Самих существований
Божественный наш разум
Незримый открывает путь.
Но те, кто философией
Пренебрегал по скудости ума,
Во тьме блуждают до сих пор,
Со дна болотного вздымая муть.
И в толк никак не могут взять,
Где истина и как её познать?
А есть ещё понятия как
Красота и благо,
Но тщетны и напрасны
Все старания глупца.
Он может королём
Или царём родиться,
Но так и не познать
Всех тайн начала и конца.
А если истина благая
Лишь разуму покорна,
То, стало быть, правитель
Должен разуму и доверять.
В своих решениях
Он не имеет права
Ни страстям, ни низменным
Желаниям потакать.
Однако с юных лет Лоренцо
Был страстям подвержен,
Честолюбив и избалован
Матерью с отцом.
Не чаяли души родители
В единственном ребёнке,
Тем самым, сделав всё,
Чтоб мальчик вырос гордецом.
Как мог в учении страстям
Его я разгораться не давал,
В ответ он злился, но пока
Был юн, терпел упрёки.
Способности в нём были,
И душа одарена,
К тому ж наследник
Безупречно отвечал уроки.
Но слишком рано умерли
Сначала мать, потом отец,
На голову надменного юнца
Надели княжеский венец.
Нельзя в столь юном возрасте,
– Ему я говорил, –
Народом управлять без многого
Числа советов от людей,
Чьи мысли мудрыми слывут.
Но тщетно: все предложенья
Мои он холодно отверг, злодей!
Теперь мне отвечал
Не ученик на заданный урок,
А гордый властелин,
Вдруг посчитавший, что он – Бог.
Итак, Лоренцо начал
Править безрассудно.
Страстям внимая,
Он первым распрю породил,
Вторгаясь в области такие,
Где испокон веков
И государь не вправе
Вмешиваться был.
Презрев важнейший принцип:
«О середине золотой»,
Который Аристотель записал
В одной из своих книг,
Орсини очень скоро
Угодил в порочный круг
Наветов ложных и интриг.
Лишь чудом смерти избежав,
Лоренцо начал мстить,
Что породило новую вражду.
Все против него объединились:
Народ и знать.
Я также обвинял
Его в правленье нерадивом,
За что немедля пострадал,
И впал в жестокую немилость,
Под страхом смерти
По приказу государя
Я вынужден бежать
Был из Пьомбино прочь.
Имущество моё конфисковали.
Матео (возмущённо):
