« Ничего, после войны распутаем мы все свои узелки, а если убьют, так всё само собой развяжется».
– Лучше бы меня на войне убило! – швырнул Федька камень в реку и пошёл домой.
Во дворе сидел отец на завалинке, накинув шинель на плечи.
– Ну как нагулялся? – Кромешник исподлобья глянул на сына.
– Да, – кивнул Федька и стал подниматься на крыльцо.
– У тебя паскуда совесть есть?! – вскочил Кромешник и схватил его за плечо. Кромешник большого роста, и низенький Федька был ему по плечо. Дал бы сыну сейчас затрещину, да нельзя, всё же офицер!
– О чём вы папа? – Федька убрал руку отца. Он поднялся на крыльцо, оглянулся: – Я на реку ходил. Плохо мне от самогонки стало, пошёл к Уралу умыться.
В горнице Фёдор снял сапоги, держа их в руках, на цыпочках прошёл в их с Василисой комнату. Разделся и лёг на кровать. Хотел обнять жену, но после Настеньки, не мог он заставить себя прикоснуться к ней. Он отвернулся, и показалось ему, вздохнула Василиса.
Кромешник после ухода сына посидел ещё немного во дворе, потом поднялся в дом. Лёг на кровать долго ворочался.
– Чего вздыхаешь как старый мерин?! – ткнула его локтём Наталья Михеевна, жена Кромешника.
Настенька в своей комнате в ночной рубахе сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы, Прохор лежал на кровати. Она слышала, как вернулся Фёдор. Вспомнились ей раскосые Федькины глаза (в роду Натальи Михеевны были казахи). Вздохнув, спросила Настенька мужа:
– О чём казаки говорили на гулянке?
– Ругали новую власть, – зевнул Прохор. Он погладил бороду: – Говорили, что нужно браться за оружие и гнать советскую власть.
– Это добром не кончится, – вздохнула Настенька.
– Знамо дело, – усмехнулся Прохор. Он поправил подушку: – Сначала с германцем воевали, теперь друг с дружкой начнём.
Глава 5
Партия большевиков в 1917 году была малочисленной, и к власти в России она смогла прийти только благодаря строгой дисциплине. Противников у большевиков было много, но они оказались разобщены и грызлись между собой. Матрос Железняк в январе 1918 года разогнал Всероссийское учредительное собрание, и депутаты разъехались по своим губерниям. Там принялись сколачивать антибольшевистские группы, в них преобладали политики, которые были способны лишь на болтовню, а для борьбы требовались действия. Офицеры недовольные советской властью, презирали политиков, считая их виновными всех бед постигших Россию. Офицеры были согласны воевать против большевиков, но не было того, кто поведёт их в бой. Среди генералов не оказалось лидера, за которым пошли бы офицеры. Лавр Георгиевич Корнилов, которому верило всё русское офицерство, после неудачного мятежа в августе 1917 года сидел в Быховской тюрьме. Гораздо меньшим авторитетом пользовался генерал Алексеев, но именно он решил собирать Добровольческий корпус для борьбы с большевиками.
Октябрьская революция застала генерала Алексеева в Петрограде, он уехал на Дон. В столице Донского казачьего войска городе Новочеркасске, Алексеев встретился с атаманом Калединым, и попросил:
«Дайте приют русскому офицерству».
Генерал Каледин собирал донских казаков для борьбы с советской властью, но на сотрудничество с Алексеевым не пошёл, заявив ему:
«Рекомендую вам больше недели в Новочеркасске не задерживаться, и перенести формирование Добровольческого корпуса за пределы области Донского казачьего войска».
Алексеев рекомендацию проигнорировал, а Каледин предоставил для пребывающих офицеров два дома на Барочной улице. На них прибили вывеску: «Лазарет для выздоравливающих раненных».
Двойственная позиция Каледина объяснялась просто: очень много казаков поддерживало советскую власть, вдобавок в земли Донского казачьего войска входили Донбасс, Таганрог и Ростов на Дону, а там сильны позиции большевиков. Они организовали отряды Красной гвардии. Каледин видел: сил у него мало. Потому он опасался провоцировать большевиков.
