Виктор Васильевич Бушмин "Узник Кардиффа"

grade 5,0 - Рейтинг книги по мнению 10+ читателей Рунета

Продолжение удивительных и захватывающих дух приключений рыцаря Филиппа де Леви в Испании и Англии. Снова политические интриги, заговоры и вероломные предательства с головой увлекут вас в невероятный мир средневековой рыцарской Европы.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 12

update Дата обновления : 19.08.2023

Вот Робер и продолжал каждое утро десятилетиями закрепленное правило, привитое его отцом – он бегал, приседал, подтягивался и, как теперь говорят, качал мышцы брюшного пресса.

Рыцари, оруженосцы и прислуга Кардиффского замка поначалу смотрели на эти «сумасшествия» широко открытыми от удивления глазами, но затем, сами того не замечая, стали присоединяться к герцогу. Сначала, в виде веселой шутки или игры, мол, если старик так может, то мы-то чем хуже. Затем, когда это вошло в привычку, для того чтобы их крепкий и здоровый вид радовал не только оружейников, коим теперь не приходилось переклепывать кольчуги, наращивая их брюхо, но и своих жен, любовниц и гулящих девок, живших неподалеку от замка.

Единственное, что тяготило все эти годы пленника – ощущение несвободы. Вроде бы он и не был узником в полном понимании этого слова: мог гулять, охотиться и даже выезжать за пределы замка, а не сидеть в закрытой тюремной камере, но именно эта половинчатость и была тем невыносимым бременем, что давило на плечи стареющего герцога и сжимало ледяными тисками его сердце. Он жил, словно птица в золотой клетке…

Жизнь быстро проносилась за стенами мрачного Кардиффского замка, долетая до него лишь разрозненными обрывками и отголосками, тревожившими и зачастую смущавшими ум Робера Куртгёза. Более десяти лет прошло с тех пор, как его брат король-узурпатор Генрих потерял единственного наследника и теперь, за неимением продолжения по мужской линии, находился в полном раздрае и смятении.

Монахи и гости, изредка наведывавшиеся в гости к пленному герцогу, то вскользь, то словно нарочно, словно подливая масла в огонь, рассказывали ему обо всех сложностях наследования престола, будто бы герцог, который и сам превосходно разбирался в вопросах власти и генеалогии, не смог понять, что теперь, как ни крути, именно он является единственным живым и реальным претендентом на отнятый у него престол.

Робер, вместе с тем, прекрасно понимал и то, что дни его, как бы он ни старался и ни пыжился, сочтены и не бесконечны, а единственного законного сына и наследника, Гильома Клитона, судьба, словно в насмешку над ним, отняла несколько лет назад.

Рассчитывать на то, что кого-нибудь из его многочисленных детей-бастардов признает Папа Римский и святая католическая церковь, не приходилось, ведь если его брат-король Генрих столкнулся с такой же неразрешимой проблемой, то ему не стоило и мечтать. Приходилось утешать себя химерами будущего и рассчитывать на свои силы, угасающие и слабеющие с каждым днем.

Как-то он, прогуливаясь по запущенному саду замка, вслух сам себе произнес:

– Женюсь и, коли Господу будет угодно, обзаведусь сыном…

Но события последних нескольких месяцев не на шутку встревожили, казалось бы, каменного и невозмутимого герцога Робера…

Началось все ясным весенним утром, когда сад замка, просыпаясь под первыми веселыми лучами солнца, наполнялся жизнью, ароматами цветения и пением птиц. Робер открыл глаза и попытался резко подняться с постели, но резкий толчок в голову на мгновения погрузил его мозг в черноту небытия. Он попытался закричать, но вместо крика из его рта вылетело едва слышное мычание…

– Господи, неужели всё?.. – пронеслось в его голове.

Он отдышался и попытался пошевелить руками и ногами – это удалось ему только на четверть: левая рука вместе с плечом отнялась и безвольной плетью повисла, а левая нога стала мелко трястись, словно в ознобе, не подчиняясь командам его организма, внезапно давшего сбой.

Около месяца, стоивших ему неимоверных усилий и мытарств, он кое-как оживил левую руку, только пальцы все еще оставались непослушными и частенько подводили герцога, разжимаясь и немея в самый неподходящий момент, к примеру, за столом или на охоте, лишив возможности Робера стрелять из лука и, что самое обидное, заниматься гимнастикой. Нога, правда, почти полностью восстановилась в движениях, только слегка подволакивалась при быстрой ходьбе.

