Ёрзаю под Давидом, сжимая его бёдрами по бокам. Конечно, продолжим. Он-то не получил свою порцию удовольствия. А я не настолько эгоистична, чтобы обломать кайф мужику, подарившему мне фееричный оргазм. Первый за три последних года.
Давид просовывает руку между нашими телами. Дотрагивается до возбуждённого клитора. Я дёргаюсь, как если бы наступила на оголённый провод под напряжением. Давид расплывается в довольной улыбке. Делает сильный выпад тазом, затем выходит почти полностью и принимается скользить по самому краю лона. Поскольку плоть раздражена до предела, каждое движение ощущается невыносимо остро.
Давид не дотрахивает, а снова старается для меня. Его поведение подкупает. Ну кто я такая этому мужчине, чтобы выкладываться в постели? По идее, в нашем случае всё должно происходить технично и уж точно без эмоций.
Но нас обоих кроет вопреки всякой логике. Слишком чувственно. Невозможно близко. До слёз интимно.
Он переворачивает меня на живот. Глубоко входит, приподнимая моё тело и прижимая его к себе. Кусает плечо, а затем дует на укус. Поглаживает рукой груди, горло, подбородок, губы. Вбираю мужские пальцы в рот, облизываю их, посасываю. Давид срывается. Наращивает темп, крепко держа меня за бока.
– Да! Ещё! – выкрикиваю в унисон каскаду мощных толчков.
– Давай, девочка! Давай, моя хорошая! – хрипит он.
Только доведя меня второй раз до экстаза, Давид позволяет себе разрядиться.
Наши тела слиплись от пота. Я подрагиваю, лёжа, придавленная сильным мужским телом. Кто бы мог подумать, что отмена рейса обернётся охренительным сексом?
Всё-таки в воздержании есть своя прелесть. Ты как сосуд наполняешься энергией, а потом разлетаешься в дребезги, получая непостижимо яркие ощущения. Конечно, от партнёра тоже многое зависит. Но в любом случае, я предпочитаю голодать, чем перебиваться фаст-фудом.
Давид встаёт и открывает мини-бар. Подаёт мне бутылку минералки. С жадностью делаю несколько глотков прохладной воды.
– Как тебя зовут? – спрашивает мой случайный любовник.
– Агата, – ляпаю первое пришедшее на ум имя. Почему именно «Агата», а не «Алиса» или, скажем, не «Марианна»? Да пёс его знает. Почему не сказала своё настоящее имя? Потому что я хочу сохранить инкогнито. Это добавляет пикантности и в без того нестандартную для меня ситуацию. Даша не могла бы страстно отдаться малознакомому мужчине. А вот Агата – вполне.
Давид ложится обратно в кровать, укутывает нас простынёй. Обнимает меня совсем как родную женщину. Странно, что он не пошёл в душ, чтобы смыть с себя мой запах и пот. По идее, разовые партнёры именно так должны поступать. Это было бы логично. Одно дело – получить разрядку и совсем другое хранить на своей коже аромат чужого человека.
Впрочем, я тоже не спешу в ванную. Случайные половые контакты никогда не привлекали меня отчасти потому, что после них неизбежно остаётся ощущение брезгливости. Хочется тереться мочалкой до содранного эпидермиса. А вот сейчас такого не происходит. Я наслаждаюсь запахом Давида, целую его солоноватую от пота грудь и кайфую.
В душе зарождается обманчивое чувство, что это мой мужчина. Обманчивое оно, ибо такой особи на планете Земля просто не существует. У меня было достаточно разных романов, чтобы к тридати пяти годам прийти к выводу: поговорка «На каждую кастрюлю найдётся своя крышка» – обман. Я – та самая кастрюля, которая изначально задумывалась без крышки. Осозновать это было горько, но пришлось смириться.
Проблема в том, что я не терплю полумер. Ну, то есть ради пресловутого штампа в паспорте или совместного похода на рынок по выходным, не стану проглатывать хамство, измены, алкоголизм, побои или что там ещё делают женщины, чтобы не быть одинокими.
Я считаю, что мужчина должен относиться ко мне как к абсолютной ценности. Уважать меня, чтобы я могла уважать его в ответ. И конечно, между нами необходима «химия». Хотя бы на начальном этапе. Вроде бы не слишком завышенные требования. Согласитесь? Однако в реальной жизни они оказались невыполнимыми для каждого из моих бывших кавалеров.
Спустя какое-то время Давид начинает ласкать мою грудь. Наши поцелуи становятся всё более страстными и требовательными. Мы снова занимаемся жарким и невероятно чувственным сексом. С криками, хрипами, стонами. После чего затихаем в объятиях друг друга.