26 ноября 1917 года большевистское правительство в Ростове на Дону объявило, что вся власть в области Донского казачьего войска переходит в руки Ростовского военно-революционного комитета. Каледин понял, что дальше он лавировать не сможет, и объявил мобилизацию в станицах. Но казаки на войну с большевиками идти не желали. Тогда Каледин обратился за помощью к генералу Алексееву. На тот момент в Добровольческом корпусе было пять рот, (две роты юнкеров и три офицерские роты), общей численностью в пятьсот человек. К ним присоединились некоторые казаки и новочеркасские гимназисты. Второго декабря Добровольческий корпус, разбив отряды Красной гвардии, захватил Ростов на Дону. Затем отряды генерала Алексеева взяли Таганрог и освободили от большевиков почти весь Донбасс.
2 декабря 1917 года, (за день до своей смерти), верховный главнокомандующий генерал Духонин приказал освободить Корнилова из Быховской тюрьмы. Тот поехал в Новочеркасск. С прибытием Лавра Георгиевича, генерал Алексеев передал ему командование формирующимся Добровольческим корпусом, а сам занялся организационно-финансовыми вопросами.
В августе 1917 года Керенский назначил генерала Алексеева верховным главнокомандующим. Именно Алексеев отдал приказ об аресте Корнилова, после неудавшегося мятежа. Этого Лавр Георгиевич простить ему не мог, но генералам приходилось работать бок обок.
Правительство Советской России среагировала на действия Каледина и Алексеева: 6 декабря 1917 года был образован Южный фронт во главе с Антоновым-Овсеенко.[48 - Владимир Александрович Антонов-Овсеенко (1883 – 1938) – российский революционер. Член РСДРП с 1904 года. До 1917 года принадлежал к фракции меньшевиков, а после Октябрьской революции примкнул к большевикам.] Фронт формировался из отрядов Красной гвардии, полков старой армии возвращающихся с войны. Это было рыхлое военное формирование, без воинской дисциплины. За счёт превосходства в численности, красные теснили Добровольческий корпус, приближаясь к Новочеркасску.
11 февраля 1918 года генерал Корнилов сообщил Каледину:
«Борьба с большевиками на Дону проиграна, я отвожу Добровольческий корпус на Кубань. Предлагаю вам Алексей Максимович идти с нами».
Каледин отказался, и Лавр Георгиевич вышел из его кабинета. Атаман спустя час собрал членов Войскового казачьего правительства, и объявил им, что Добровольческий корпус Корнилова уходит на Кубань.
« Казаки не захотели поддержать своего атамана в борьбе против большевиков. По этой причине я принял решение сложить с себя полномочия атамана Донского казачьего войска», – такими словами закончил заседание генерал Каледин.
Он отправился в свой кабинет, по пути размышляя о том, что у него нет ни одной причины, по которой ему следует цепляться за жизнь. Его сын утонул в одиннадцатилетнем возрасте, жена Мари Гранжан живёт в Швейцарии. Можно ехать к ней, но Каледин русский, и жизни без России не мыслил. Теперь выясняется, что и России он не нужен. Придя в свой кабинет, Каледин приставил револьвер к груди и нажал на курок.
Утром 12 февраля 1918 года генерал Корнилов вывел Добровольческий корпус из Новочеркасска. Войско Лавра Георгиевича насчитывало чуть более двух тысяч человек. Они шли по степи, под проливным дождём, к вечеру ударил мороз, мокрые шинели заледенели. Так начался знаменитый «Ледяной поход».
В начале 1918 года кубанские казаки образовали Кубанскую народную республику со столицей в Екатринодаре.[49 - Екатеринодар – теперь этот город зовётся Краснодар.] Правительство возглавлял войсковой атаман Александр Филимонов. Чуть позже большевики в Новороссийске объявили о создании Черноморской советской республики, в которую вошли земли Кубанского края и Кубанского казачьего войска. Отряды Красной гвардии выбили казачьи войска из Екатеринодара. Правительство Кубанской республики переместилось в станицу Ново-Дмитровскую.
Генерал Алексеев заключил союз с атаманом Филимоновым о совместной борьбе с большевиками. В результате, к двум тысячам штыков Добровольческого корпуса присоединилось пять тысяч сабель кубанских казаков, и два артиллерийских орудия. Теперь это была уже Добровольческая армия. Ей предстояло взять Екатеринодар, чтобы у Добровольческой армии появилась база для дальнейшего формирования.