Более месяца он не подпускал к себе женщин, опасаясь в душе, что вместе с этим ударом он потерял остатки своей мужской силы. И вот, ближе к Троице, он все-таки набрался смелости и решился испытать себя, пригласив на ночь одну из вдов-дворянок, ее звали Эрменгарда, живших в доме коменданта замка и с которой он раньше имел амурные дела.

Тело герцога, словно старый и измученный бурями корабль, скрипя и сопротивляясь, все-таки успокоило его, хотя ему и показалось, что все прошло как нельзя хуже, чем он рассчитывал, но результат, о котором ему спустя месяц с небольшим поведала дама Эрменгарда, удивил и успокоил его страхи – она была на сносях, а значит, он все еще сохранял шансы заиметь законного наследника…

Единственное, что порой сильно раздражало королевского брата и пленника – это нудный и дотошный (просто до невозможности!!!) комендант замка и по совместительству его главный надсмотрщик и тюремщик. Поганенький по натуре и низкородный англосакс Арнульф, к которому (тут герцога начинало просто трясти от злости и негодования) с удивительной привязанностью относился его младший брат-король Англии и с поразительным (выше всяких пределов) доверием великий коннетабль Англии мессир Гуго де Биго – сын и наследник того самого предателя и интригана, благодаря которому и началась эта династическая неразбериха вокруг престола его покойного отца.

Словно в насмешку или для того, чтобы еще сильнее насолить и досадить герцогу Роберу, Арнульф с разрешения де Биго буквально с месяц назад нанял для усиления его охраны трех сарацин из Испании – нехристей, чей дикий и злобный вид в сочетании с тарабарским языком просто доканывали старика – участника и одного из главных героев Первого крестового похода. И теперь герою Дорилеи, Антиохии, Иерусалима и Аскалона, воину, привыкшему видеть их разве что убитыми или бегущими в ужасе и панике от его разящего меча, приходилось каждый день напрягаться и сдерживаться, терпя на себе их злые, как ему казалось, и оценивающие взгляды.

Но верхом цинизма (тут с Робером Куртгёзом сделалось и в правду дурно) оказалось то, что прислал их, прости его грешника, Господи, какой-то нормандец, носящий с ним одно имя, правда, по фамилии Бюрдет. Этот прохиндей, по слухам и восторженным рассказам воинов и рыцарей-нормандцев, умудрился каким-то вопиющим и немыслимым образом покорить целый город и земли вокруг него, образовал независимое графство и теперь (старик просто плевался от ярости) правил там, сохраняя равные права христиан-завоевателей и местных сарацин. Он даже мечети им позволил не только оставить, но и разрешил строить новые!

– Да, Арнульф, – произнес он как-то вечером, ужиная в присутствии своего тюремщика и коменданта. – Неисповедимы пути Господни. Еще лет двадцать-тридцать назад я бы ни за что в такое не поверил и готов был бы биться на смерть с любым, кто стал бы утверждать мне о том, что такое дикое и гнусное падение нравов случится с добрым христианином и рыцарем, позволившим и допустившим такую Гоморру!..

Арнульф едва заметно улыбнулся, но ничего не ответил на столь гневную тираду пленника.

Робер, тем временем, немного задумался, пытаясь найти в закромах и уголках своей памяти что-то важное, не дающее ему сна и покоя после их появления в замке Кардиффа.

Вдруг он внезапно хлопнул себя по лбу и, в миг, посерев от расстройства, произнес:

– Да. Это просто кошмар, а я ведь в былые годы знал его родителя. Прекрасный и храбрый был рыцарь… – он отшвырнул тарелку с паштетом, взял в руку серебряный кубок и, практически не прикладывая видимых усилий, сжал его в кулаке, словно это было не серебро, а листок пергамента. Арнульф весьма удивился такой силе герцога, сохранившейся в его, казалось бы, старом и дряхлом теле. – Наверное, сейчас его отец, царствие ему небесное, краснеет от стыда, глядя на безобразия и непотребства своего родного сыночка с небес…

– Не судите, да не судимы будете, Ваше королевское высочество. Всякое бывает под солнцем и всякое еще может приключиться… – как-то странно и загадочно произнес в ответ Арнульф. – Сегодня, глядишь, один человек враг, а вот как судьба завтра обернется?..

Он умолк также внезапно, как и проговорил эти непонятные герцогу слова, уставившись в свою тарелку.

За окном башни замка Кардиффа стремительно набегала ночь, нагло и требовательно вступая в свои законные права и пытаясь охладить своим телом нагретую за день землю, стены и башни…

ГЛАВА II.

Вечер и ночь в Таррагоне.

Таррагон. 18 июня 1133г.