Я просыпаюсь первой. С нежностью и благодарностью смотрю на мужчину, который подарил мне четыре оргазма за ночь. Ловлю себя на опасной мысли, что хотела бы встретиться с Давидом ещё раз. Быстро прогоняю её. Жадность ещё никого до добра не доводила. Не стоит обольщаться. Однажды за сладкие иллюзии я уже заплатила сполна и повторять экперимент как-то не тянет. Тогда я была дьявольски молода. Поэтому, очевидно, и осталась жива. Сохранила здравый рассудок, а не уехала в дурку. Не факт, что второй раз судьба будет столь же благосклонна ко мне. После тридцати пережить эмоциональную катастрофу гораздо труднее, чем в двадцать. Ресурсы психики уже не те.
Поэтому, пока Давид спит, одеваюсь и на цыпочках выскальзываю из номера. Ухожу по-английски, не оставив после себя ни следа.
Глава 4
Настоящее
– Даш, приехали, – слышу сквозь дрёму.
Открываю глаза. Мы стоим на территории многоэтажного отеля, который окружает буйная тропическая растительность. Высокие пальмы, разлапистые кусты с ярко-красными цветами, кактусы.
Соболев галантно подаёт мне руку, помогая выйти из машины. Делаю вдох и понимаю, что не получается. Лёгкие как будто не раскрываются. Это что ещё за ерунда? Пытаюсь вдохнуть влажный воздух ещё и ещё раз. Больно. Голова слегка кружится. Стараясь не подавать вида, поднимаюсь по ступенькам в гостиницу. В фойе дыхание приходит в норму.
Михаил бойко щебечет на испанском, не забывая дарить обольстительные улыбочки служащей на рецепшен. Мне приносят приветственный коктейль за счёт заведения.
– Не пей, – еле слышно шепчет Соболев. – Лёд, – намекает на то, что если для кубиков льда использовали воду из-под крана, то я имею все шансы схватить кишечную инфекцию. Плавали, знаем.
Не успеваю я получить карточку-ключ от своего номера, как из лифта выходит невысокий мужчина и направляется к нам, громко провозглашая:
– Буэнос диас, сеньорита!
– Буэнос диас! – отвечаю ему со смехом. Я нахожу очень милым, когда люди, не владеющие иностранными языками, стараются выучить хоть пару фраз, находясь в чужой стране.
– Знакомься! Николай Семёнович, наш непосредственный начальник и руководитель всей группы специалистов, – произносит Соболев.
Дальше следует череда дежурных вопросов: " Как добрались? Как долетели?" К нашей троице присоединяется ещё пара мужчин. Интерес с их стороны легко объясним. Я – единственная женщина на проекте с русской стороны.
Позже мне много раз предстоит выслушать, какая я отважная, храбрая и вообще молодец, что не побоялась прилететь за океан, чтобы работать в мужском коллективе. Однако для меня это дело привычное.
Через пятнадцать минут мы поднимаемся на этаж, где находится мой номер. В коридоре встречаемся с ещё одиним «нашим». Богатырём под два метра ростом.
– Степан, – представляется он, протягивая руку в знак приветствия. – Мы с Вами соседи. Я специально попросил, чтобы переводчика ко мне поближе поселили.
– Дарья, – пожимаю огромную лапищу.
– Дарья Сергеевна, – встревает Соболев.
– Да знаю я, знаю, что ты к ней неровно дышишь, – подкалывает его Степан.
Улыбка моментально сползает с моего лица. Какого хрена? Неужели Соболев растрепал о том, о чём должен был молчать и под пытками?
– Лёня! – басит богатырь, кивая в глубину коридора, откуда появляется высокий худой мужчина.
– Ага, Даш, знакомься. Леонид, наш программист, – поддакивает Михаил.
Завязывается очередной разговор. Я бросаю многозначительный взгляд на Соболева. Мол, мне бы помыться для начала, а уж потом вести великосветские беседы.
– Мужики, Дарья Сергеевна устала с дороги. Вы нас извините, – Михаил понимает меня без слов.
– Ой, так и скажи, что тебе не терпится остаться с ней наедине, – по-доброму ржёт Лёня.
– А даже если и так, – встаёт в позу Соболев. – Это наши дела.
***
– Это чё за херня сейчас была? – нападаю на Михаила, оказавшись, в номере.
– Привыкай! Тут же одни мужики. Они уже месяц, как нормальную бабу не видели. Ну, в смысле, говорящую на русском, – Соболев придирчиво осматривает мой номер, особенно окна и балконную дверь.
