– Брукса не согласилась. Алкук пока… в раздумьях. Катрина не хочет участвовать, но так даже лучше. Согласись она перейти, скажем, на их сторону, для нас это было бы плачевно.
– Кто еще?
– Еще согласна Ветала. А большего нам и не нужно.
Прохладный ветер трепал деревья опустевшего городского парка. Розовеющее небо подернулось свинцовыми облаками. И на фоне этой воздушной красоты казалось жутким видеть мужчину с головой-тыквой напротив нежной и миловидной девушки.
Впрочем, никто и не видел.
Все, кто тут побывал, превратились в пугала. А остальные сочли разумным сюда и не соваться.
Коко, прищурившись, соскользнул с ветки и в одну секунду оказался рядом с Хэгс. Новое тело – тело молодой невинной девушки с голубыми глазами, – ей невыразимо шло. Красные волосы – такие же, как ее истинное обличие, состоящее из одних только мышц, – падали на хрупкие плечи.
Разумеется, при виде такой красоты никому и в голову не придет, что перед ним сама Бу-Хаг. Вампир, безжалостно пьющий не кровь, а дыхание.
Вампир, который по уши влюблен в Коко.
И из которого он сам выкачивал все соки.
Коко резко притянул ее к себе и жестко впился в губы своим пустым тыквенным ртом.
– Джек не решился меня поддержать, – прошептал он, отстраняясь. Хэгс на секунду показалось, что она увидела за искаженной злобой мордой тыквенного монстра что-то большее. Что-то, роднившее его с человеком. Слезы?..
– Он еще пожалеет об этом, – уверенно заявила Хэгс. – И плевать, что у них там есть какой-то маг, кото…
– Маг?! – взвизгнул Коко, отталкивая ее. – Какой, к черту, маг?! Да я же нарочно вызывал духов, будил вампиров, накладывал на вас на всех проклятия и проклял себя самого, чтобы магию запретили! Чтобы не осталось волшебников, которые помешают мне подчинить всех! Я все просчитал! Откуда тут взяться магу?!
– Рина говорит, он шоумен, фокусник, гастролирует по миру и уже сто лет не бывал в Хексерайе, – фыркнула Хэгс. – Катрина сказала, когда я ей перезванивала… – Она снова подошла к замершему Коко и нежно взяла за тыкву-голову. – Еще не все потеряно… Остался Бугимен. И Подкроватный Монстр. Они тоже согласились, ты знаешь?
– Тоже неплохо, – равнодушно отозвался Коко. – Думаю, этого «мага» скоро отправят к Джеку. Пусть Бугс заберется куда-нибудь и все узнает. И этого… кроватника с собой возьмет.
– Конечно, любимый, – с готовностью закивала Хэгс. – Все, что скажешь.
Вырезанный пустой рот Коко растянулся в кровожадный оскал, и он провел ладонью по ее щеке.
– Не подведи, тыковка.
***
Диди огляделась. Лес, подернутый паутинками тумана, невесомыми и белесыми, как фата невольной невесты, из золотого плавно сделался серым и пустым. Деревья, понатыканные, как спички, голые, как зимой, тускло поблескивали серебристыми стволами. Ноги тонули в высокой густой траве, мокрой, словно после дождя. Мимо пролетали крупными стайками серые ночные мотыльки.
– Ты идешь? – окликнула ее Лайма. Девушка вздрогнула. Брукса, Алкук и Чупакабрик были уже на несколько метров впереди.
– Я не узнаю этих мест, – призналась Диди.
– Дом госпожи меньше, чем за сотню шагов отсюда, – ухмыльнулся Чупакабря. Диди недоуменно обернулась и увидела за спиной обычный осенний пейзаж.
– Но… как же это…
– Чаща Забвения, – подсказала Куки, незаметно подходя к ней.
– Что?
– Эта часть леса называется Чащей Забвения, – пояснила Лайма, тоже устремляя взор на золотые липы и рыжие сосны. – Люди очень боятся подходить к лесу близко, потому что боятся заблудиться и забрести в Чащу Забвения.
– Когда-то тут жили предки нынешних фей, – добавила Куки. – Здесь время останавливается. В отношении примерно триста шестьдесят пять к одному.
– То есть один день здесь равен году в Хексерайе? – уточнила Диди.