Несмотря на кажущееся спокойствие, Робер нервничал. В его душе боролись два странных и взаимоисключающих чувства.

Первое – чувство долга, благородства и самопожертвования ради своего погибшего друга графа Гийома Клитона. Второе – чувство успокоения и некой душевной тишины, утвердившиеся в его сердце после захвата Таррагона, обретения семьи, наследника и тех небольших прелестей размеренной и спокойной мирной жизни, которые так милы, непритязательны, но, вместе с тем, так затягивают, что отказаться от них, пусть даже ради данного много лет слова, ох, как тяжко.

Сегодня, когда, в принципе, все уже было решено, а о переносе отъезда в Англию не могло быть и речи, Роберу Бюрдету стало казаться (и эти мысли тревожили его), что он уже никогда больше не увидит жену, своего маленького и веселого сынишку Гийома, названного им в честь своего погибшего во Фландрии товарища, стен и черепичных крыш Таррагона, ставших для него второй и весьма гостеприимной родиной.

Он сидел в комнате Малого Совета с, казалось, отсутствующим видом, будто бы не вникая в разговоры людей, специально созванных для окончательного решения вопроса с отбытием за море.

Внезапно Робер услышал неторопливую и тихую речь старого еврея Исаака, коему он уже окончательно доверил ведение всех финансовых и казенных дел графства…

– Нам с тобой, мой добрый Рамон, – тихо и размеренно, словно ученик бубнит зазубренный донельзя урок, произнес еврей, обращая свои слова к собеседнику, сидевшему напротив него и справа от графа, – так вот, нам с тобой, как я понял, предстоит не только сохранить земли и владения до возвращения хозяина, но и укрепить их, готовя молодого наследника к власти…

Рамон почесал левую бровь (он так частенько делал, когда видел перед собой трудную проблему, требующую вложения больших сил и напряжения), хмыкнул и ответил:

– Да, уж… задачка.

Граф улыбнулся и сказал:

– Слава Господу, друзья мои, что пока мы живем в относительном мире с нашими соседями… – он перевел взгляд на Исмаила-бен-Ранию и его сына Абдаллу, сидевших прямо напротив него. – Наши соседи-сарацины пока так сильно увлечены приграничными войнами с Арагоном и Кастилией что до нас им нет дела, не так ли?

– Истинно так, повелитель. Аллах милостиво хранит вас и ваших подданных под сенью своей доброты. – С учтивостью и обычной сарацинской витиеватостью ответил убеленный сединами воин. Мир и равные права, кои вы так мудро, да хранит Вас Аллах, разделили между нашими добрыми народами, нерушимыми стенами сплотил верных сынов Пророка и почитателей Креста…

– Ах, Исмаил, – засмеялся в ответ Робер. – Твою певучую речь, да Господу бы в уши!

– И, для верности, в уши нашим беспокойным соседям… – буркнул Рамон, не умевший так красочно и вычурно излагать свои мысли. – Неровен час, прости нас грешников, Господи, разразится жуткая война…

– И она близка… – вставил Исаак, владевший информацией от своих соплеменников, живших по обе стороны границы. – Активность короля Арагона, неугомонность и алчность кастильских воинов, в конце концов, заставят сарацин Испании выступить единым войском. А уж тогда нам всем беды не миновать…

– Честно излагаешь, неверный… – нахмурился и ответил ему Исмаил. – Но и мои единоверцы тоже не ангелы. Эти частые смены правителей, жадность и упадок веры могут привести к нам страшных гостей из Марокко – черных фанатиков!

– Дон Робер, нам-то, что делать тогда?.. – Рамон немного растерялся и вопросительно посмотрел на графа.

– В стороне мы не имеем права стоять… – с сумрачным видом ответил ему Робер. – Только вот выдержит ли само графство такое испытание? Все-таки, как ни крути, а это жуткая религиозная война… – он посмотрел на Исмаила. – Как твои собратья отнесутся к идее воевать против единоверцев?

– Очень плохо отнесутся, повелитель… – честно ответил ему верный сарацин.

Гуннар, сидевший возле Исмаила, молчал и громко сопел – так он всегда делал, когда отягощал себя умственной деятельностью.

Робер посмотрел на него и спросил:

– Как наши наемники-христиане отнесутся к предстоящей войне? Надеюсь, смогут твои молодцы удержать их от всяких там бесчинств и прочих безобразий?..

– Будут как шелковые… – выдавил из себя швед.

Этих слов было достаточно, чтобы оценить всю громадную работу и напряжение, которые проделал его мозг, анализируя ситуацию и взвешивая все «за» и «против», прежде чем он ответил графу.