Екатеринодар защищала Юго-Восточная революционная армия под командованием бывшего хорунжего Алексея Автономова. В его армии насчитывалось восемнадцать тысяч человек, десять артиллерийских орудий и бронепоезд. Численное превосходство было на стороне большевиков, но Лавр Георгиевич рассчитывал на боевой дух своей армии, её опыт. К тому же, ему доносили, что с приходом Добровольческой армии, у большевиков началась паника.
Поначалу корниловцам сопутствовал успех. Они переправились через Кубань, окружили Екатеринодар с трёх сторон. Однако Автономову удалось навести порядок в своей армии, прекратить панику, а боеприпасов и людей у него было значительно больше. Он втянул Добровольческую армию в позиционные бои на окраине города. Победить в них у Корнилова не было ни единого шанса. Это понимали его генералы: Марков, Казанович, Эрдели, командовавшие полками Добровольческой армии, видели и офицеры, служившие рядовыми в этих полках. Все знали: бывший хорунжий Автономов вконец измотает Добровольческую армию, а потом красные контратакой прихлопнут тех, кто уцелел в кровавых боях. Трагический конец Добровольческой армии видели все, в том числе и Лавр Георгиевич, однако Корнилов упрямо гнал свою армию в бесконечные атаки.
Для своего штаба он выбрал здание фермы Екатеринодарского сельскохозяйственного общества – одноэтажный деревянный дом с несколькими комнатами. Ночью тридцатого марта Корнилов собрал на совещание командиров. Все они как один стали уверять Лавра Георгиевича, что в результате неудачного штурма, в полках и бригадах осталось не более четверти личного состава. Для сохранения Добровольческой армии нужно срочно отходить от Екатеринодара, так как по железной дороге на помощь Автономову прибывает подкрепление. С его помощью он окружит и уничтожит Добровольческую армию.
Терпеливо выслушав всех, Корнилов сказал:
– Положение действительно тяжёлое, и я не вижу другого выхода, кроме как взятие Екатеринодара. Поэтому я решил: завтра на рассвете атаковать по всему фронту. Отход от Екатеринодара будет медленной агонией нашей армии. Лучше умереть с честью, чем влачить существование затравленных зверей.
Алексеев убедил Корнилова отложить штурм Екатеринодара ровно на одни сутки, чтобы дать отдых людям. Генерал-лейтенант Марков после совещания вернулся в свой Офицерский полк. Он построил оставшихся в живых офицеров, было их сто пятьдесят человек из семи сотен в начале штурма. Марков объявил:
– Послезавтра, первого апреля, будет штурм Екатеринодара. Город мы взять не сможем. У кого ещё осталось чистое бельё, наденьте, оно вам больше не понадобится.
Поручик Михаил Абрамов, выслушав генерала Маркова, подумал, что умирать в двадцать четыре года глупо. Однако в чистое переоделся. Недельные бои под Екатеринодаром смертельно вымотали Михаила, несмотря на страшную усталость, уснуть он не мог. В его вещмешке лежала граната. Взяв её, он отправился к штабу Добровольческой армии. Когда Михаил подошёл туда, Корнилов ушёл в свою комнату. Время было семь часов утра, Лавр Георгиевич задул керосиновую лампу и сел на свою походную кровать. Михаил заглянул в окно: в комнату Корнилова вошёл штабс-капитан Тюрин и что-то докладывал генералу. Тюрин вышел из комнаты, а Корнилов, сидя на кровати, прислонился к стене.
Часовой стоял у входа в штаб, с противоположной стороны, так что Абрамова никто не видел. Он достал из кармана шинели гранату, выдернул чеку, и швырнул её в окно. Корнилов, услышав звон разбитого стекла, открыл глаза и вскочил на ноги, раздался взрыв.
В другой комнате, с картой, расстеленной на столе, работали генералы Деникин и Романовский, у стола стоял командир Текинского полка Хан Ходжиев. На лавке у стены, дремали адъютант Корнилова поручик Долинский и офицер связи Тюрин. В соседней комнате раздался звон разбитого стекла и взрыв, все на миг оцепенели. Потом бросились к Корнилову. Лавр Георгиевич ещё несколько минут был жив, он умер на руках у генерала Деникина.