– Наоборот, – поправила Лайма. – Год здесь – это сутки там. Дом Индины недалеко от границы двух временных миров. Тут самое интересное: где-то в подвале дома есть волшебное зеркало. Оно может переместить тебя туда, куда тебе нужно. Это касается как места, так и времени…
– Времени? Можно переместить даже в прошлое? – вздрогнула Диди.
– Нет, – покачала головой Куки. – Все немного сложнее. Это не машина времени. Но с его помощью ты имеешь возможность сама выбрать, какая скорость времени будет внутри домика. Твой год будет равняться целому веку или одной секунде. Или, наоборот, долгий год Хексерайа мелькнет для тебя единой минутой.
– Дом старый, почти развалился, там нет мебели, подвала и зеркал там тоже нет! – отчеканила Диди, не скрывая горечи.
– О, Индина любила розыгрыши, – усмехнулась Лайма. Диди нахмурилась:
– Что?
– Это наверняка простенькое заклинание, – ответила Куки. – Чтобы тебя запутать. Или прибавить трудностей…
Диди повернулась к Чучику:
– А ты чего молчал?!
– Прежняя госпожа не пускала Чупакабру в дом! – заныл тот, поджав хвостик.
– Ну, и зачем мы здесь? – нахмурилась Диди.
– Ты пробудешь здесь год или два, – сурово произнесла Лайма. – Это время займет твоя подготовка. Хотя… Может, и не два. Возможно, три, пять или…
– Но ты сказала, у меня высокий уровень магии! – задохнулась от гнева Диди.
– Да. Но ты не готова к схватке с Коко. Не сейчас.
– Зато ты за сутки повзрослеешь на целый год! – оптимистично заметил Чупакабрик, нежно проводя шершавым языком по ее щеке. Диди растерянно поморгала:
– Но я… Я не… Я не этого хотела, понимаете? Я лишь…
Куки взяла ее за плечи и заставила посмотреть в свои стеклянные глаза.
– Послушай, детка. Кроме магии, тебе нужно еще что-то… Уверенность. Возможно, жестокость. Ты очень забитая для настоящей феи.
– Я большую часть своей жизни провела в стенах закрытой частной школы, где даже двор – пять квадратов, – вспылила Диди.
– Искренняя ярость, – причмокнула Лайма. – Ты моя умничка…
– Я знаю, как сделать из тебя звезду, – сказала Куки. – Обещаю, ты за одни только сутки станешь самой высокооплачиваемой моделью на свете! Твои враги будут кусать локти, бросая цветы к твоим ногам…
– Я не смогу, – покачала головой Диди, поправляя свои ненавистные очки.
– Уверенность, – повторила Куки. – Тебе нужна уверенность. Только и всего… – Она задумчиво постучала пальцем по подбородку – раздался стук фарфора о фарфор. – И, может, новое платьице… Десять.
Диди безнадежно вздохнула.
Домик Джека оказался аккуратной копией постройки, оставленной Индиной. Деревянные двери, занавески в окнах и чуть потертый, но чистый коврик у входа. Ничто бы не выдало в домике прибежище бессмертного убийцы. Разве что над дверью висела пустая тыква с призрачно горящей в ней свечкой. Это выглядело жутким в густом посеревшем тумане.
Диди передернуло, когда тыква ей подмигнула.
– А Джек точно знает о моем приходе? – пробормотала она. – Может, ему сообщить заранее и…
– Джек всегда все знает заранее, – убежденно заявил Чупакабрик. – Он добрый. Не бойся. А ты ему точно понравишься!
Диди нерешительно кивнула. Лайма уверенно постучалась, и дверь распахнулась сама собой. За ней зияла темнота.
– Может, его нет дома?
– Джек всегда дома, – качнула головой Куки. – Уже не первый год…
– Обычный или здешний?
– Обычный. А здесь… Здесь прошла целая вечность.
Лайма перешагнула порог и плавно растворилась в сплошном черном цвете, как растворяется маленькая желтая клякса в плохо разведенной водой черной акварели. За ней последовала синяя клякса – Куки. Дальше в домик ступил, ободряюще кивнув Диди, Чупакабрик. Девушка прикусила губу.
Возможно, там, за дверью, ее ждет мир, полный боли, или даже смерть. Джек, и правда, не показывался уже давно, но его никто никогда не мог поймать – зато его жертв находили всех в крови, с искаженными страхом и мукой лицами и, как правило, уже остывшими.
Но тут перед Диди вновь возникла картинка из детства.
