– Я напишу письмо, когда прибуду на Лиаран. Там живет моя давняя знакомая нимфа. Свои письма присылай на тот адрес, который я укажу, а она будет отправлять их мне на Эсфир. Вот так и будем переписываться через нее.
Девушка вздохнула.
– А что, если у малыша Иллинторна с возрастом проявятся крылья? Что тогда? Как этого ребенка воспримут на вашей родине? – спросила Лаэра.
– Нормально воспримут. Скорее с интересом, нежели опаской. Никто не станет смотреть на него свысока или с пренебрежением. Поверь, сторониться, как от прокаженного, никто от него не будет.
– То, что вы рассказываете, просто невероятно! Разные расы живут в одном мире на равных правах. Я за всю свою жизнь на Стимарисе никого другой расы, кроме вас, не встречала. В этом мире у нефилеров абсолютная монополия.
– Ну вот пусть и остаются здесь сами, монополисты демоновы, – выпалила Алатиэрэ, продолжая заполнять просторный чемодан. – Тоже мне, блюстители чистой крови.
– Господин Дэймос все же будет зол из-за вашего побега, хоть он уже и не любит вас той любовью, что раньше. Ваш уход, без сомнений, заденет его мужское эго.
– Так ему и надо, – ответила ей Алатиэрэ с саркастичной ухмылкой. – Он предал меня. Растоптал мою любовь. В ответ я растопчу его самооценку. Проедусь по ней паромобилем. Дэймос преподал мне важный жизненный урок – если любовь уничтожает твое самоуважение, то это уже не любовь, а повозка с бешеной лошадью, несущая тебя в пропасть. Да, я все еще его люблю, но понимаю, что в нашей паре эта любовь осталась лишь у меня. Самое большое заблуждение – это вера в то, что можно быть счастливым, живя с тем, кто позволяет себя любить. Это не счастье. Это иллюзия счастья, которая незаметно по капле высасывает из тебя все силы. Потому что любить за двоих всегда трудно. И дело это неблагодарное. А я не хочу для себя такой унизительной доли.
Лаэра что-то ответила ей, но что, мы уже не услышали. Вокруг нас все потемнело на несколько секунд, в течение которых мы успели взяться за руки, а когда вновь стало светло, мы находились уже на Эсфире на территории городского кладбища Альтарры. Здесь еще до моего рождения были похоронены мамины родители. Нас окружали каменные кресты, означавшие в нашей культуре четыре стороны горизонта, величественного вида готические усыпальницы и склепы. Ветер шумел в зеленых кронах вековых деревьев. Где-то совсем близко звенела птичья трель. Буквально в пяти шагах от нас около небольшого белокаменного склепа внезапно возник Иллинторн с каким-то мужчиной. Судя по слегка заостренным ушам, тот мужчина тоже был эльфом.
– Иллинторн, ты в своем уме?
– Абсолютно. Он убил мою мать, а значит, теперь у меня есть еще одна веская причина положить конец его существованию, от которого столько бед.
– Торни, очнись! Сколько уже полегло таких вот героев! Адаил – демон! – выпалил мужчина, с негодованием глядя на Иллинторна.
– Мой отец – нефилер.
– Кто, прости?
– Не-фи-лер, – по слогам повторил Иллинторн. – Носитель частицы ангельской крови. Нефилеры населяют Стимарис – мир, в котором я родился и прожил первые полгода своей жизни. Хоть я его не помню, как и своего отца, и знать не желаю, в моих жилах течет кровь ангелов. Ангел против демона, по-моему, неплохой ход. Очень символично, ты так не считаешь?
– Это самоубийство, – покачал головой эльф.
– Мне так не кажется, – ответил ему Иллинторн.
– А мне кажется.
– Я убью Адаила. Найду его и сражусь с ним. И никто меня не остановит, и даже ты, друг мой, – произнес Иллинторн тоном, не терпящим возражений.
