Самое первое, что я сделала, когда вышла из горбольницы после консилиума, поехала заказывать парик. После
озвученного диагноза я со своим доктором просидела, наверное, пару часов в кабинете за важными разговорами.
– Не ищи жалости у людей, она тебя уничтожит.
– Если тебе станет нестерпимо трудно и захочется разреветься, приходи и за этим ко мне. Я тебя поддержу.
– Продолжай жить максимально свою обычную жизнь. Не забрасывай то, что делаешь сейчас (спорт, активности и прочее).
– Не мучай себя вопросом «за что мне это». Это не наказание.
– И, Оксана, закажи себе парик сейчас. Пока у тебя свои волосы, чтобы сделать максимально похожее. Дабы не напяливать на себя непонятно что. Момент придет, как всегда неожиданно.
В машине я открыла на телефоне ДубльГис. Забила в поисковик «парик» и нашла несколько контактов. Выбрала удобный мне, позвонила и поехала сразу туда.
Огромный красивый шоу-рум от пола до потолка в головах с париками.
– Эээ, я… мне… надо заказать парик – промямлила я.
Девушка, с наметанным взглядом, как у продавщицы на рынке в 90х, все поняла:
– Когда вам назначили химиотерапию?
Я была поражена, как это можно было знать. Но, оказывается, это целая индустрия. Один из неочевидных бизнесов, на котором люди зарабатывают. Пока не столкнешься, даже не догадываешься, что это существует. И называется так красиво – постижёр. Специалист, который делает парики. Что-то из разряда, шарман, мадмуазель.
Она оказалась владелицей этого салона. Расспросила меня, кто доктор, какая химия. Начала показывать мне варианты. Столько тонкостей и нюансов, как в любом деле.
Решили, что будем делать на заказ. У меня на тот момент были длинные рыжие волосы. Моя стратегия – держать болезнь максимально втайне. И значит парик должен быть максимально похож на мой образ.
За длинные славянские натуральные волосы мне насчитали круглую сумму. Это был первый транш в моё многомиллионное лечение.
Три недели изготовление. Примерка. Окрашивание парика в мой цвет. Укладка)) Бог мой, я купила своему парику вип обслуживание.
Красота – одна из моих главных жизненных ценностей. Всё должно быть красиво у меня и вокруг меня. Всё, что я делаю, должно быть красиво.
Я не представляла, сколько мне придётся быть лысой (господи, это реально будет со мной?? Я до сих пор ощущала себя как будто в параллельной реальности или во сне). Но я буду до последнего красоткой.
Почему болезнь держала в тайне
О моём диагнозе знал очень узкий круг. Мои родители, брат с женой, одна подруга и продавец. Всё. Чуть позже круг расширился, но тоже максимально близкими людьми, с кем я контактировала.
Мне не хотелось жалости. Люди не знают, что делать в такой момент. Если не было такого опыта. То тебе скажут что-то банальное, типа всё будет хорошо. Но уже бл… не хорошо. Никто мне не гарантирует это хорошо. Самое бесполезное слово в сложный момент. А просто сотрясать воздух, рассуждая о том, как у кого-то было что-то. Мне не нужны были непрошенные советы. Для лечения и рекомендаций у меня есть доктор. Для реальной поддержки – близкий круг родных.
Я поделилась только с теми, кто действительно мог поддержать своей любовью, близостью и кому точно было не всё равно. Кто не выкинет меня из головы через пять минут после печальной новости. Кому я дорога.
Еще была одна причина. Важная.
Мне было СТЫДНО. Стыдно признаться, что я заболела онкологией. Как будто со мной что-то не так. Я предполагала, что люди будут шарахаться от меня, узнав про диагноз. И это имело место быть. Гораздо позже я попала в сообщество онковыздоравливающих. С одной девушкой там был случай. Болел онкологией её ребёнок. Они полетели в Москву на лечение. Остановились в квартире, которую сдавала женщин, помогающая родителям с организацией лечения. Как-то соседи узнали, что в их доме постоянно находятся родители с детками, проходящими онколечение. Они подняли огромный скандал. Их слова были: «Пусть катятся отсюда. Сейчас позаражают тут всех». Ох, господи… Тебя уже ничем не заразить с таким-то гнилым мышлением…
Но на самом деле у общества стойкая ассоциация: онкология – неизлечимое заболевание. Онкология – это трагедия, печаль и уныние. Есть такое явление, как коллективное сознание. Ты пропитываешься убеждениями, настроением социума и этот мощный эгрегор начинает тобой управлять. Твоими мыслями, эмоциями, действиями. В сложный период психика и так качается на качелях. Поэтому нужна опора и фокус на наилучшем результате. Моя стратегия была – не попадать под влияние коллективного сознания, как минимум до тех пор, пока не буду понимать, что я прошла острую фазу болезни.