Моральный дух Добровольческой армии был подорван недельным, безуспешным штурмом Екатеринодара, а тут ещё подозрительная смерть Лавра Георгиевича. Генералы объявили: Корнилов погиб в результате артиллерийского обстрела красных. Дабы пресечь ненужные разговоры по поводу отсутствия воронок возле штаба, пояснили, что большевики выпустили всего один снаряд, который попал в комнату Корнилова. Измученное войско «проглотило» это объяснение, а генерал Деникин принявший командование Добровольческой армией, приказал отходить от Екатеринодара. Ночью тридцать первого марта, армия в спешном порядке ушла к станице Медведовской – нужно отрываться от войск Автономова. Добровольческая армия представляла собой жалкое зрелище: тысяча человек сопровождала санитарный обоз, в котором на телегах лежало свыше трёх тысяч раненных. На каждом привале приходилось рыть десятки могил. Шли к станице Егорлыкской[50 - Станица Егорлыкская – ныне административный центр Егорлыкского района Ростовской области.] под защиту германской армии.
Пока Добровольческая армия тащилась к станице Егорлыкской, в молдавском городе Яссы бывший начальник штаба 15-ой пехотной дивизии полковник Дроздовский собирал добровольческий отряд. Он слышал, что на Дону генерал Алексеев формирует корпус для борьбы с большевиками. Со своим отрядом полковник Дроздовский намеревался присоединиться к нему. В его распоряжении были десяток артиллерийских орудий, несколько броневиков. Деньгами ему помогали британская и французская военные миссии, прикомандированные к штабу румынской армии. В отличие от Добровольческой армии, в отряде Дроздовского не было проблем с военной амуницией и боеприпасами. Собрав тысячу офицеров, полковник Дроздовский двинулся воевать с советской властью.
Мужики организовывали Советы, делили помещичью землю, и отряд Дроздовского занимая деревни, вешал мужиков. Зверства дроздовцев стали их «фирменным стилем». Где бы они ни появлялись, сразу вешали и расстреливали.
В апреле 1918 года на территории Российской империи разгоралась гражданская война, но это были отдельные очаги. Полыхнёт на всю страну гораздо позже, а пока ставший после смерти Каледина атаманом войска Донского генерал Краснов делал попытку наладить отношения с большевиками. Он послал в Москву подхорунжего Алексея Падалкина. Донские казаки не хотели воевать с Советской властью, и пытались уладить дело миром. Уральские казаки тоже не горели желанием воевать с большевиками, но они требовали, чтобы власть большевиков признала их привилегию заниматься рыболовством на Урале.
В апреле думать о рыбалке рано, а озаботиться посевной в самый раз. В станице Чаганская сеять стали двадцать пятого апреля. На второе мая выдался Чистый четверг. В этот день казаки в поле не шли, прибирались дома, во дворе и на улице. Потом всё казачье семейство мылось в бане. В пятницу женщины начинали готовить творожную пасху и печь куличи. Мужчины и дети в этот день в дом не допускались, дабы своей беготнёй да грубым словом не нарушали таинство приготовления пасхального угощения. Кроме куличей и пасхи, казачки готовили обильное угощение. В пасхальное утро казаки ходят, друг к другу в гости.
В доме Балакиревых, Наталья Михеевна со своими невестками Василисой и Настенькой с утра возились на кухне.
– Ты что же за куличами не следишь?! Пригорают же! – набросилась Василиса на Настеньку. Она взяла в руки схватницу[51 - Схватница – деревянная лопата с помощью, которой, из русской печи доставали хлеб и пироги.] и достала из печи чапельник[52 - Чапельник – сковородка без ручки.] с куличами: – У тебя паскуда одна забота, а о том, как с моим Федькой блудить, не до куличей тебе!
Василиса прислонила схватницу к печи.
– Что ты такое говоришь?! – всплеснула руками Настенька.
– Я говорю?! – ткнула себя в грудь Василиса. Она схватила ухват:[53 - Ухват – ручной инструмент, чтобы доставать из печи глиняные и чугунные горшки. Палка с металлической рогаткой на конце.]– Да об этом вся станица судачит. Стерва! Сейчас разобью тебе башку!