Дальнейший их разговор нам досмотреть не дали. Значит, Иллинторн посчитал, что самое важное мы уже узнали. Нас снова со всех сторон окутала темнота, и когда она рассеялась, мы опять стояли посреди коридора нашей Академии, где нас и настигло видение. Только сейчас коридор пустовал. Интересно, как долго мы тут простояли, и куда подевались все адепты? Здесь теперь царили тишина и порядок, а мы так и стояли втроем спиной друг к другу, держась за руки.
К нам тут же подошел ректор – Иденхард Лийсарран – вместе с несколькими преподавателями, среди которых были магистр Кэллман, профессора Иолари и Кирали и Делайл, которого в стенах Академии мы на публике называли профессором Даркмуном.
– Юные леди, вы меня слышите? С вами все в порядке? Как вы себя чувствуете? – заговорил с нами ректор.
– Нормально вроде бы, – ответила я за всех, и подруги согласно закивали.
– А мы что, так и стояли здесь все время? – спросила у него Марьяна.
– Именно, – подтвердил ее мысли магистр Лийсарран. – Просто стояли, подобно трем изваяниям. И глаза у вас снова были белые.
– А крылья были? – прозвучал вопрос от Эмилии.
– Нет, крылья на сей раз не фигурировали, – ответил ей ректор. – Но и без них, поверьте, зрелище было, в некотором роде, пугающим.
– И долго мы тут столбачим втроем? – спросила я у Иденхарда.
– Почти два с половиной часа.
Мы пораженно переглянулись с подругами.
– С ума сойти, – промолвила под нос Эмилия. – А казалось, что прошло не больше часа.
– Что произошло с вами? – задал нам вопрос Делайл.
– А нам Иллинторн показал кусочек своей жизни на Стимарисе, – промолвила Эмилия будничным тоном.
– Где-где? – удивился магистр Лийсарран. – На Стимарисе?
– А вы раньше уже слышали про этот мир? – пожелала я уточнить.
– Только на уровне легенд и мифов, которых катастрофически мало, и все они не подтверждены фактами. Сам Иллинторн не любил говорить о своей родине, поэтому в литературе не упоминается мир, где он был рожден, – ответил ректор. – Все, что мы знаем – Иллинторн родился на другой планете, очень далекой отсюда, что даже прямых порталов между нашими мирами не существует. Но через полгода после его рождения его мать Алатиэрэ бежала вместе с ним на Эсфир, который был ее родным миром. А попала она на этот самый Стимарис благодаря тому, что отец ее был странником миров, то есть путешествовал между мирами. А как он осел на Стимарисе и каким образом нашел там свою смерть, история уже умалчивает. Об этом мире известно очень и очень мало по той причине, что жители его предпочитают максимально изолированную от других миров жизнь и браки заключают только внутри своей расы. Порой даже близкородственные. Для сохранения чистоты крови. Это все, что нам известно. Предлагаю нашу дальнейшую беседу перенести в мой кабинет, – предложил магистр Лийсарран, с чем мы и согласились.
– А что стало с тем человекообразным кустом, который тут бегал? – спросила у него Марьяна по пути в его кабинет.
Мне и самой было интересно, что здесь творилось, пока мы совершали внетелесное путешествие по воспоминаниям Иллинторна.
– Разгулявшуюся из реактивов магию нам удалось нейтрализовать, – сообщил нам ректор. – А вот с кустиком оказалось сложнее. Полноценным живым существом он не является. Вроде бы. Но это и не в полной мере растение. Или правильней было бы назвать это нечто разумным растением. Адепт Маджио, будучи сильным магом земли, совместно с группой магов жизни решили немного поэкспериментировать, и в какой-то момент эксперимент вышел из-под контроля. И случилось, собственно то, что случилось, – Иденхард хохотнул. – Мы осмотрели результат эксперимента и пришли к выводу, что это растительное существо совершенно не опасное. Теперь этот кустик, как вы его называете, будет находиться у нас сразу на двух кафедрах – у магов жизни и магов земли. Там найдутся для него дела. Зачем же уничтожать такой интересный результат, когда есть возможность пронаблюдать за ним и исследовать эту любопытную рукотворную форму жизни?
– И вы не исключите Тайлира и его сообщников? – спросила Марьяна.