В нашем обществе в принципе странное отношение к этой проблеме. О ней не говорят вслух. Сами пациенты и их родственники не понимают, как справляться. Все вокруг делают вид, что нет такой проблемы. Доктора – молодцы, научились лечить с хорошей положительной статистикой. Но никакой психологической поддержки в глобальном масштабе не предусмотрено. А это война, ребят. Личная тяжёлая война. Травмы психологические рубцами в палец толщиной на твоей душе. Шрамы послеоперационные не стереть. Тебе самой сложно. Родные не справляются. Мужья уходят. С учетом того, что нет психологической культуры. У нас ещё до сих пор (только-только самые зачатки) люди остаются один на один со своей проблемой.
Сначала ты говоришь об этом с подругами, близкими (кто выдерживает такие разговоры). Потом начинаешь чувствовать неудобство и чувство вины, что я снова напрягаю своими переживаниями. Ну вроде выкарабкалась, живи и радуйся. Но как в анекдоте: шарики красивые, но не радуют. А знаете почему?
Человек не отгоревал своё горе. Запрет на чувства. Я сужу по себе. Сначала нужно было упорно идти к выздоровлению. Параллельно зарабатывая деньги на лечение. Потом тебе нужно было отдавать долги, которые скопились. Потом новые жизненные проблемы. После такого лечения нужно обязательно включать в протокол принудительный отдых где-то на природе с полным покоем, лицезрением красоты, классической музыкой и психологической помощью. Поработать с эмоциями и чувствами, которые ты прожил. Я не организовала для себя такой период. Я в принципе перенесла онкологию, как грипп, на ногах. Я не видела другого выбора. Возможно эта
стойкость и спасла в какой-то степени. Незакрытая травма фонила много лет, влияя на многие сферы в жизни, особенно на отношения.
В особо острые моменты я ходила к помогающим практикам. Но по своему опыту могу сказать, что психолог, не понимающий проблему, не справится. С тобой будут работать, как теоретики, применяя абсолютно не подходящие практики. Нужны онкопсихологи или те, кто сам прошёл этот путь лично или с родными. Кто глубоко в теме.
К вопросу о стыде. Как-то обучалась на живом курсе по мышлению. На демонстрационную сессию вышла девушка. Рассказывает свой запрос и говорит: у меня ВИЧ… Я просто замерла в шоке. А что так можно было? Несмотря ни на что, я позавидовала её смелости. Не знаю сколько она с этим работала. Возможно, ей всегда так можно было. У меня, к сожалению, было только право не говорить, не просить помощи.
С моим отношением к себе было всё не так. Я предпочла, как обычно выгребать самостоятельно. Вместо того, чтобы научиться уже доверять людям, миру, просить помощи и принимать. Этот урок ещё долго будет у меня невыученным и проиграется в моей жизни не раз.
То, что я издала эту книгу – результат охрененной многолетней работы над собой. Это моя проба быть открытой, честной и не жить годами в созданном образе «у меня всё хорошо». Когда на людях ты прекрасна, весела, счастлива, а дома заливаешь подушку, подбухиваешь винишко в растянутой пижаме и разговариваешь с собой. А-ля, Бриджит Джонс.
Свекрови я сказала, когда уже на вторую или третью химию мне нужно было оставить с ней сына, потому что я была в ауте в этот период и могла только хоть как-то позаботиться о себе.
Сыну не сказала вообще. Он был маленький. 9 лет. Мне показалось, что не стоит ему знать такое и жить в страхе, что мамы может не стать. Я не знала, какой будет исход. Но сейчас я бы поступила по-другому. Рассказала бы. Но история не терпит сослагательного наклонения, и то моё решение скрыть точно не пошло на пользу нам. Уже будучи в коучинге, я увидела, как это криво встроилось в наши дальнейшие отношения.
Я была сильная справляться с внешними невзгодами. Но я была очень слабая, чтобы признаться, что могу с чем-то не справиться. Сильной быть легко. Слабой сложно.