Кэйси – миниатюрная блондинка с голубыми глазками и в безукоризненно чистой блузке, с надменным изломом бровей и заносчивым взглядом. И в сопровождении всего класса с гадкими лицами.
– Это ты убила фрау Дередит, – прошипела Кэйси, упирая руки в боки.
– Убийца! – загалдели остальные, как послушные овцы.
– Монстр!
– Чудовище!
– Я не… Она сама виновата! – вскрикнула Диди. Ее душила обида. Никто не встал на ее сторону. Никогда не вставал.
И случилось то, что должно было случиться рано или поздно. Девочка сорвалась.
– И, знаете, что?! Мне не жаль! Не смейте меня злить, иначе следующими будете вы! Тебя, – она вперила тяжелый взгляд, застланный слезами, в Якоба, – я запру в горящем доме и буду наслаждаться твоими хрипами и стонами! А ты, Фредерик, будешь порезан на кусочки заживо. Альхен отравится порошком между страниц книжки, Луи будет убит поздно вечером ударом в спину. Но тебя, Кэйси…
Кэйси испуганно отступила. Теперь в глазах одноклассников читалось не презрение, а страх. Они и не знали, как Диди сама боится собственных слов.
Диди расплылась в улыбке.
– Тебя ждет самая восхитительная участь. Ты не умрешь. Ты просто однажды проснешься мерзкой, противной, отвратительной старухой! – Диди уже не говорила, а выплевывала каждое слово Кэйси в лицо. – Ты не умрешь и никогда не ослепнешь, все от тебя отвернутся, а твоими друзьями останутся одни зеркала! Зеркала, зеркала, много зеркал… Но тебе не стать больше красавицей, потому что у тебя нет одной Белоснежки и одного яблока – даже коряги и те красивее тебя! Красивее! Красивее!
Лицо Кэйси исказилось на глазах, и все разом отшатнулись. Девочки вцепилась руками в свои щеки и завизжала:
– Моя кожа! Мое лицо! Моя…
Интернат сотряс душераздирающий вопль, Кэйси согнулась пополам, а, когда смогла встать с пола, то все ахнули. Маленькая девочка превратилась в древнюю старуху. Золотые волосы поседели. Гладкая матовая кожа стала дряблой и морщинистой. Учителя и завучи вызвали Диди в бывший директорский кабинет. Все предметы, от книг до статуэток, были убраны в шкафы и сейфы. Высокие преподаватели нависали над маленькой хрупкой девочкой, как бесконечно высокие колонны, уходящие далеко в небо.
Ей сказали только два слова:
– Убей Кэйси.
– Что? – прошептала Диди.
– Кэйси позвонила родителям, все им сообщила, и семья Куангель едет сюда из самого Лондона, – принялась объяснять фрау Адала, временно исполнявшая обязанности директора. – Если они узнает правду о том, что произошло, это подорвет нашу репутацию. Но если Кэйси умрет, да так, что ее тело изуродует окончательно, мы обрисуем все, как несчастный случай.
– Но вы сказали, я должна взяться за ум и принести обществу пользу, не вред, – озадаченно напомнила Диди.
– Единственная польза, какую ты можешь принести – убивать.
– Но…
– Не как монстры, которые тебе так нравятся. Убивать за деньги и услуги. Убивать на заказ.
– Вы хотите сделать меня наемницей?! – не поверила ушам Диди.
– Не мы. Тебе больше некем становиться. Ты не слишком умна, ничуть не красива, у тебя дурной характер. Ты неуживчива, жестока и никогда не отыщешь места в жизни.
– Что же вы меня здесь держите? – осипшим от волнения голосом спросила Диди.
– Твоя опекунша хорошо платит. Больше, чем надо. Наше молчание недешево.
Обозленная, отчаявшаяся Диди отказалась. Она не собиралась убивать Кэйси. Не так. Только не так…
И учителя сами сбросили бедняжку Кэйси с крыши, доведя ее лицо до состояния кровавого месива. Рыдающим родителям сообщили, что девочка поссорилась с подругой (разумеется, с Диди, с кем еще) и спрыгнула навстречу смерти сама.
Диди потом еще почти год снилась Кэйси, пришедшая к ней из могилы, истекающая кровью девочка и дряхлая старуха, и кровь на собственных руках…
Почему виновата всегда я?
Диди снова задушили слезы. Сейчас она стояла у входа в бездну, туда, где может быть хуже…
Но хуже, чем было, уже не будет.