– Сообщники, ах-ха-ха! Ну что вы, леди, исключить такие яркие умы? Да ни за что! Это же будущие ученые! Какой полет научной мысли! Какие светлые головы учатся в нашей Академии! – восторженно воскликнул магистр Лийсарран. – Плохо, конечно, что они проводили такие эксперименты в обход преподавательского контроля, и за это они получат наказание. Но наказание это будет для них только на пользу. Месяц отработки в лаборатории Академии с возможностью проводить исследования в области жизни флоры. Будут выполнять все поручения леди Тэринали.
– Фух, ну слава милостивому Аш-Таару! – выдохнула Мари. – А то я уже переживала за этого оболтуса.
Магистр в ответ лишь усмехнулся, пропуская нас вперед в свой кабинет.
– Так-с, девушки у меня будет вопрос к леди Нортдайл. Насколько мне известно, вы на прошедших выходных присутствовали на свадьбе лорда и леди Амсейль, где была и профессор Дэнвер.
В ответ я кивнула, ощутив неприятные тревожные мурашки.
– Подскажите, вы ничего не заметили странного на свадьбе в поведении леди Дэнвер? – задал ректор вопрос. – Может быть, у нее случился с кем-то конфликт? Я не раз слышал нелестные ремарки об этой свадьбе.
В ответ я лишь развела руками.
– Профессор Дэнвер вела себя как обычно, ничего странного я за ней не увидела. Свадьба действительно оказалась сумасбродной, но ни в каких скользких ситуациях, имевших место на этом, так сказать, торжестве, она не участвовала. Покидала свадьбу она в прекрасном настроении. А что происходит?
– В том-то и все дело, что непонятно, – ответил лорд Лийсарран. – Леди Дэнвер просто-напросто пропала и не вышла сегодня на работу. На звонки и письма ответа нет. Я даже успел съездить к ней домой, но мне никто не открыл. И вообще большой вопрос, а дома ли она? Латиара преподает в нашей Академии уже более пятидесяти лет, и никогда не было такого, чтобы она нарушила трудовую дисциплину. Здесь явно что-то нечисто. Если она не объявится в течение трех суток, то по закону жандармы имеют право вскрыть магическую защиту дома и проверить территорию и сам особняк. Мы ведь должны понимать, что происходит.
В этот момент я вдруг явственно ощутила – произошло что-то дурное. Только я еще не понимала тогда в полной мере, насколько это затронет всех нас.
***
Эрик
– Я переезжаю.
Брови Вальгарда удивленно взметнулись вверх.
– Ты покидаешь свой обожаемый Санкт-Петербург? Неожиданно. Хотя я, наверное, даже рад. Давно уже говорил, что пора тебе на Эсфир. Перебирайся сюда, в Торндхольм. Здесь так хорошо, ничуть не хуже, чем в твоем Питере. Поживешь пока у нас, а потом найдем тебе приличную усадьбу.
– Я уже нашел и оформил все документы. Благо, что здесь на Эсфире отсутствуют все девять кругов бюрократического Ада. На днях буду переезжать. Некоторые вещи уже перенес на Эсфир.
– Вот, значит, как, – задумчиво промолвил брат. – Быстро ты. И мне даже ничего не сказал. И где находится твоя усадьба? Что теперь будет с твоими питерскими апартаментами?
– Я оставил доверенность на них своим созданным – Ольге и Стефану. Будут приглядывать за квартирой. Не хочу ее продавать, все равно я намерен наведываться в этот город время от времени. А усадьбу я приобрел в Альтарре.
Изумленный Вальгард, кажется, потерял дар речи.
– Альтарра? – переспросил он. – Столица Южной империи? Кхм, а можно узнать, почему именно юг Эсфира? С чего это ты вдруг затосковал по субтропическому климату?
– Просто так. Захотелось мне пожить пока в Альтарре.
Повисло молчание, пока Вальгард с подозрением смотрел на меня, сощурив глаза.
– Что-то здесь нечисто, – заметил он, продолжая недоверчиво коситься в мою сторону. – Я вот прям задним местом чую, что неспроста это все.
В ответ я лишь ухмыльнулся.