Василиса замахнулась ухватом, а Настенька вцепилась руками ей в волосы. Наталья Михеевна схватила ведро с лавки и окатила невесток водой.
– Охолонитесь дуры! – старуха поставила пустое ведро на пол. – Настя, вытри пол!
Повернувшись к Василисе, кивнула на печь:
– Следи за куличами.
Подойдя к образам, Наталья Михеевна перекрестилась:
– После Светлого Христова Воскресенья всё решим и уладим.
В понедельник, рано утром из Гурьева в станицу Чагановскую прискакал вестовой, передал пакет войсковому старшине Колотову от атамана Гурьевской группы казачьих войск полковника Толстова. Тот приказывал направить к станице Семиглавый Мар две казачьи сотни и выбить оттуда красных.
****
Городок Гурьев располагался в землях Уральского казачьего войска на берегу Урала, неподалёку от устья реки. В феврале 1917 года в Гурьеве был организован Совет рабочих и солдатских депутатов. Его возглавил кузнец Василий Тяжев. Членами совета он сделал своих приятелей: маляров Степана Курдюкова и Акима Евсеева, наборщика окружной казачьей типографии Ивана Каткова, и учителя начальной школы Павла Червякова. Все они были иногородними. Вошли в Совет священник гурьевского храма Успенья Пресвятой Богородицы Алексей Лоскутов и его дьяк Нил Внуков. До этого, кроме большевика Тяжева, политикой никто из них не интересовался.
Одновременно продолжало работать правление Гурьевского отдела Уральского казачьего войска. В январе 1918 Василий Тяжев отправился в Петроград на Всероссийский съезд Советов. Когда он вернулся, стали прибывать казаки с фронта. К советской власти они относились лояльно. Тяжев заявил: отныне в Гурьеве устанавливается большевистская власть. Он организовал народную милицию, в которую набрал исключительно казахов. Иногородний Тяжев, казаков недолюбливал и не доверял им.
В марте в Гурьеве объявился полковник Владимир Толстов, он возглавил правление Гурьевского отдела Уральского казачьего войска. В столицу казачьего войска город Уральск, вернулся полковник Матвей Мартынов. Он происходил из семьи казаков-старообрядцев, и большевиков считал слугами Антихриста. Принять Советскую власть Мартынов не мог. В конце войны он командовал 3-м Уральским казачьим полком. После Октябрьской революции полковник Мартынов умудрился сохранить свой полк как боевую единицу. В январе 1918 года полк двинул с Юго-Западного фронта в земли Уральского казачьего войска. На ходу громил отряды Красной гвардии, пытавшиеся разоружить полк. В феврале добрались до Саратова. Там Мартынов услышал про антибольшевистское восстание в Астрахани, и двинул полк туда. Однако к тому времени мятеж был подавлен большевиками. Мартынов вынужден был вести казаков домой. В Уральске он распустил полк, и казаки разъехались по домам. Матвей Мартынов принялся готовить антибольшевистское восстание. Он отправил связного в Гурьев с приказом полковнику Толстову тоже готовиться к восстанию. Тот привлёк войскового старшину Колотова.
16 марта 1918 года Мартынов арестовал в Уральске членов Совета, и послал в Гурьев связного с приказом: пора начинать! Толстов разослал вестовых к своим офицерам с приказом прибыть в Гурьев. Колотов прихватил с собой двоюродного брата Митьку Краснова, Фёдора и Прохора Балакиревых.
Ночью 18 марта советская власть заседала в здании правления Гурьевского отдела. Когда казаки ворвались в комнату, Василий Тяжев смахнул со стола керосиновую лампу, и в темноте выпрыгнул в окно. Остальных членов Совета повязали и отправили в гарнизонную тюрьму. Люди пока ещё не ожесточились, казаки в мыслях не держали, убивать членов Совета. Все же свои, гурьевские! Их продержат в тюрьме до июля 1918 года, потом посадят на баржу, повезут на остров Пешной, и там всех расстреляют. Однако мы забегаем вперёд.