Граф хлопнул ладонью по столу и произнес голосом, не требующим никаких возражений:

– По сему, друзья мои, решаю так… – он окинул медленным взглядом собравшихся на Совет. – В случае предстоящей войны воинству графства поступить таким порядком: выступить под хоругвь короля Арагона с отрядом в триста сарацинских тяжеловооруженных всадников и двести рыцарей, не считая прислуги и обозов. В битву не вступать, но находиться возле хоругви и палаток короля, дабы… – он выдохнул и перекрестился, – в случае, коли Господу будет угодно послать поражение нашему сюзерену-королю Альфонсо, воинство графства смогло вывести его со всеми стараниями из битвы и сохранить жизнь телу и чести короля. Для сего случая, – он последовательно перевел взгляд на Рамона, а потом на Исмаила, – повелеваю изготовить отдельный Ордонанс, который принародно огласить по всему графству и королевскому двору Арагона.

– А недомолвок, часом, не будет?.. – Рамон недоверчиво посмотрел на Робера.

– Недомолвки и обиды могут возникнуть только в том случае, если мы не изготовим такой Ордонанс. – Ответил ему граф. – Конечно, не скрою, что не все в королевстве будут рады такому повороту, но… – он посмотрел на Исаака и Исмаила, – формально мы соблюдем все вассальные обязательства и будем в армии сюзерена, то есть не уклонимся… – он пожал плечами. – Надеюсь, что нас поймут правильно…

– Вы уж возвращайтесь поскорее… – с надеждой в голосе сказал Рамон.

– На все воля Господа… – ответил ему граф. Он посмотрел на товарищей и сказал. – В мое отсутствие власть я передаю двум регентам – дону Рамону, коего мы назначаем хранителем графства, и вам, мой благородный Исмаил. – Сарацин поднялся из-за стола и учтиво поклонился. – Вам же, мой верный Исмаил, я вверяю жизнь моего наследника и честь моей супруги, дабы воспитать моего сына в храбрости, вежливости и чести.

Старый воин едва не расплакался. Он подошел к графу и, упав перед ним на колени, прижался лбом к его руке.

– Клянусь именем Пророка и Священной книгой Корана, что не подведу и сохраню жизнь вашего сына, повелитель, соблюду честь и достоинство вашей дражайшей и возлюбленной супруги.

– Встань. Я всегда знал, что могу доверять тебе. – Робер поднял его с колен и поцеловал. Доверив сына и жену сарацину, он разом укрепил дух всего мусульманского населения графства и получил в свое распоряжение верных и преданных воинов, готовых теперь без промедления и раздумий отдать за него и его семью свои жизни. Армией будете командовать вы, Олаф, – скандинав встал и поклонился графу Роберу, – и ты, мой верный Исмаил. В городе и графстве останется дон Рамон… – испанец резко вскочил и поклонился ему, не проронив ни единого слова. Граф качнул головой в ответ на его поклон и продолжил. – Твоя задача проста и одновременно сложна: удержи графство в мире и границах. Лишнего нам пока, слава Богу, не надо, но и своего отдавать не позволяй.

Робер встал и жестом дал понять собеседникам, что больше не желает их задерживать. Когда же они стали покидать комнату, он остановил Исаака, приказав ему задержаться.

Еврей молча и вопросительно посмотрел на графа.

– Какие новости от твоих английских соплеменников?..

Исаак крякнул. Он уже имел исчерпывающие сведения и теперь был готов доложить их графу.

– Троица сарацин, как мы и планировали, уже закрепилась в замке Кардиффа. – Робер внимательно слушал его и не пытался перебить, зная, что Исаак скажет все, что нужно услышать и промолчит, о чем нет нужды говорить. – Англосакс, – он передернулся, так как в душе не любил двуличных и слабых волей людей, сильно сомневаясь в их надежности и верности, ведь если раз предал, то ничто не помешает ему и в другой раз предать, – принял их на службу и приставил, как мы задумали, к его высочеству герцогу Роберу, поручив отвечать за близкий круг охраны.

– Неплохо… – как-то грустно улыбнулся Робер.

– Я бы так не спешил говорить, ваша светлость, – вставил Исаак. – Одного придется изъять для наблюдения за самим англосаксом.

– Неужели сомневаешься? – с интересом во взгляде спросил его граф.

– Береженого, как у вас изволят говорить, Бог бережет… – Исаак потер своих морщинистые ладони. – От греха надо сохраниться…

– Тоже верно, мой верный друг… – похвалил его Робер.

