На что сыскарь уверенным солидным голосом ответил:
– Я специалист по психологии, которого вызвал сыскарь для продолжения допроса. Позвольте поздороваться с вами.
И Аквилла снял и положил в карман очки, сделал несколько твердых шагов к арестанту, начав тянуть к нему руку за пару шагов до нужной дистанции, при этом он громко назвал первое пришедшее ему на ум имя:
– Искандер Акопян.
Арестант автоматически встал со стула и потянулся в ответ пожать руку, но Аквилла внезапно сделал еще шаг и оказался слева от Шамалина, правой рукой он схватил его правое предплечье и рявкнул на него:
– Спите!
От удивления и неожиданности арестант попытался отпрянуть назад, но его руку крепко держал сыскарь, растерянный взгляд Шамалина обратился в глаза Аквиллы, именно это ему и было надо. Холодный немигающий взгляд прекрасно дополнился потоком внушений:
– Вы скованы, вы теряете волю, ваше тело наливается свинцом, веки тяжелеют, все тело цепенеет, веки слипаются, дыхание замедляется, дремота накатывает, глаза закрываются, вы устали, вы устали бороться, вы вверяетесь мне, вы сдаетесь, вы цепенеете, вы спите, спите, спите… Сейчас я досчитаю до трех, щелкну пальцами и вы впадете в транс. Раз, два, три.
Щелчок пальцами – кисть сыскаря отпустила предплечье арестанта, но его рука осталась висеть в воздухе, да и сам он как будто застыл в позе отстраняющегося.
«Больно легко впал в транс, – подумал Аквилла, – Да, еще какой глубокий. И так сразу. Не иначе, его уже не раз гипнотизировали. Интересно».
Сыскарь не спеша продолжил:
– Вы в трансе, вы подчиняетесь только моей воле, своей воли вы лишены, также как вы лишены свободы. Сейчас вы откроете глаза, но продолжите находиться в трансе.
Арестант открыл глаза, но жизни в них не было, взгляд его был абсолютно пустой, вовсе не тот эмоциональный взгляд, который Аквилла видел на записи.
– Сейчас вы садитесь на табурет, но не на простой табурет – с его помощью можно путешествовать во времени, садитесь я проведу вас сквозь время.
34-ый сел на табурет у стола, и Аквилла продолжил:
– Вы сели и едете на табурете как на лифте, спускаетесь вниз – в прошлое. Я отмеряю расстояние, на которое вы погружаетесь, вы говорите, что видите. Раз, вы прошли назад на полтора часа, что вы видите?
– Темно-коричневую стену комнаты.
– Хорошо. Два, вы вернулись на 1 день назад, что вы видите?
– Койка арестанта сверху, арестанта 35-ого.
– Три, вы вернулись на 1 неделю назад, что видите?
– Вижу заседание, Инквизитор рассматривает сыскарское ходатайство о моем аресте.
– Хорошо. Четыре, вы вернулись на 3 недели назад, что видите?
– Наручные часы.
– Что вы по ним понимаете?
– Что опаздываю на 15 минут, уже пора идти.
– Что еще видите?
– Стол с алкоголем и закусками, рядом со мной – Человек.
Даже сквозь транс у 34-ого прошла нервная дрожь по телу при этих словах. Аквилла включил диктофон на запись и спросил:
– Итак 12 июня 20** года в вечернее время, где вы находились?
– В «Сокровищнице».
– Что вы делаете дальше?
– Мы вышли на улицу, сели в машину и подъехали к моему дому вместе с Человеком. Подходим к двери парадной моего дома. Вдруг вижу, что перед нами в парадную зашла соседка, живущая двумя этажами выше, обращаю на нее внимание Человека. Он говорит о том, что полночь настала, и возвращается к машине. При словах Человека я быстрым движением выхватываю ремень, догоняю соседку, накидываю петлю из ремня ей на шею, стягиваю, она не сразу понимает, что происходит, и не успевает оказать сопротивление. Я вытаскиваю ее из парадной, одновременно удушая ее примерно полминуты пока тащу до машины.
– Что это за машина?
– Зеленый седан – Тойота 20** года выпуска.
– Что дальше?
– Помещаю соседку на заднее сидение машины за тонированные стекла, снимаю ремень, чтобы не задохнулась, заклеиваю ей рот скотчем.