После захвата власти в Гурьеве, Толстов собрал казачий Круг, на котором его избрали атаманом Гурьевской дружины. Своим начальником штаба Толстов назначил Владимира Колотова, велев ему сформировать из казаков станицы Чагановской две сотни. Первой сотней командовал сотник Фёдор Балакирев, второй Митька Краснов, которому Колотов своей властью присвоил чин подхорунжего.[54 - Подхорунжий – офицерский казацкий чин в Русской императорской армии, присваиваемый во время войны. Соответствовал чину прапорщик в пехоте или артилерии.] Митька, нацепив офицерские погоны, долго вертелся дома перед зеркалом.
Прохор Балакирев по ранению был списан со службы, но казаки вплоть до шестнадцатилетних юнцов записались на службу, пошёл и он. Прохор попал в сотню Митьки Краснова. Тут посевная подошла, и занялись казаки крестьянским трудом.
***
В апреле 1918 года казаки изгнали советскую власть со всей земли Уральского казачьего войска. С землями уральских казаков граничили Саратовская и Самарская губернии. Там советская власть держалась крепко, но постоянно вспыхивали антибольшевистские мятежи. Самарский и Саратовский Советы посчитали опасным соседство с землями уральских казаков, так как там нет советской власти.
28 апреля 1918 года председатель исполкома Саратовского совета рабочих депутатов Михаил Васильев по телеграфу отправил в Уральск ультиматум. Он требовал изгнать из города «офицеров и пришлый буржуазный элемент». На выполнение отводил пять дней, потом грозил перекрыть железную дорогу Уральск – Самара.
По истечению срока ультиматума, из Николаевска[55 - Николаевск – теперь это город Пугачёв в Саратовской области.] подавлять восстание уральских казаков пошла армия Саратовского совета под командой бывшего фельдфебеля Василия Чапаева. В его отряде насчитывалось четыре тысячи человек, бронепоезд, десять артиллерийских орудий и свыше тридцати пулемётов.
Первого мая отряд Чапаева вошёл в Большую Глушицу[56 - Большая Глушица – сейчас это районный центр Большеглушицкого района Самарской области.] – богатое, торговое село. Отсюда в земли уральских казаков самарские купцы возили мануфактуру, обувь и всякие «мелочные товары». Казаки через село везли в Самару рыбу, кожи и гнали скот. По воскресеньям в Большой Глушице устраивался базар, у многих сельчан сложились крепкие связи с казаками. Чапаев решил дать отдых своему отряду. В Большой Глушице его бойцы шлялись по селу, выискивая, где можно купить самогон. Кто-то из них проболтался, что идут они воевать с казаками. Глушёвцы сообщили это казакам.
Чапаев рассчитывал, двигаясь вдоль железной дороги, выйти к Уральску, захватить город и установить советскую власть. Полковник Мартынов, предупреждённый о движении на Уральск большого отряда красных, стал собирать казацкое войско. Пока же он мог отправить заслоном три сотни казаков. Отряд Чапаева, тесня казацкий заслон, двигался к Уральску, занимая по пути железнодорожные станции и оставляя там гарнизоны.
Пятого мая полковник Мартынов с десятью казацкими сотнями пытался задержать красный отряд возле станции Шипово. Станичники наступали лавой. Страшная это вещь казацкая лава: несётся на тебя с гиканьем и свистом, и крутится в голове мысль: «Что ты сможешь сделать против такой силищи со своей винтовкой?!»
В чапаевском отряде преобладали деревенские мужики и рабочие, военному делу они не обучены. Повыскакивали они из окопов и побежали. Чапаев развернул в цепь свой резервный отряд и встретил казаков пулемётным огнём. Потеряв несколько человек, казаки отошли.
Полковник Мартынов понимал, что мобилизовав казаков, он сможет собрать себе войско, превосходящее по численности отряд Чапаева. Но у казаков плохо с боеприпасами, а с шашкой против пушек не повоюешь. Он решает перерезать в тылу красных железную дорогу, лишив их подвоза боеприпасов.
На рассвете шестого мая к Колотову прискакал вестовой с приказом от Толстова: двум казачьим сотням выбить красных с железнодорожной станции Семиглавый Мар, войсковому старшине Колотову мобилизовать со станиц Гурьевского отдела тридцать казачьих сотен.