– А-а-а-а, ну все ясно. Я, кажется, понял, – вкрадчиво промолвил Вальгард. – Все дело в ней, ведь так? Как всегда, в любых странностях моего братика просто «cherchez la femme»[3 - Cherchez la femme (Шерше ля фам) – французское выражение, которое буквально означает «ищите женщину».], имя которой Ингерд! Боги, Эрик, ты даже представить себе не можешь, как это страшно выглядит со стороны для нас, твоих близких! Это похоже на помешательство! Со дня смерти твоей жены прошло восемь сотен лет, а ты все ждешь ее возвращения из небытия! Это же безумие! Ты сто раз уже мог быть счастлив с другой!
– Мне не нужна другая. Мне нужна Ингерд, – безапелляционно отрезал я.
– Ингерд умерла. Восемьсот лет назад.
– И это мне говорит человек, проживший на Эсфире больше пятисот лет! А как же идея перерождения в тарианстве, которое мы давно всей семьей исповедуем? Как можно не верить в то, что она может быть жива?! – воскликнул я.
– Священные лучи Аш-Таара, освятите путь моего брата-безумца! – промолвил Вальгард, воздев руки к потолку. – Пролейте свет на темные, потаенные глубины его мозга! Эрик, для того, чтобы душа поскорее очистилась и перешла в Небесный мир для перерождения, ее, прежде всего, постигает забвение. Забвение, Эрик! И возродившись в новой жизни, душа уже не помнит жизни прошлой! А значит, твоя Ингерд, даже если вдруг она возродилась, может быть, живет припеваючи в каком-то из миров и знать тебя не знает и не помнит ничего. Может, у нее семья есть – муж, ребенок. А ты, как дурак, все ждешь чуда!
– Я не чуда жду, а встречи, – возразил ему. – Она перед смертью оставила пророчество о себе. Мне просто нужно довериться своему шестому чувству. Моя интуиция мне подсказывает, что я на правильном пути. И меня с него никто не собьет и не переубедит.
– Эрик, ты сходишь с ума. Как ты не понимаешь? У тебя чердак протекает! – брат эмоционально всплеснул руками. – Крыша едет, черепичкой по-тихому шурша! А все из-за твоего упрямого желания жить прошлым, а не настоящим! Пойми это уже, в конце концов!
– Если бы ты разбирался хоть немного в психиатрии, то знал бы, что псих не осознает своего сумасшествия и никогда не признает себя таковым. Скажи шизофренику, что у него проблемы, и он тебе ответит, что проблемы не у него, а у тебя. И вообще, должен заметить, что с тех пор, как ты стал тренировать курсантов в Северной Академии, твой лексикон изрядно подпортился. Молодежь дурно повлияла на твою речь.
– Да к черту мою речь! – не на шутку кипятился Вальгард. – О, Боги-и! Брат, разуй глаза и посмотри по сторонам – вокруг уйма прекрасных женщин, в конце концов, если тебя тянет на блондинок, найди себе светло-русую красотку и будь счастлив!
– Меня не тянет на блондинок. Дело не в цвете волос и не в красоте, хотя Ингерд для меня по сей день остается идеалом красоты.
– А в чем же?
– В личностных качествах. В характере, манерах. Особом шарме, присущем только ей, особом магнетизме.
– Значит, найди себе женщину, похожую на Ингерд по характеру и привычкам.
– Не-е-е-т брат, ты меня не понял, – покачал я головой. – Мне не найти никогда девушки, подобной Ингерд. Потому что таких нет! Мне не нужна бледная копия, мне нужен неповторимый оригинал! Это все равно, что сравнивать дешевый стеклянный страз с бриллиантом высшей пробы! Мне нужна та самая Ингерд, которая была моей женой. Ингерд, а не похожая на нее блондинка, понимаешь? Либо она, либо никто. Другого не дано.
– А вдруг ее пророчество было ошибочным? – задал мне вопрос Вальгард, обреченно глядя на меня. – Она сама, по твоим словам, считала себя не очень сильной провидицей.