– Я не об этом. Ты им рассказал… Ну ты понимаешь.
– Я им рассказал только, что ты – моя бывшая студентка, и мы давно не виделись. Больше ничего.
– Тогда что за приколы про «остаться наедине»?
– Не обращай внимания. Это они так шутят.
– Ты точно никому ничего не говорил? – впиваюсь взглядом ястреба в лицо Михаила. Мне только сплетен в новом коллективе не хватало! За годы работы с мужиками я уяснила одну простую истину: они ещё большее трепло, чем бабы. Сплетни собирают, смакуют, обсасывают только в путь.
– Даш, ну ты меня совсем за мудака что ли держишь? Конечно, я ничего никому не говорил, – заверяет Соболев.
«Вообще-то, да. Именно за мудака я тебя и держу», – чуть не срывается у меня с языка, но вовремя прикусываю его.
– Давай, принимай душ и спускайся в ресторан. Мы как раз приехали к обеду. Там с остальными специалистами группы познакомишься, – Михаил заканчивает осмотр ванной комнаты.
– А что здесь с окнами? Как они открываются? – в номере невыносимо душно, но не вижу ни одной ручки на оконных рамах.
– Они не открываются. И балкон тоже. Из соображений безопасности.
– Зашибись! А как же жить без свежего воздуха?
– Есть кондиционер, – Соболев берёт пульт и нажимает на кнопки.
– Это не свежий воздух, – замечаю устало. В сущности, я знала, куда еду. Как сказал мне в телефонном разговоре Михаил: «Хорошо хоть в окна гранаты не бросают».
Наконец, остаюсь одна. Как в каком-то полусне раздеваюсь и захожу в душевую кабину. В голове кадрами выцветшей киноплёнки проносятся флэшбэки.
С Соболевым мы познакомились, когда я училась на четвёртом курсе университета. Бравый военный, сверкая полковничьими погонами и каким-то знаками отличия на кителе, ворвался в нашу аудиторию и сходу затараторил на испанском. У каждого из присутствующих студентов отвисла челюсть.
– А где Марья Ильинична? – через десять минут задал кто-то вопрос. До этого момента речевую практику по испанскому языку у нас вела сухонькая старушонка, видавшая ещё самого Сервантеса.
– Она ушла на пенсию, – сообщил Михаил Юрьевич. – Теперь преподствовать у вас буду я, – с лёгким смехом добавил он.
Я сидела ни жива ни мертва. Кареглазый брюнет словно сошёл со страниц сентиментальных романов, которыми я зачитывалась в подростковом возрасте. Это была любовь с первого взгляда. И вообще моя первая настоящая любовь. Я прямо почувствовала, как грёбаный Купидон прострелил мне сердце насквозь. Соболев меж тем, кажется, меня даже не заметил.
С остервенением зубря спряжения глаголов, продираясь сквозь дебри сослагательного наклонения, я понимала, что моя любовь навсегда останется безответной. Классика жанра – роман между студенткой и преподом у нас не сбудется никогда. Ведь Соболев – небожитель, кумир, военный переводчик, объехавший половину Латинской Америки. А я кто? Далеко не самая звёздная девочка на факультете. Единственное, что мне оставалось, – проявить себя на занятиях, чтобы хоть как-то выделиться, дабы привлечь внимание Михаила Юрьевича.
Но он относился ко всем студентам ровно. Был в меру ироничен, рассказывал байки из своих путешествий и вёл себя достаточно открыто, не в пример другим преподавателям. За что снискал обожание всей нашей группы. Соболев не душнил, не нагружал ненужной теорией. Он учил говорить. Делал это легко и талантливо. К концу семестра мы уже вполне бегло чесали на испанском, и самое главное, понимали носителей языка на слух. Для второго языка такой прорыв считался грандиозным.
Что же касалось личного, то мне оставалось только томно вздыхать, слушать зубодробительно романтичные песни Хулио Иглесиаса и мечтать о несбыточном. Ну да, и ещё выслушивать насмешки одногруппниц по поводу моей влюблённости во взрослого мужчину. Как же без этого.
Поэтому я реально была удивлена, когда Соболев привёз мне домой материалы с пропущенного занятия. Я тогда заболела и не пришла на урок. В голове заискрились лампочки как на новогодней гирлянде.