Сотни Фёдора Балакирева и Митьки Краснова шли к станции Семиглавый Мар. Фёдор решил сначала разведать обстановку. Рядом со станцией есть казачьи хутора Вавилин и Крутеньки. Балакирев решил остановиться в них на ночлег. Фёдор повёл свою сотню в Вавилин, а Митька ушёл в Крутеньки.
На хуторе Вавилин жил Иван Каргаполов служивший в сотне Балакирева в 10-м Уральском казачьем полку. В 1917 году Иван был ранен, в госпитале ему ампутировали левую руку. Фёдор на постой остановился в его доме. Утром Фёдор пил чай с Иваном, а из Крутеньков прискакали Митька Краснов с Прохором Балакиревым.
– Здорово дневали хозяева дорогие, – Митька перекрестился на образа.
– Слава Богу, – встал с табурета Иван. Он указал рукой на стол: – Отведайте казаки наш хлеб-соль.
– Спасибо за угощенье, но нас в Крутеньках покормили, – Митька уселся на лавку возле окна, а Прохор остался стоять. Нехорошо казаку при господах офицерах сидеть, хоть один из них его младший брательник, а с другим в детстве лошадей вместе пасли.
– Красных на станции всего одна рота при двух пулемётах, – на стене висело зеркало, и Митька уселся как раз напротив него. Глядя в зеркало, он пригладил свой чуб: – Вмиг изрубим большевиков как капусту.
– Больно ты скор Митька, – покачал головой Прохор. Он кивнул в окно: – Ты когда по степи ехал, меловые холмы видел?
– Ну? – Митьке так и не удалось пригладить свой непокорный чуб.
– Их казахи «мары» зовут, – Прохор погладил свою окладистую бороду. Он улыбнулся: – Вокруг станции семь таких меловых холмов. Пугачёв на этих марах отрубил головы семи казацким старшинам. По одной голове на каждом холме. Оттого и название хутору дали «Семиглавый Мар».
– К чему ты всё это говоришь Прохор? – Митька облокотился о подоконник.
– К тому, что больно ты легкомысленно рассуждаешь. Как бы нам не сложить свои головы возле Семиглавого Мара.
– Вот казаки нынче пошли, никакого почтенье к господам офицерам! – улыбнувшись, хлопнул себя по коленке Митька. Он покосился на свой погон с одной маленькой звездой: – Только и могут пугать начальство.
– Спасибо за хлеб-соль хозяева, – Фёдор встал из-за стола. Он подошёл к лавке, на которой лежала его фуражка, взял её в руки и перекрестился на образа: – Станцию атакуем с двух сторон, а там как Бог даст.
С первых выстрелов Митька Краснов был убит, а казаки его сотни повернули назад. Прохор Балакирев собрал их и повёл в новую атаку. С противоположной стороны на станцию ворвалась сотня Фёдора Балакирева. Гарнизон, оставленный Чапаевым для охраны железнодорожной станции, состоял из солдат бывшего 138 запасного пехотного полка, дислоцировавшегося в Николаевске. Большинство из них были фронтовиками, потому солдаты не запаниковали, закрепились в здании вокзала и отстреливались.
– Ничего, у красных кончатся патроны, и мы их возьмём, – подбадривал казаков Фёдор Балакирев. Он перекрестился: – Кому Бог поможет, тот всё переможет. Не может Господь большевикам – антихристам помогать!
Бог в этот раз решил помочь красным. Из Самары для отряда Чапаева шёл эшелон с боеприпасами. К станции Семиглавый Мар он подошёл как раз в то время, когда там шёл бой. Впереди паровоза была установлена железнодорожная платформа с пулемётом. Бойцы на ней стразу сообразили, что к чему, и стали обстреливать казаков. Те под пулемётным огнём отошли, поезд остановился возле здания вокзала. Красногвардейцы принялись эвакуировать раненных. Погрузив всех, поезд пошёл дальше.
– Эх, дурьи головы! – хлопнул себя ладонью по лбу Прохор. Он вздохнул: – Не догадались путевую стрелку перевести. Ни один бы не ушёл!
– Чего уж теперь, – сплюнул Фёдор. Он улыбнулся: – Принимай братуха сотню под команду. Скажу Колотову, выхлопочет для тебя у Толстова погоны подхорунжего.