Чужой
Я с нетерпением ждала начала лечения. Проходила дополнительное обследование, чтобы понять природу заболевания и правильно подобрать протокол лечения. Непростой период. Ты понимаешь, что в твоём организме живёт «чужой», и по факту он продолжает агрессивно множиться каждый день. Такое себе осознание. Хочется уже поскорее начать выкуривать его. Жизнь с замедленной бомбой внутри…
В тот период начала чувствовать: я отдельно, тело отдельно. На какой-то момент как будто потерялась связь с телом. Я его обвиняла, что оно заболело. Обожая все возможные спа процедуры, массажи, скрабы, намазать себя вкусно пахнущими кремам, с того момента я стала как будто равнодушна к своему телу, осознавая, что после всех операций, оно будет изуродовано. Да именно такое слово я думала. Я рьяно готовилась сражаться с болезнью, лечить тело. Но при этом психологически мне было невозможно понять и принять факт «предательства».
Первый допинг
Каждый четверг, раз три недели, я ехала на допинг.
Первый раз был конечно особенным. Я ж ничего не гуглила. Врач тоже ничего интересного не рассказал. Страха не было. Была какая-то торжественность момента что ли. Я ждала начала лечения, как праздника. Первая химия.
Это чисто моя стратегия – делаем шаг в неизвестность и в процессе разбираемся.
Накануне брат и папа спрашивали: может тебя отвезти? Но «я же сама». Что я слабачка что ли? Сама на машине не доеду что ли после какой-то капельницы.
Рано утром нужно было явиться в клинику. Обязательно позавтракать. Позже я поняла почему. После химии тошнило, как при токсикозе. Съесть потом что-то было сложно. Перед стартом курса доктор назначил мне тонну препаратов, которые прикрывают каждый орган от негативных последствий химии. Задача была победить рак груди, но не ценой других органов.
Я собралась, как обычно. Лёгкий макияж, свежая укладка. Взяла книгу.
Меня определили в палату.
Там я встретилась ещё с несколькими девушками.
Они посмотрели на меня с ног до головы оценивающим взглядом. Некоторые были в платках.
Одна спрашивает: в первый раз?
Я говорю: да.
Она: понятно.
И улыбнулась толи сочувственно, толи понимающе.
Пришла медсестра с моей капельницей и кучей флаконов, которые нужно было по очереди в меня влить. Оказалось это на несколько часов. Что??? Лежать несколько часов, привязанной к этой конструкции? Ну окей.
Мне поставили первый флакон. Через минут десять меня охватил испуг. Голова соображала. Но тело… Бл. ть, мое тело стало овощем. Я поднимаю руку, а она не поднимается. Как тряпочка… Все тело безвольное овощеобразное. Первая мысль: как я домой-то поеду за рулём???
Еще минут через десять меня вынесло совсем. Я провалилась в спящее неконтролируемое состояние. Медсестра приходила менять флаконы. Я просыпалась только от дикого желания в туалет. В меня вливали несколько литров химии за одну процедуру.
В туалет ты идешь вместе с этой каталкой-капельницей. В коридоре встречаешь таких же зомби. Стараешься держаться близко со стеной, чтобы если начнешь падать, то хотя бы сползешь по стене…
Спустя часа четыре вливания моей дозы химозы закончились. Я по-прежнему овощ. Ехать никуда не могу. Одно желание – продолжить спать. Я осталась еще на несколько часов спать в палате. Проснулась в более-менее адекватном состоянии. Мозг соображает. Тело двигается. Я, конечно, подтормаживаю. Очень медленная. Но могу управлять всеми частями тела.
Пересаживаюсь в машину. Еду домой.
Пробки. Мать его, новосибирские пробки. Домой ехать около двух часов.
Мне невыносимо жаль себя. До слёз. Но я не могу попросить помощи и показаться слабой. Мне хочется быстрее доехать до кровати и проснуться полной сил.
Доехав, я просто рухнула лицом в подушку и отключилась…
Дообследование
Перед первой химией меня просто растаскивали на молекулы, чтобы понять природу моего рака. Пункции, кровь, узи, мрт, полный досмотр каждой клеточки в моем теле.
Некоторые результаты запаздывали. Химию уже назначили. Первую уже провели. Но даже в этот момент я всё ещё надеялась, что ошиблись с диагнозом. Что это какая-то дикая шутка. Что это сюрреалистический сон. Я проснусь и будет всё, как прежде.
Не верилось до последнего. Я провела десятки разговоров со своим доктором, пытаясь найти хоть какую-то логику происходящего.
Но чуда не произошло.