– Я уверен, что в тот момент она все увидела верно. Но если допустить подобное, то я все равно не изменю своих принципов. Если мне суждено слететь с катушек, так и не дождавшись ее, значит, такова судьба. Вы с Астрид, уверен, меня не оставите наедине с поехавшей крышей. Сдадите в дурку в Альтарре, будете апельсины присылать портальной почтой. Только выбирайте такие, с кислинкой. Не очень люблю сладкие, ты знаешь.
Вальгард шумно выдохнул, глядя на меня так, словно я уже повредился рассудком и за мной выехала санитарная бригада Дома Милости Альтарры.
– И почему у меня за все эти годы временами возникает такое чувство, будто ты сгорел вместе с ней на том погребальном костре? – спросил он у меня.
– Может быть, потому что в этом есть доля правды? Часть меня действительно погибла вместе с ней. Тот день полностью перечеркнул мою жизнь. С тех пор я никогда уже не был прежним Эриком. Странно, что ты этого не заметил.
– Мы все меняемся с годами, тем более что речь идет о сотнях лет, – философски заметил брат. – Когда-то мы считали, что самая достойная смерть – это гибель на поле брани, как и подобает настоящему мужчине. Мы жили в битвах. А теперь мы живем уже без малого восемьсот лет, наслаждаемся мирной жизнью и о смерти даже не помышляем. Даже в сорок первом на Земле, уходя воевать, мы ведь надеялись выжить. Все меняется, Эрик. Если не все, то многое.
– А что-то остается неизменным, – заметил я. – Вновь и вновь за летом приходит осень. И так будет хоть через тысячу лет. И через тысячу лет мое сердце будет во власти Ингерд. Она обещала вернуться. А я обещал дождаться. Ты же знаешь, я никогда не даю пустых обещаний. Так нас с тобой воспитали.
– Ой, ма-а-ать-перемать, – Вальгард закатил глаза. – И снова старые песни о главном. Это глупо. И весьма утопично. – Он сокрушенно покачал головой.
– Это не глупости, брат. Перед смертью она говорила, что ее душа будет звать меня, когда возродится. Не так давно я слышал ее зов. Во сне. Мы шли навстречу друг другу в парке Эриналлин, и она звала меня по имени. А потом сказала: «Я здесь». Мне кажется, что Ингерд сейчас жива! Хотя нет, не кажется, я в этом уверен! Она жива и находится в столице Южной империи или, может быть, скоро там будет.
– И поэтому ты в срочном порядке засобирался в Альтарру?
– Именно.
– Это армагеддец, просто полный армагеддец. Ты – наивный придурок, Эрик. Негоже быть наивным придурком в твои годы!
– Дожили! – воскликнул я, стараясь не смеяться. – Младший брат читает старшему морали и учит жизни!
– А что поделать, если твой котелок совсем «того» на почве давней любви?
– Армагеддец, чердак, котелок… Ну и жаргон, Вальгард! Ты же аристократ!
– Хренократ, твою дивизию! – огрызнулся братец. – Значит так, никаких возражений даже слышать не хочу. Так и быть, жду буквально пару месяцев и начинаю знакомить тебя с потенциальными избранницами. Благо, что у Астрид имеются свободные кузины и приятельницы.
– Ох-хо-хо-о-о-о! – я не смог сдержать хохота. – Сводничество по-эсфирски. Ой, умора! Ой, не могу! Держите меня семеро, пока я не упал! Мне осталось только рубашечку погладить и шнурочки затянуть на своем колете!
Меня накрыло очередным приступом хохота. Вальгард устало смотрел на меня, качая головой.
– У тебя жена вот-вот родит на днях, так что я сильно сомневаюсь, что тебе как отцу семьи, которая скоро станет многодетной, через пару месяцев будет дело до моей личной жизни, – промолвил я, еле держась, чтобы снова не рассмеяться.
Вальгард в ответ лишь возвел к потолку глаза.
– Раз уж мы заговорили о детях, то у меня к тебе тут просьба небольшая, – начал он. – Я намерен ехать в госпиталь вместе с Астрид, когда придет время, а наша нянька сама недавно стала матерью, и замену ей мы пока не нашли. Не мог бы ты посидеть с Рагнаром и Эйнаром, пока мы будем в госпитале? Ты лучше всех из родни ладишь с близнецами.