– Откуда скотч?
– Передал Человек.
– Дальше.
– Ей на голову надеваю тряпичный мешок, руки связываю за спиной ремнем, затем мы едем к кладбищу, я закуриваю, Человек приказывает мне затушить сигарету, я затушиваю ее об руку пленницы, она начинает стонать, приходя в себя.
– Что еще сказал Человек, когда вы подъезжали к кладбищу?
Тут 34-ый запнулся. Сыскарь взглянул ему в глаза и, не отрывая взгляд, механически с нажимом повторил:
– Что сказал Человек?
По лицу 34-ого прошла искажающая гримаса, точно он выдавливал из себя слова:
– На заднем сидении твоя 24-летняя дочь, ты отнесешь ее на могилу жены, там ты сделаешь то, что тебе не дали сделать 8 лет назад, скроешь следы как должен, также закопаешь ее в ту же могилу, затем вернешься домой и забудешь наш сеанс экстремальной терапии сегодня. Ни при каких обстоятельствах ты не укажешь кто я, если окажешься в сыске, ополчении или Инквизиции, на допросах помни ты не виновен и не причастен, ты – жертва ошибки. Мое внушение закончено – исполняй.
У Аквиллы отвисла челюсть – вот оно что – вот она правда – вот почему он искренне отрицал свою виновность, ему запретили об этом помнить, им манипулировали как марионеткой, вот только магнетизер, скрывающийся в зеленом седане, не мог предположить, что его двенадцатый инструмент подвергнется сеансу постороннего гипноза. В задумчивости Аквилла сказал все тем же механическим голосом:
– Что дальше?
– Я взял на руки свою связанную дочь и отнес на могилу своей жены, а там…
Аквилла пододвинул диктофон поближе и взглянул в потолок со вздохом: ему было омерзительно слушать как 48-летний подонок насиловал девушку вдвое моложе себя, да еще и воспринимал это как инцест, вдруг, сыскарь поймал себя на мысли, что уже не меньше полутора лет перестал испытывать позывы к тошноте, слушая своих клиентов, уж слишком много жести прошло перед его глазами, слишком много дел он успел довести до инквизиторских приговоров и даже успел заработать прозвище «черный следопыт», видимо с легкого словца Веселенького, за свой неизменно черный галстук – единственный предмет одежды который запоминали злодеи, в остальном внешность сыскаря была для них загадкой, недаром он всегда ставил их лицами к стене, а сам располагал освещение таким образом, чтобы оставаться в тени, если не весь, то, по крайней мере, лицом. К гипнозу он прибегал нечасто – только по особо темным делам – но слухи в криминальных кругах и тюремных камерах уже приписывали ему сверхъестественные способности, вроде вызова духов, ясновидения, хиромантии и прочее, и прочее. Разве, что сглаз и наведение порчи ему не приписывали. Хотя увы – гадать на делах как это делал его старший коллега – Шлейхель, Аквилла даже не пытался – предубеждения.
И это – несмотря на то, что основам гадания, ясновидения, спиритизма и сглаза, как и гипнозу, сыскаря и обучили в тайной организации, в которую из-за стечения обстоятельств Аквилле пришлось вступить около двух лет назад. И выучили его похоже хорошо, раз сыскарь смог преодолеть блок магнетизера достаточно высокого ранга, который оборзел настолько, что отправляет своих марионеток преступать закон практически в центре Второпрестольной. Тут повисшая тишина прервала раздумья сыскаря.
Это 34-ый закончил свою историю тем, что вернулся домой, положил одежду, перепачканную землей, в стиралку, а сам лег спать.
Аквилла взглянул в глаза арестанту и тоном, не допускающим возражений спросил:
– Кто был за рулем зеленого седана?
34-ый молчал.
– Опиши мне его, скажи его имя.
Молчание.
– Это приказ! Кто это был?! ГОВОРИ! НЕМЕДЛЕННО! СЕЙЧАС! – рявкнул Аквилла.
Руки 34-го затряслись, он весь побледнел, положил голову на стол, закрыл затылок руками и закричал:
– Нет, нет, нет, не могу, не могу, страшные кары ждут меня, Змей похитит мой разум, Дракон сожрет мое тело, Змей похитит разум, Дракон сожрет тело, боюсь, боюсь, боюсь, страшно, страшно, страшно, запрещено, запрещено, запрещено…
– Тогда говори, где мне найти Дракона!