У меня был диагностирована 2 стадия рака молочной железы, агрессивного типа (распространялся со скоростью света), с двумя метастазами в лимфоузлы.
Дообследование выявило гормональный тип.
Ну что ж. Теперь мы знаем врага в лицо.
Я много сопоставляла фактов из своей жизни. Я вспоминала все препараты, которые принимала. События, которые происходили в моей жизни. Я не успокаивалась и искала причину. Мне хотелось ясности. Когда ты понимаешь причину, ты можешь не допустить повторения. Потому что ты с ней работаешь.
Первый факт, который меня сильно волновал. У меня была выявлена мутация гена BRCA. После меня такой же анализ делала мама. У неё не было. Откуда взялись изменения в моей днк? А как влияют прививки, которые нам полжизни ставят? У меня возникали такие вопросы. Но, конечно, ответов не было. Одни лишь предположения. Даже если исследовать этот вопрос и написать докторскую – вряд ли возможно познать истину. Будет всего лишь доказана гипотеза, в которую ты больше всего веришь. Но отношение к прививкам я поменяла. На всякий случай.
Еще один факт вспомнила. Я больше пяти лет пользовалась миреной (гормональная противозачаточная спираль). Она только появилась на рынке. Все статьи, которые я нашла уже во время своего исследования, говорят очень аккуратно: применение мирены немного увеличивает риск возникновения рмж. Немного – это как?
Третий факт. Когда в декабре перед всеми событиями у меня диагностировали фиброаденому. Взяли пункцию. Она показала доброкачественную природу. Эти же стекла поднимали на консилиуме в феврале. Маммография того же дня никаких патологий не выявила. Можно допустить предположение, что если бы не взяли пункцию и не потревожили клетки фиброаденомы, то все закончилось бы в феврале простой часовой операцией и никакого кошмара на несколько лет не случилось бы?
Один сплошные вопросы. Ответов нет. Они просто разрывали мне голову. Никто не знает ответов. Никто, это значит даже врачи. Всё в этой жизни строится на гипотезах. И, как говорится, по вере вашей да будет вам.
Именно в тот момент, я поняла, что в жизни нет гарантий. Есть одна и это смерть. А всё остальное – по твоей вере. Веришь, что умрёшь – умрёшь. Веришь, что выживешь – выживешь. Веришь, что мужики козлы. Только такие и будут в твоей жизни. Веришь, что ты роскошная женщина и достойна классного. Так и будет.
Интуитивно я уже тогда занималась самокоучингом. Он у меня был по простой схеме. Есть проблема – так бл. ть, ладно бл. ть (разбираем свои чувства и эмоции) – добываем информацию – анализируем с разных сторон – принимаем решение, как действовать – шлём всех советчиков далеко— действуем!
Это был самый быстрый коучинг в вашей жизни.
Схема рабочая! Применяйте.
Первые волосы на подушке
Самое бесячее во всём лечении вот что. Доктора тебя лечат. Делают все необходимые манипуляции. А вот как в быту справляться со всей этой хернёй, никто не говорит. Как будто это запретная тема. Вот реально, нет такого понятия, как реабилитация во время и после онкологии. Если у тебя пытливый ум, ты молода и являешься предпринимателем, приученным решать нестандартные задачи, то всё у тебя будет. Быт – это мега-важная часть жизни у онковыздоравливающего. И для него, и для его близких. Ты не знаешь, что в какой момент произойдет. Но было бы чуточку легче, если бы имел представление хотя в теории, к чему готовиться. Именно поэтому я включила целую главу в этой книге бытовым рекомендациям.
К счастью, я обладаю способностью притягивать нужных людей и события в свою жизнь. Мой постижёр, у которого на вип обслуживании был мой парик, предупредила меня:
– Оксана, увидишь первый клок волос на подушке, сразу ко мне.
В моем представлении волосы должны были отпасть сразу все. Одномоментно.
Но нет. Может просто отпасть огромный клок, а остальные будут крепко держаться за твою голову. И сколько это будет длиться – хбз. Я поступила по-другому.
Однажды утром это случилось. Я как будто мышь на подушке увидела. Господи, что я так испугалась? Это же мои волосы. Что я их не видела? Но прям животный страх сковал тело, слезы накатили. Я засовываю руки в голову и еще клок остается в руках. Бляяя. Ладно, вдох-выдох. Собираем адекватность в кулак. Раскисать не перед кем. Звоню постижёру:
– Наташа, это случилось!
Через пару часов я была у неё.