Исполняя роль вежливой хозяйки, я предложила кофе гостю. Он согласился. Мы немного поболтали, и Соболев уехал, оставив меня наедине с моими мыслями. А подумать было над чем. Неужели Михаил Юрьевич всем студентам развозит ксерокопии? Обычно преподаватели оставляли материалы на кафедре. Тебе надо – ты и забирай. А тут такое дело…
После своего внезапного визита Соболев стал писать сообщения. Ничего крамольного. Ничего такого, что указывало бы на его заинтересованность мною, как женщиной. «Разобралась ли в новой теме? Как здоровье? Как дела? Чем занималась в выходные?» В университете Михаил Юрьевич продолжал держаться нейтрально.
А через полтора месяца мы переспали. Соболев приехал ко мне, чтобы сказать, мол, ты – красивая девушка и ты мне, правда, нравишься, но между нами ничего не может быть. Восемнадцать лет – слишком большая разница в возрасте. «Окей», – ответила я и открыла дверь, намекая, что разговор окончен. Михаил внимательно посмотрел на меня, а потом поцеловал в губы. Так начался наш безумный роман длиною в три года.
Глава 5
Настойчивый стук в дверь заставляет меня очнуться от воспоминаний. Выключаю душ, наспех заворачиваюсь в полотенце.
– Кто? – машинально спрашиваю по-испански.
– Это я, – раздаётся голос Соболева на том же языке.
– Что случилось? – открываю дверь. Михаил улыбается во все тридцать два зуба, держа бутылку рома в руке. Увидев меня в одном полотенце, застывает. Его кадык дёргается. В глазах появляется… О, боже, нет! Этого просто не может быть! Он не может хотеть меня спустя столько лет и после всего, что было.
– Кхмм…Я тут подумал… Перед обедом неплохо было бы накатить грамм пятьдесят ромчику для аппетита, – слишком бодрым голосом говорит Соболев.
– Ну… проходи… – отхожу от двери, впуская гостя. По моим внутренностям пробегает холодок, как если бы я съехала с американских горок.
– Значит так, дела с принятием спиртного здесь обстоят следующим образом, – просвещает меня Михаил. – Пить можно, но осторожно. То есть желательно не палиться. Ну, если набрался, то сиди в номере, а не шатайся по гостинице.
– Угу. Так я и поверила, что толпа мужиков смирно сидит по номерам и не отсвечивает.
– Нет, конечно. Просто шеф не одобряет. Он непьющий. В общем, всё должно быть в рамках приличий.
– Кстати, о них родимых. Можно я оденусь? – мне совсем не стыдно стоять перед Соболевым в одном полотенце. По отношению к этому мужчине у меня уже давно атрофировались все чувства. В том числе и стеснение. Но двусмысленности лучше избегать.
– Конечно, я пока разолью, – Михаил срывает пломбу с бутылки.
Взяв чистую одежду, закрываюсь в ванной. А когда снова появляюсь в комнате в лёгкой юбке до пят и хлопковой приталенной футболке, Соболев выдаёт:
– Ты потрясающе выглядишь! – он резко выдыхает. – Фух! Ну, за встречу!
– За встречу, – чокаюсь с ним стаканом.
От огненного рома горло немилосердно дерёт. Зажмуриваюсь и содрогаюсь всем телом. Хватаю бутылку с водой, чтобы запить. В этот момент у Соболева звонит телефон.
– Да, Николай Семёнович! Да, уже спускаемся. Это шеф, – поясняет он. – Беспокоится, что мы задерживаемся.
– А здесь что? Как в пионерском лагере? Едят строго по времени?
– Нет, но так сложилось, что обедаем мы все вместе, обсуждаем текущие дела. А вот на ужин кто-то ходит, кто-то нет, кто-то в номер заказывает.
– Понятно.
На обеде обозреваю фронт работы. Мои подопечные – мужчины в годах, в основном инженеры и техники. Они производят приятное впечатление. Стараются не материться. Типа появилась дама в коллективе – фильтруй базар. Я чувствую себя экспонатом на выставке. Ловлю взгляды, к счастью, не похотливые, а просто любопытные. Соболев, как телохранитель, сидит рядом, зорко следит, чтобы никто не перешёл грань дозволенного с личными вопросами. А мне смешно. Кто бы сказал, что я встречу Михаила при подобных обстоятельствах! Кто бы, *лядь, мне это сказал!! М-да, уж…
– Ты хочешь отдохнуть, наверное? – спрашивает Соболев, когда мы выходим из ресторана.
– Угу. Я ещё даже чемоданы не разобрала.
– Окей. Тогда встретимся вечером. Сходим на прогулку, я покажу тебе близлежащие магазины. Проведу экскурсию по окрестностям.
– Хорошо.
Разместив свои вещи в шкафу, падаю на кровать. Закрываю глаза. В мозгу снова флэшбэки.