– В «Сокровищнице», конечно, – ляпнул 34-ый, внезапно он выпрямился, его глаза округлились от страха, он зажал себе рот руками, мгновенье и через пальцы начала сочиться пена, глаза арестанта закатились, он рухнул навзничь и забился в конвульсиях.
Аквилла вскочил и крикнул:
– Дежурный, врача!
Недоумевающий конвоир – тот самый пожилой прапорщик – с табельным наготове влетел в кабинет, постоял один миг соображая ситуацию и вызвал по рации медчасть. Вскоре припадошное тело 34-ого на носилках переместили в госпиталь. Сыскарь в шоке вышел из кабинета и тут же в коридоре закурил сигарету, его никто не останавливал, прапорщик тоже в шоке уже смолил тут свой беломорканал, он не глядя захлопнул за Аквиллой металлическую дверь в допросную.
Только через три часа проснувшийся адвокат забарабанил в дверь, моля о том, чтобы его выпустили.
Глава 2. Привет с Родины
Аквилла брел поздним вечером по улицам Второпрестольной от изолятора к своему дому. Арестанта еле откачали, практически вытащили с того света. Судя по всему магнетизер, который работал с ним, обладал поистине дьявольской силой. Или божественным даром, это уж как посмотреть, коли он мог одним лишь внушением вызвать обширный инфаркт миокарда при упоминании чего-то хоть как-то похожего на зацепку. Конечно, сам факт, что в деле замешан магнетизер такого уровня значительно сужал круг поисков. В конце концов, достичь такого уровня квалификации без соответствующей подготовки в Университете магнетизма (единственном в Срединном Союзе) было просто нереально. Но и привлечь магнетизера к ответственности – это задача экстракласса: за всю историю Союзного Сыска, а также его предшественника – Комиссии глубинных расследований, едва найдется полдюжины случаев, когда магнетизеры получали тюремные срока.
Вдруг размышления Аквиллы были прерваны появлением двух амбалов. Это было в узком переулке между заброшенного завода и каким-то реставрируемым зданием. Один из амбалов стоял посреди тротуара в трех шагах от Аквиллы, а второй в десяти. Второй посветил на сыскаря карманным фонариком, тогда первый сказал:
– Да, это он. Словесное описание верно. Наш патрон прав. Все-таки сновидящие – большая сила. Извините, господин Самсонов, но мы пришли, чтобы вас убить.
Из-за спины амбал вытащил мачете и замахнулся им над собой, одновременно делая шаг вперед. Он намеревался разрубить барону голову своей железякой, здесь и сейчас, прикончить его окончательно и бесповоротно. К счастью, годы тренировок не прошли даром для сыскаря – он сразу понял, что медлить нельзя и кинулся вперед, вперед пока мачете не закончит замах и не рванется в смертельном ударе. Сократить дистанцию – единственный шанс в бою безоружного против обладателя холодного оружия. В мгновение Аквилла оказался вплотную к амбалу, накрыл его лицо своим деревянным протезом, схватил правой рукой его левую, от неожиданности противник замешкался, замешкался лишь на миг, но этого оказалось достаточно – Аквилла подсек его левую ногу, параллельно толкнув в лицо протезом. Амбал потерял равновесие и рухнул с высоты собственного роста, Аквилла просел в коленях, массой своего тела ускоряя падение противника, так что тот влетел своей головой в твердый тротуар и что-то мерзко хрустнуло и смачно лопнуло там, где у амбала был затылок.
Но радоваться было рано. Аквилла отпрянул назад, поднимаясь, и еле успел блокировать удар мачете второго противника. Благо, что сыскарь то как раз был не безоружным и понял он это когда мачете прорубило его деревянный протез наполовину, да и застряло в нем. Еще хорошо, что когда-то в странном расположении духа Аквилла настоял, чтобы его протез был из твердого дуба.
Глаза нападавшего выражали смесь удивления и недоумения, видимо он намеревался прорубить ладонь до самого мозга сыскаря. Затем выражение глаз сменилось на ступор, когда барон нанес удар ногой в низ живота противника. Наконец, в глазах амбала отразился страх смерти, когда Аквилла отдернул руку-протез, и лезвие мачете переломилось, и сыскарь нанес удар ребром деревянной ладони в шею противника, по сонной артерии. В горячке схватки Аквилла и не заметил, что лезвие мачете осталось в ладони протеза, он понял это только когда фонтан горячей крови остудил его боевой пыл и его голову. Схватив за ворот умирающего, барон крикнул ему:
– Кто тебя послал, кому нужна моя смерть?
