– А что еще ты хотел бы мне предложить? – спросила она.
Яков снова заметил в ней игривую кошку. Вот такой она чаще всего представала перед ним. Эти ужимки, улыбки, взгляды, вздохи – всё это Яков уже давно успел изучить. В основном все его бывшие подруги применяли одни и те же приемы. И Лола в этом плане была такой же, как и все красивые жеманницы. Холодным тоном он отклонил ее непристойные намеки.
– На этом пока остановимся, – сказал он.
Лола снова расхохоталась, только на этот раз, чтобы скрыть досаду.
– Хорошо. Значит, скажу маме, что мы останемся тут еще на два дня.
Море снова стало прибывать, выбрасывая на берег коричневые хлопья пены. Невысокие серые гудящие волны лениво набегали на берег, покрывая холмистые дюны и мелкие желобки. Вдали снова нависли дождевые тучи. Подул сильный ветер, черный навес из облаков качнулся, растворяя проблески голубого неба. И только краюха двойной радуги, вклинившейся в одутловатые тучи, разбавляла унылый вид небосвода.
Когда они вернулись, на кухне царил полный порядок. Вся посуда была перемыта, а на пустом столе красовались пузатый горшок с махровыми фиалками и синяя чашка на деревянной подставке. Пока Лола наливала себе апельсиновый сок, Яков подошел к столу. Он поднёс к носу наполовину наполненный коричневым отваром синий сосуд и отпил из него. Это был ромашковый чай.
– Кажется, твоя мама уже позаботилась о тебе, – сказал Яков, подавая девушке синюю чашку.
– Что это? – Лола брезгливо скривила гримасу. – Это что за вонь?
– Это ромашковый чай. Помнится, ты любишь его.
Лола выхватила чашку из его рук и поспешно вылила всё в раковину.
– Я пью чай только в определенные дни. А для ромашкового у меня вообще выделен особый день в году. Так что мама снова что-то напутала.
Яков уронил взгляд в гостиную и приложил палец к губам.
– Не шуми, – сказал он тихо. – Видишь, там человек устал и спит.
В гостиной у камина, завернувшись в плюшевый плед, мирно дремала Анна. Но Лола даже не соизволила сбавить громкость голоса. Треща без устали, она проводила Якова в гостевую комнату на втором этаже.
– Это твоя спальня с видом на сад, – сказала Лола, отпирая окна и дверь на балкон. – А моя комната внизу. Мои окна выходят на море. Вид рассвета из моего окна – это нечто волшебное.
Она снова хитро приподняла бровь и, понизив тон, чуть ли не шепотом произнесла:
– Дверь свою запирать я не буду, а то вдруг ты захочешь посмотреть на рассвет над морем из моего окна.
Яков осмотрел комнату и учтиво поблагодарил девушку за приглашение, обещав подумать над этим. Лола еще некоторые время постояла у двери, будто что-то рассматривая в убранстве спальни, а потом неспешно удалилась. Как только ее шаги стихли, Яков, как напуганный мальчишка, запер дверь на ключ и облегченно вздохнул. В следующую минуту он набрал номер телефона Германа, будучи уверенным, что этот обалдуй еще и не думает ложиться спать.
– Привет, братец! – раздался задорный голос Германа вперемешку с всеобщим гулом и бьющей по ушам музыкой.
– Выйди куда-нибудь, где тихо. Я ненадолго.
– Ага, сейчас, подожди…
Герман выкрикнул на беглом голландском, чтобы его дождались, так как у него срочный звонок от пациента. Гул голосов начал постепенно стихать.
– Я в туалете, – сказал Герман. – Говори, что у тебя там?
– Я у нее дома.
– И что? Что-то странное заметил?
– Нет. Ничего особенного. Дом большой, стоит на холме. Ближайшие соседи в миле от них, а то и больше. В доме только ее мама-вдова да младший братик лет шести. Прислуги никакой не заметил. Тихо, спокойно, уютно. Всё как положено.
– А ты что там ожидал увидеть? Думал, что там будут разгром повсюду и следы сумасшествия твоей подруги?! – Герман расхохотался.
– Я не знаю, – замешкался Яков, – но за весь вечер она вела себя как обычно. Я хотел расспросить о ее прошлом, но она, как всегда, уклонилась от ответа.
– Тогда порасспрашивай домашних.
– Кого? Маму, которая чуть ли не на цыпочках ходит перед дочерью? Или шестилетнего мальчишку, не проронившего за весь вечер ни слова?
– Не знаю. Тебе виднее. Давай потом поговорим, я сейчас так занят…
– Знаю я, как ты занят. Хотел еще сказать тебе, что я тут останусь на все выходные.
– Хорошо. Всё, мне пора.
Яков отключил вызов и откинулся на кровать. В голове всё гудело и кружилось. Он сам не понимал, зачем вязался в эту историю. Мало ли бывает на свете странностей… К тому же его редко занимали подобные загадки, и уж тем более чужие тайны. Но с тех пор, как он встретил Лолу, его разум словно стал медленно растягиваться во все стороны, приводя его сознание в полное онемение. Мысли об этой девушке никак не покидали Якова, вводя его попеременно то в трепетное волнение, то в леденящий ужас. Чтобы немного отвлечься от вновь нахлынувших мыслей, Яков принял холодный душ. На некоторое время это подействовало. Настроение стразу улучшилось, волнение улеглось, а рассудок стал чуть проясняться. Сон постепенно одолел его думы, и он без памяти провалился в мягкие подушки. Сколько продолжался этот крепкий сон без каких-либо сновидений, Яков мог только догадываться. Проснулся он так же внезапно, как и уснул. Холодный ветер с моря ворвался в спальню, покачивая картины на стенах. Открытая форточка рвалась со всех петель и неистово хлопала по оконной раме. Над полом дыбилась легкая портьера. Она рвалась, вздымаясь к потолку и, словно пританцовывая, протягивала прозрачную бахрому к кровати. Яков вскочил на ноги и в два счёта оказался у балконной двери, которая вела в просторный сад. Не медля, он плотно закрыл все окна и дверь. Прозрачные занавески мягко опустились на его спину, чуть заметно обволакивая его плечи, как любящая невеста. Яков осмотрел спящий сад. Ночь, стелющаяся за окном, была не такой, какую он привык видеть под огнями большого города. Здесь она была темно-лиловая, плотная и почти осязаемая. Даже тишина тут было гудящая, зовущая. Просторный сад тонул в невесомом тумане. В остальном же сад был ничем не примечателен. Широкий газон, вдоль тропинки длинные грядки, из которых выглядывали подсохшие луковицы тюльпанов. Аккуратно выстриженные кусты огораживали детскую площадку. Несколько незатейливых садовых фигур и искусственный пруд, обложенный крупными белыми камнями и ракушками. Самый большой валун был почти до основания прикрыт густыми ивовыми ветками, раскачивавшимися на ветру, как длинные болотные пряди волос. Где-то вдали небо прорезала пунктирная серебристая молния. Повеяло дождем. Внезапно из-под гущи гибких ветвей ивы вышмыгнул статный пони. Белая грива развевалась по светло-карамельной спинке, а копыта прикрывала густая бахрома. Пони сделал несколько прыжков в сторону загона и остановился. Топча махровыми ногами землю, он тихонько заржал, оборачиваясь к иве. И в тот же миг оттуда выскочила гибкая фигура молодой девушки. По длинным растрепанным волосам Яков узнал Лолу. Дождь начал хлыстать по земле. Лола в сопровождении красивого пони помчалась к загону. Преодолев скользкие от дождя тропинки и обогнув выстриженные кусты, Лола забежала под козырёк небольшого загона и скрылась в нём. Яков, пристально наблюдавший за всей этой картиной, с нетерпением ожидал, когда Лола побежит от конюшни к дому. Прошло добрых десять минут, и дождь прекратился, но Лолы всё не было видно. Не раздумывая, Яков набросил на себя плащ и спустился в гостиную, а оттуда через террасу выскочил в сад. Хлюпая босыми ногами по холодным лужам, он добрался до конюшни.
– Лола! – крикнул он.
Но вокруг были только пустые стойла, и в самом отдаленном углу преспокойно стоял белогривый пони. Вода стекала с него, как с гуся, на полу остались следы от босых ног и махровых копыт. Но Лолы в конюшне не было. Сердце Якова снова начал мало-помалу переполнять ужас. Не может быть, чтобы ему это показалось… Он ведь ясно видел рядом с лошадью девушку. Осмотрев еще раз все уголки конюшни, Яков побрел обратно к дому.
– Что случилось? – услышал он позади себя испуганный голос Анны.
В спешке Яков даже не заметил спящую у камина женщину.
– Я вас разбудил? Извините, пожалуйста, – растерянно произнес Яков.
Он хотел было удалиться, но вопросительный взгляд Анны не отпускал его.
– Я был в саду, – сказал он. – Мне показалось, что Лола выгуливает лошадь под дождем.
Взгляд Анны немного затуманился, и она расслабленным тоном произнесла:
– Ах, это… Снова эти ее ночные проделки… Не пугайся, она так часто делает, когда приезжает сюда в гости.
– Но я видел, как она вошла в конюшню, а сейчас ее там нет.
– Так она уже у себя в комнате. Видимо, вы с ней чуть разминулись. Она вошла в спальню, когда ты спускался по лестнице. Сейчас, наверное, сушит волосы.
Яков, не говоря больше ни слова, присел напротив Анны, подставив окоченелые стопы поближе к камину.
– Может быть, кофе или чай? – любезно предложила Анна.
Яков посмотрел на часы. Время было без четверти три. «Самое время пить кофе», – подумал он и вслух сказал то же самое. Анна улыбнулась и пошла готовить кофе. Через пять минут они снова сидели у камина, окутав ладонями, как муфтой, горячие чашки. Молчание было приятным и неторопливым. Запах свежего кофе, потрескивание дров, мелькающий приглушенно-желтый свет, исходящий от камина, – всё это словно само собой располагало к душевным беседам. И Яков решил этим воспользоваться.
– Вы давно живете здесь? – спросил он.
– Мы переехали в Нидерланды девять лет назад. А ты?
– А я еще был совсем ребенком, когда папа с мамой приехали сюда к богатому дедушке. Это было чистым везением. Дальние родственники неожиданно позвонили и вызвали маму срочно в Амстердам на постоянное место жительства. Мама до этого мало что знала о дедушке Бернарде. Потому что дед отказался признавать ее после рождения. А под старость лет вышло так, что никого рядом с ним не оказалось. А мама у нас та еще авантюристка. Собрала нас с братом и папу в охапку и прилетела сюда. Ухаживала за лежачим стариком целых два года, пока тот не перешел в вечность.
– А где ты раньше жил?
– В Красноярске. Мне было около десяти лет, когда мы переехали, так что мало что помню об этом городе. Только со слов брата иногда припоминаю некоторые детали. А вы где жили?
– А мы жили в Волгоградской области, в небольшом городке Ленинске. Я была учительницей английского. Однажды мне предложили сезонную работу в Москве. Я согласилась. Поехала гидом на две недели – сопровождать иностранцев. Так и познакомилась с будущим мужем. Начались долгие переписки, а через год он сделал мне предложение. Вот и вся история.
– Как необычно… – подметил Яков. – В вашей семье всё как-то необычно.
– Что ты имеешь в виду? – улыбнулась Анна.
– К примеру, ваша дочь. Она тоже очень необычный человек. С тех пор, как мы знакомы, я всё пытаюсь ее разгадать, и никак не получается.
– А что с ней не так? – насторожилась Анна.
– Не волнуйтесь, я не имею в виду что-то плохое. Просто мне ее сложно понять. Она всегда такая заводная, полна энергии. Везде всё хочет успеть. С такими реалистичными взглядами на жизнь. И в то же время она порой бывает до неузнаваемости другой.
– Какой?
В голосе Анны послышалось напряжение, и Яков это отметил, поэтому решил мягко сбавить обороты.
– Такой, как вы сейчас, – сказал он. – Тихая, женственная, полная какого-то необъяснимого спокойствия и задумчивости.
Плечи Анны слегка опустились. Она снова улыбнулась и потупила взор, будто что-то припоминая.
– Лола в самом деле очень необычный ребенок. Она родилась раньше положенного срока, на седьмом месяце беременности. Чудом удалось ее спасти, но не это главное. Следом за ней вышел еще один амнион. Внутри виднелся маленький, замерший в развитии зародыш. Врачи называют это феноменом исчезнувшего близнеца. То есть вместе с ней в утробе какое-то время развивался еще один ребенок. Как потом выяснилось, это тоже была девочка. Они с Лолой были однояйцевыми близнецами. Но по непонятным причинам второй плод на раннем этапе перестал развиваться. Врачи говорят, что так бывает из-за недостатка ресурсов. То есть одной из них нужно было пожертвовать собой ради спасения другой. Однажды я рассказала об этом Лоле, так она еще долго не могла прийти в себя от волнения. Я очень боялась, что она будет винить себя в том, что ее единоутробная сестра не появилась на свет из-за нее. Но Лола, напротив, после услышанного стала еще больше радоваться жизни. Лола как-то сказала мне, что если сестра пожертвовала жизнью ради нее, то она будет жить за двоих. Будет стараться успеть сделать всё задуманное и использовать каждый день по максимуму, чтобы ее сестра не жалела, что отдала ей свою жизнь. Вот такая она у меня чудачка.
– Она никогда не рассказывала мне об этом, – сказал Яков.
– Лола не любит об этом говорить. Хотя делать из этого тайну нет смысла. Все мы счастливы. Только я изредка задумываюсь над тем, какой была бы та другая девочка, если бы ей удалось выжить. Наверное, она была бы совсем не такая, как Лола.
– Вы часто думаете об этом?
Анна спохватилась, словно отгоняя от себя дурные мысли.
– Нет, очень редко. Почти совсем не думаю. Просто я – мать. У всех матерей мысли крутятся вокруг своих детей. Вот и на меня порой набегают разные глупые вопросы. Но это всё от скуки. После смерти мужа я ушла с работы и вот уже больше года сижу дома. Думаю, через год-другой снова вернусь к своим обязанностям, и мне будет не до этих странных дум.
Яков понял, что Анна больше не желает говорить на эту тему, и потому быстро соскользнул на другое русло:
– А где вы работали?
– В русском посольстве. Платят не так много, но зато очень интересно. Дни пролетают на одном дыхании. Кстати, который час? – вдруг спохватилась Анна. – Ой, у тебя осталось совсем мало времени на сон.
– А что, тут подъем по расписанию?
– Нет, но раз ты в гостях у моей дочери, то она наверняка распланировала весь завтрашний день. Так что, скорее всего, она поднимет тебя рано.
– Замечательно. Ну что ж, хозяин – барин. Буду придерживаться ее расписания, раз я тут такой почетный гость.
– А ведь ты и вправду очень почетный гость. Раньше Лола ни разу не приводила сюда своих друзей.
Яков, по своему обыкновению, не стал притворяться, что очень польщен услышанным. Он встал, поблагодарил Анну за кофе и неспешно поднялся вверх по каменным ступенькам, застеленным серой ковровой дорожкой.
Как только он запер за собой дверь на ключ, то замертво упал на кровать. Никакой кофе уже не мог удержать его от крепкого сна. Но перед тем как его сознание напрочь отключилось, Яков с неким удовлетворением отметил, что, скорее всего, нашел разгадку, и все подозрения Германа насчет Лолы находят свое подтверждение. Может быть, не такой уж и плохой психоаналитик вышел из его брата.
Утро наступило не с первыми ласковыми лучами солнца, а со стука в дверь. Сквозь тревожный сон Яков услышал голос Лолы, бодро призывающий его проснуться и петь. Он не стал открывать дверь, а лишь крикнул, что ему нужно пятнадцать минут, чтобы он привел себя в порядок. Поднявшись с постели, он посмотрел на настольные часы. Время только шесть. А это значит, что он проспал всего два часа. Отяжелевшая голова гудела, как после долгой и веселой вечеринки. Не чувствуя под собой опоры, Яков прошел в ванную, и первое, что он увидел, – это свои потонувшие в фиолетовых мешках глаза. Измученный, уставший, не выспавшийся, с одутловатым лицом – подобное состояние уже становилось для него привычным в последнее время. Яков с упоением вспоминал те дни, когда мог засыпать без проблем каждую ночь. Он раньше искренне не понимал тех, кто страдал бессонницей из-за каких бы то ни было дум или переживаний. Теперь безмятежное засыпание и спокойный сон могли ему разве что только присниться, если бы он мог видеть хоть какие-нибудь сны. Обычно он медленно погружался в зыбучую и тревожную дрёму, из которой выходил при любом шорохе. Так что синие припухлости под глазами стали новым атрибутом его внешнего вида. Не раздумывая, Яков быстро разделся и встал под холодный душ.
Внизу его уже ждал завтрак, но не такой, как обычно едят голландцы или немцы. Никаких бутербродов, кофе или шоколадной пасты. На столе уже медленно остывала молочная рисовая каша, а также на завтрак были тонкие блины с ажурными краями, малиновый чай и мёд в вазочке. Яков очень смутно припоминал, что в детском саду в Красноярске на завтрак тоже давали молочную кашу. Правда, она была всегда несладкая. Анна стояла в переднике в горошек и хлопотала у раковины.
– Проходи. Лола сказала, что сейчас спустится. Как спалось? – спросила она, не оборачиваясь.
– Вы, наверное, пошутили?
Яков устало рухнул за накрытый стол.
– А я ведь тебя предупреждала, – игриво промолвила Анна.
– Правда, вы это сделали слишком поздно. Можно мне кофе?
– Да, конечно.
Пока Анна варила кофе, взгляд Якова привлек цветочный горшок с пестролистными фиалками, украшающий середину стола. Еще вчера на этом месте красовались голландские фиалки – насыщенно пурпурные, с темно-желтой середкой. А теперь сердце стола декорировали волнистые цветы нежно-персикового оттенка с лимонными лампасами. В памяти Якова снова всплыло короткое четверостишие, набросанное Лолой меньше чем за десять секунд:
«Растущие в тени чужих высот,
Не претендуя на почет и славу,
Безудержно чудесные по нраву —
От гордости и чванства антидот».
Такими словами описала Лола фиалки, когда однажды в переписке Яков спросил, какие цветы она предпочитает. Несмотря на свою скупость в словах и внешнее бездушие, Яков очень любил стихи. И, несмотря на всю страсть к точным наукам, он ни от кого не скрывал, что на досуге сочиняет самые незатейливые четверостишия на неопределенные темы. И хотя учился он на физика, а работал менеджером и инструктором в родительском фитнес-центре, он не погнушался создать форум юных поэтов, где Лола и привлекла по-новому его внимание, выложив ответное стихотворение на его циничные рассуждения о надежде. Яков снова и снова возвращался к той минуте, когда между его ребер впервые раздалось недвусмысленное покалывание. Что-то подобное происходит, когда онемевшая конечность, лишенная свободного кровотока, начинает медленно возвращать себе былую чувствительность. Эти покалывания снова побежали по межреберьям, едва он увидел чувственно распускавшиеся навстречу новому дню фиалки.
– Красивые цветы, – сказал он как бы в пустоту.
Анна покосилась на середину стола и отмахнулась:
– Ничего особенного. Просто они менее привередливы, чем по-настоящему сто?ящие цветы.
При такой небрежно брошенной фразе Яков ощутил необъяснимую досаду и даже злость.
– Что вы хотите сказать? – спросил он, удерживая тон на учтивой волне.
Анна тонко ощутила неприязнь в голосе собеседника. Она тут же размякла и с наигранной улыбкой сказала:
– Просто хочется чего-то нового. От всего ведь можно устать. Эти фиалки уже замылили взгляд.
