно 12 сантиметрам (4,5 дюймам).
3
Гундр – единица массы, равная 5 килограмм (11 фунтов).
4
Косе – мера длины, 1 километр (0,62 мили)
5
Стин – мера длины, 2 метра (6,5 футов)