Глаза амбала угасали быстро, но прежде чем жизнь окончательно ушла из них, его губы прошептали:
– Самурра достанет тебя.
И бешенство берсерка сменилось у Аквиллы грустью человека, родственник которого очень давно и тяжело болен. Он достал телефон и вызвал в переулок наряд ополчения, карету скорой помощи и дежурного следователя.
– Ну как ты, Юра? – спросила его дежурная сыскарша Марьяша.
– Я в порядке, – флегматично ответил Аквилла.
– Вот это меня и пугает. Ты только что убил двух человек и ты в порядке, хотя по идее не должен быть…
– Эй, – перебил ее Аквилла, – Они первые начали.
– Ну у тебя и шуточки, – прошептали побелевшие от страха губы молодой девушки. Побелевшие даже через слой помады, намалеванной так, будто девушка не на дежурстве, а на свидание собиралась.
Но дальше беседа не сложилась, так как внезапно подошел коренастый мужчина, лет сорока, в кожаной куртке, низкий лоб и развитая челюсть которого говорили не о высоких умственных способностях, но о хватке бульдога, чем выдавали у него наличие чина в конторе, известной как…
– Департамент внутренней безопасности, – мрачно сказал он и добавил, – Оперуполномоченный Хмурый. Это дело в нашей юрисдикции, мы забираем все первичные материалы и приступаем к доследственной проверке, вас, товарищ Аквилла, я забираю с собой для дачи объяснений. Вы под подозрением.
Марьяна от этих слов остолбенела, эх молодежь. Но Аквилла спокойно на этот наглый пассаж ответил:
– Не могу согласиться на вашу просьбу, товарищ Хмурый, согласно пункта 7 главы 3 Общесилового устава я сначала отчитаюсь перед своим надзирающим прокурором и он то и решит вопрос о вашем участии.
– Думаю это вас не спасет – я здесь по указанию своего надзирающего прокурора, полагаю что наши господа надзирающие уже обо всем договорились. Так что я поеду с вами – сейчас, но прежде я изымаю вашу верхнюю одежду и протез как возможные вещественные доказательства.
Аквилле не понравилось ни слова из того, что он услышал, но он кивнул хмурому, начав расстегивать застежки на протезе – порядок сыска есть порядок сыска.
***
Сыскарь был в кабинете господина надзирающего прокурора – Веринского Ильи Иваныча. Без протеза, без своего любимого плаща, зато с изъявшим их оперуполномоченным Департамента внутренней безопасности Хмурым. И кислая физиономия Хмурого не давала поводов к оптимизму. Похоже на основании отсутствия у Аквиллы каких-либо телесных повреждений и в связи с командой сверху, опер собирался выдвинуть против сыскаря подозрение в хладнокровном убийстве двух милых дяденек, пошедших порубить вечерком тростника своими мачете. И похоже он собирался посадить сыскаря в кутузку (так, на всякий случай), но еще более тесное общение с Веселеньким не входило в планы Аквиллы, а похоже (к счастью) в планы господина прокурора – тоже не входило.
Прокурор испепеляющим взглядом посмотрел на Хмурого, но увы бывалого опера этим было не прошибить, он даже не почесался.
Тогда господин прокурор холодно изрек:
– Каков у тебя доступ к гос.тайне, молодой человек?
– Пятый, – небрежно бросил Хмурый.
«Ого, – подумал Аквилла, – Предпоследний для невоенных и недипломатических ведомств».
– Покинь кабинет, Хмурый, доступа к разговору у тебя нет, – отчеканил господин прокурор.
Физиономия Хмурого стала еще кислее, хоть это и казалось невозможным, но ослушаться приказа он не осмелился, только сказал выходя:
– Вы же понимаете, что мне придется доложить об этом своему надзирающему прокурору.
Когда опер вышел, господин прокурор тем же холодным тоном обратился к Аквилле:
– Теперь говори. Только сперва прикинь, чтобы в твоих словах были сведения, достойные грифа секретность шестой степени.