Старик припал губами к его руке и едва сдерживался, чтобы не расплакаться. Граф поднял его на ноги и пристально посмотрел ему в глаза.

– Ты, я вижу, что-то расчувствовался?..

– Я просто благодарю Богу за то, что он послал мне Вас, мой добрый господин… – Исаак старческим и отеческим теплым взглядом посмотрел на Робера. – Меня всю жизнь только и делали, что пинали и унижали, оскорбляли и обирали. А тут… – он не сдержался и разрыдался, спрятав лицо на мощной груди графа.

– Ступай и успокойся, мой добрый Исаак. – Робер погладил старика по седой голове. – Зайди к Исмаилу, – он посмотрел ему в глаза, – надеюсь, он не унижает и не оскорбляет тебя? – Исаак отрицательно покачал головой. – Так вот, зайди и скажи ему, что Абдалле пора в путь. Он знает, что дальше делать. Я отбуду вместе с ним и викингами завтра поутру. Путь нам предстоит не близкий, да и не спокойный…

– Прислугу возьмете, хозяин?

Робер на минуту задумался и ответил:

– Двух человек: оруженосца и конюшего, остальными жизнями я не имею права рисковать. Я – не Господь Бог, чтобы даровать или забирать жизни. Со мной поедут только те… – он замолчал и прищурил глаза. Уголки глаз покрылись мелкой сетью морщинок, выдавая ту глубину переживаний, колоссального риска и ответственности, роившихся в его голове и не дававшие ему покоя, – кто верен мне и в ком я уверен.

Исаак со смирением в лице поклонился ему:

– Теперь, коли уже все вами предрешено, мессир Робер, – старик вдруг специально назвал его на франкский манер, – позвольте нам обсудить самую, пожалуй, главную проблему?

– Что такое? – Робер, отвлекшись на свои раздумья, снова оживился и прислушался к словам старика-еврея.

– Финансы, мессир граф…

– Да-да, об этом я, признаюсь, малость подзабыл! – Граф сел за стол и жестом руки приказал Исааку сесть рядом. – Надо как-то исхитриться и сделать… – он сделал паузу и вопросительно посмотрел на Исаака.

– Я все уже продумал… – Исаак положил свою руку на огромную и крепкую ладонь графа. – С собой вы возьмете только три тысячи золотом, причем, всю сумму только в мараведи…

– ? – Робер удивленно поднял вверх брови.

– Золото сарацин Испании весьма ценится по всем берегам холодного моря. С ним у вас и ваших спутников не возникнет ни единой проблемы, да и менялы везде его принимают, да еще и с превеликим удовольствием и по самому выгодному для вас курсу пересчета…

– Спорить с тобой не стану. Тебе, Исаак, виднее знать… – Робер не удержался и все-таки спросил его. – А почему все-таки в мараведи? Может лучше взять немного в серебре труасского веса? У нас, надеюсь, есть ливры?

– Есть, хозяин, только ими нам сподручнее рассчитываться здесь… – еврей улыбнулся. – Мы сильно выигрываем в курсе пересчета с купцами из королевства франков, да и германцы тоже охотно берут труасское серебро. Денье и ливры нам, вернее сказать, вашей супруге и наследнику тут нужнее будут.

– А не мало будет? Все-таки, три тысячи в золотых мараведи?.. – засомневался Робер, бросив косой взгляд на советника и казначея.

– Не извольте беспокоиться, хозяин, – тихонько засмеялся Исаак. – Мои соплеменники, что живут на земле короля Англии, прекрасно осведомлены о вашей платежеспособности, да и я уже подготовился. – Он проворно выудил из своего маленького кожаного мешочка, висевшего у него на шее, несколько маленьких рулонов пергамента и протянул их графу. – Здесь нечто, похожее на заемные письма…

– Надо же… – удивился граф, взял пергаменты и, для проверки, развернул один из них. Там на латыни было написан довольно сложный текст, смысл которого сводился к тому, что граф Таррагона или иной его верный человек, предъявив печать графа, может получить до десяти тысяч ливров серебром.

– Какой вы изволили посмотреть? – Еврей привстал и, заглянув в документ, произнес. – Это на десять тысяч ливров серебром. Остальные в серебряных марках и золоте. Каждый номиналом по три тысячи…

– Внушительная сумма… – быстро прикинув уме, произнес Робер.

– Сумма, достойная ее владельца, хозяин… – с улыбкой ответил Исаак. – Это всего лишь треть вашего годового дохода.

– Я настолько богат? – Граф и сам удивился услышанному. – Признаться, я и не думал, что настолько…

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом