Наши трое друзей еле держались на ногах после проведенной без сна ночи. Хотя они легли спать поздно, но уже проснулись до рассвета, да и их короткий сон был тревожен и беспокоен. Каждого, из этих случаем заброшенных вместе людей преследовали прошлые образы и вспоминания. Но больше всего в их голове кружились и теснились мысли о плане бегства. Свое решение бежать они хотели, во что бы то ни стало, привести в исполнение, и чем раньше, тем лучше.
Бриссон в особенности злился сегодня на Пухлера. Хотя никаких улик у надсмотрщика не было, но инстинктивно он чувствовал, что напавший на него в темном проходе человек был ни кто иной, как Пухлер. Между всеми каторжниками не было другого, который обладал бы, подобно Пухлеру, гигантской силой и железными руками.
Старый князь и лорд Вардмур, работавшие вместе, время от времени обменивались некоторыми замечаниями, но лишь только кто-нибудь из надсмотрщиков приближался к ним, они снова усердно принимались за молот, которыми они дробили огромные камни.
Пухлер находился почти возле них, и если он молчал, то он чутко прислушивался к тихому разговору своих друзей и сообщников.
– Придумали вы уже кое-что? – спросил князь Фельс лорда. – Я напрасно ломал себе голову, но ничего путного не вышло.
– А мне пришел на ум неплохой план. – шепотом возразил знатный англичанин.
– Должно быть, вы не спали весь остаток ночи, милорд. – сказал князь.
– Нет, дорогой князь, – гласил ответ, – уже проснувшись на рассвете, я вспомнил, что я был несколько дней тому назад во дворе большого здания, в котором живет главный надзиратель. Меня послали туда с каким-то поручением, и мне пришлось ждать на дворе с полчаса. Из любопытства, а, может быть, инстинктивно я оглядел весь двор, и насколько мне помнится, мы могли бы проникнуть в этот двор, ибо он обнесен невысокой оградой. А там возможно было бы выбраться через конюшню в поле.
– А дальше? – спросил князь. – Куда же мы могли бы направиться оттуда, не рискуя быть настигнутыми погоней?
– Все это покажет будущее, – возразил лорд Вардмур, – Мы должны вручить свою судьбу воле Всевышнего. Но нам нужно быть готовыми к всякой неожиданной встрече, а если мы будем вынуждены к этому обстоятельствами, мы не остановимся ни перед чем. Может быть, нам придется обагрить свои руки кровью, если мы встретим какую-нибудь помеху на своем пути.
– Но вы упустили из виду одно важное обстоятельство, – печально проговорил князь. – Наши ноги в кандалах, а у нас нет пилы, чтобы распилить их.
– Я подумал также и об этом, – ответил Лорд. – Мы тайком заберем с собой в свою камеру несколько огромных молотов, с помощью которых мы разобьем связывающие наши ноги кольца.
– Но Елизавета? – спросил вдруг князь. – Я не могу оставить эту несчастную здесь, я обещал ей взять ее с собой, если мы выполним наш план бегства.
– Ничто не мешает нам выполнить ваше обещание, – возразил лорд Вардмур. – В условленную ночь она придет в нашу камеру, и мы все отправимся вместе.
В это время к разговаривавшим каторжникам подскочил Бриссон.
– Эй, лентяи! – свирепо заревел он, высоко помахивая своим кнутом. – Ты, старик, болтлив, как баба!
Надсмотрщик уже замахнулся кнутом, но удара не последовало, ибо его внимание было вдруг привлечено Пухлером. Работавший возле обоих друзей гигант, обернулся к надсмотрщику и устремил на него страшный огненный взгляд.
Глаза обоих врагов встретились, и молчаливый взор каторжника сказал Бриссону то, в чем тот вчера ночью не хотел сознаться.
– Чего ты выпучил глаза на меня, собака? – заревел надсмотрщик, бросившись к Пухлеру, и в следующий миг кнут опустился на спину гиганта.
Надсмотрщик снова поднял свое оружие, но грозный взгляд каторжника невольно остановил Бриссона.
Может быть, в этот миг, он вспомнил вчерашнюю сцену, когда железные пальцы напавшего на него в темном проходе едва не сдавили ему горла.
Когда надсмотрщик удалился, Пухлер шепнул стоявшему за ним князю:
– Я слышал ваш разговор с лордом, его план не дурен, и мы после работы подробнее обсудим его…
Прошло три дня.
Была темная ночь, почти весь день было покрыто тучами, за которыми скрывалась теперь луна. Был уже поздний час вечера, но трое каторжников и не думали о сне.
Внимательный наблюдатель легко заметил бы, что лица этих несчастных были сильно взволнованы, что в их глазах светился лихорадочный огонек. Ясно было, что они готовились к чему-то необыкновенному, от чего зависела вся их судьба, а может быть и жизнь.
Пухлер нагнулся к замочной скважине и стал чутко прислушиваться.
В длинном коридоре царила могильная тишина.
Давно уже прошел час, в который по вечерам надсмотрщики осматривали камеры арестантов, чтобы убедиться, все ли там в порядке. Но в этот вечер они, должно быть, забыли эту свою обязанность.
– Я думаю, что сегодня ревизии не будет. – сказал Пухлер, отойдя от двери. – Старший надзиратель празднует свои именины, и все тюремное начальство, вероятно, пьянствует на его квартире.
– Тем лучше для нас, – заметил лорд. – Это обстоятельство весьма благоприятно для нашего побега, и мы можем скоро приступить к делу.
– Подождем еще с час, – предложил старый князь. – Наше предприятие слишком отважно и опасно, почему нам нужно действовать по возможности осторожнее. Малейшая опрометчивость может погубить все дело.
Лорд и Пухлер согласились с мнением своего старшего товарища, хотя их нетерпение возрастало с каждым мигом.
– К тому же нам все равно нужно ждать прихода Елизаветы, – прибавил князь Фельс, – а она не придет раньше полуночи.
Прошел еще час, показавшийся вечностью для лорда Вардмура, нетерпение которого достигло высшего предела.
– Пора приступить к работе. – сказал он наконец, взглянув на князя и Пухлера.
С этими словами он подошел к своим нарам, где под старым платьем была спрятана пара огромных молотов.
– Князь, – сказал лорд Вардмур, подойдя к старику со своими страшными орудиями. – Вы старше нас, а потому вам принадлежит первенство. Поставьте вашу ногу на нары, и я раздроблю железное кольцо.
Два раза опустил лорд страшный молот со всего размаху, но железо не подавалось.
Пухлер слегка усмехнулся и, подойдя к лорду Вардмуру, сказал:
– Дайте мне молот, милорд, я думаю, что эта тяжелая работа не по вашим силам.
В самом деле, когда гигант опустил страшный молот на железо, кольцо лопнуло, а после второго удара оно раздвоилось. Старый князь, с каким-то радостным ощущением пошевелил теперь своими ногами, которые так долго давили цепи. За князем наступила очередь лорда, себя же освободил последним.
Разбитые кандалы каторжники спрятали под нары, но молоты они решили забрать с собой.
– Кто знает. – сказал лорд, – Может быть, они пригодятся нам на полном опасности пути, который мы предпринимаем. У нас другого оружия нет, и эти молоты окажут еще нам большую услугу, если нам придется защищать свою жизнь.
– Что же Елизаветы не видать? – тревожно спросил старый князь. – Не задержало ли что-нибудь неожиданное?
– Во всяком случае, мы не можем ждать дальше условленного часа, – заметил лорд. – Полночь уже миновала, а нам нельзя медлить, иначе мы испортим все дело.
– Подождем еще полчаса, – просил князь Фельс. – Сердце мое сжимается болью при мысли о том, что эта несчастная девушка погибнет навеки в этом земном аду.
– А если она не придет? – спросил лорд, – Не погибнем же мы из-за нее! Ведь у нас уже нет пути к отступлению. Если нас застанут без кандалов, нас строго накажут и всякая надежда на побег будет навсегда потеряна для нас.
Князь поневоле должен был согласиться с этими словами, логичность которых нельзя было оспаривать. И Пухлер нашел, что иначе они не могут поступить, хотя и ему жаль было бедную девушку, приобретшую его симпатию.
Но прошло и последние полчаса, а Елизавета Бах, не пришла. Лицо князя Фельса было мрачно и озабоченно, но он должен был покориться неизбежности. Спрятав под своим платьем огромные молоты, они стали готовиться в путь.
Несколько минут Пухлер прислушивался у двери, но в коридоре ни что не нарушало мертвой тишины. Тихо и осторожно двигаясь словно тени проскользнули трое беглецов в полутемный коридор. Путь был свободен, и они благополучно вышли на двор.
Остановившись на миг, каторжники окинули взором, погруженный в полумрак большой двор и направились к каменной стене, за которой находилось большое здание, служившее квартирой старшему надзирателю.
Хотя кругом ничего не видно было, каторжники соблюдали крайнюю осторожность и медленно двигались вперед.
Достигнув стены, они прижались к ней, опасаясь, чтобы их не заметил кто-нибудь.
– Ждите меня здесь несколько минут. – сказал лорд Вардмур своим товарищам, – Я пойду на разведку, взберусь на стену, с которой спущусь на двор, чтобы убедиться не грозит ли опасность. Если я встречу на пути часового, мне придется устранить его.
С этими словами лорд скоро исчез. Он быстро взобрался на стену, и высунув голову вперед он стал осматривать дверь старшего надзирателя.
В окнах большого здания еще виден был огонь, они были даже ярко освещены, но за дальностью расстояния лорд ничего не мог разглядеть, да кроме того ему мешали занавески.
Устремив свои глаза в ту сторону, где находились ворота, каторжник с радостью заметил, что они не были заперты, однако, он увидел часового медленно шагавшего взад и вперед с ружьем на плече.
– Это маленькое препятствие, – пробормотал лорд про себя, – которое нужно устранить. Мне, не хотелось бы, проливать человеческую кровь, но нужно покориться неизбежному.
Тихо и неслышно, словно тень, двигался лорд по стене, пока он достиг ее края, граничившего с воротами. С ловкостью и проворностью кошки он соскочил на землю, но, несмотря на всю его осторожность, внимание часового было привлечено тихим неожиданным шумом.
В следующий миг каторжник увидел себя лицом к лицу с солдатом.
Глава 72. Именины
Куда же делась Елизавета Бах? Отчего она не пришла в условленный час в камеру своих трех друзей и сообщников? Какое неожиданное обстоятельство задержало несчастную девушку?
Елизавета Бах в сильном волнении сидела в своей камере, вместе со своими обеими соседками. Старая Жульета уже дремала на своих нарах, но ее прекрасная дочь еще не думала о сне. Эта падшая девушка знала, что ее любовник старший надзиратель справлял свои именины. И сидя в мрачной камере своей тюрьмы, она мысленно переносилась в ярко освещенную залу, где ее любовник веселился и пировал со своими друзьями.
Время от времени она бросала злобные взгляды на сидевшую в углу Елизавету, погруженную в тяжелые думы. Негодная девушка с ненавистью и завистью относилась к гордой Елизавете, которая энергично защищала свою невинность и с презрением отвергала соблазнительные предложения Бриссона.
Но мысли Елизаветы Бах были теперь далеки от сидевшей возле нее легкомысленной девушки, от надсмотрщика Бриссона и от всей этой адской каторги, где она так долго томилась. Ея мысли уносили ее далеко отсюда, в родной край, где она некогда мечтала о счастье и блаженстве, о мирной и спокойной жизни вместе с горячо любимым человеком.
С лихорадочным нетерпением несчастная девушка ждала наступления полуночи. Она хорошо знала, что в эту ночь ее ждали старый князь и оба его товарища, что в эту ночь, может быть, она очутится на свободе вместе с ее тремя сообщниками. Сердце Елизаветы стучало и прыгало в радостном волнении при одной только мысли о свободе.
Она не обманывала себя слишком розовыми и льстивыми надеждами, она хорошо сознавала, сколько страшных опасностей грозила ей на пути к свободе, но цель была слишком заманчива, что стоило рисковать и жизнью.
Да разве остаться на этой каторге не значило обречь себя на верную, хотя медленную гибель? Разве эта нежная молодая девушка могла бы переносить муки тяжелой непосильной работы и адские душевные терзания?
Наконец пробило полночь, и Елизавета уже начала собираться в путь. Она не опасалась своих соседок, ибо последние знали, что Елизавета часто посещала старого князя, которого она любила и уважала, как родного отца.
Вдруг послышались шаги, а минуту спустя отворилась дверь, и в комнату вошел тюремный служитель. Елизавета слегка побледнела, словно предчувствуя грозившую ей беду. Но во взгляде, который ее молодая соседка бросила на вошедшего можно было прочесть любопытство и живой интерес. Казалось, в душе негодной девушки вдруг пробудилась надежда и непристойные желания…
– Старший надзиратель послал меня за вами, – грубо проговорил тюремный служитель. – Идемте же поскорее, вас ждут.
Глаза негодной девушки радостно заблестели, и она поспешно накинула платье, которое старший надзиратель недавно подарил ей. Она бросила на Елизавету вызывающе торжествующий взгляд.
– А ты чего стоишь? – грубо крикнул служитель Елизавете. – Приказано и тебя привести.
Елизавета встрепенулась и посмотрела на говорившего с испугом и страхом. Ее соседка также широко раскрыла глаза от изумления.
– Не мешкай же, – торопил служитель, остолбеневшую от ужаса Елизавету.
– Нет, я не пойду! – воскликнула она, наконец, полным отчаяния голосом. – Мне не за чем идти, я хочу отдохнуть, чтобы завтра идти на работу.
– Что-о? – прогремел голос служителя. – Ты смеешь упрямствовать! Или ты хочешь, чтобы тебя силой потащили, негодная собака?
Бедная девушка задрожала всем телом, она чувствовала на себе злорадный взгляд своей соседки, которая с ядовитой усмешкой на лице схватила ее за руку и сказала:
– Идем, моя милая, нечего церемониться! Мы с тобой одного поля ягоды…
На квартире старшего надзирателя в этот вечер шел пир горой. Хозяин дома с особенным шиком справлял свои именины. Здесь было на лицо все «начальство» каторжной тюрьмы, не исключая, конечно, и надсмотрщиков.
Старший надзиратель любил повеселиться, а после женщин его первой страстью было вино. Впрочем, и вся веселая компания, собравшаяся на именины старшего надзирателя, любила хорошенько выпить. Но больше всех отличался тюремный доктор Тизо, который напился в этот вечер до положения риз.
Когда все уже были навеселе, начались бесконечные тосты. Первый тост был провозглашен в честь виновника торжества, который к этому времени уже сильно охмелел. Затем следовали и другие тосты, и к чести пировавших нужно сказать, что они усердно осушали свои бокалы.
Но вот старший надзиратель ударил по столу и пьяным голосом заревел:
– Эй, господа, я предлагаю еще один тост.
Гости устремили свои глаза на хозяина дома, а пьяный доктор даже хлопнул его по плечу и хрипливым голосом проговорил:
– Ну-ка, дружище, послушаем, за кого прикажешь опять выпить?
– Выпьем за прекраснейшую девушку на нашей каторге! – с трудом произнося слова, проревел старший надзиратель.
– Кто же она, твоя красавица то? – спросил доктор Тизо.
– Роза… дочь Жульетты, – пролепетал старший надзиратель, еле двигая языком.
Надсмотрщик Бриссон лукаво усмехнулся. В его голове вдруг созрел дьявольский план мести Елизаветы.
– Вы ошибаетесь, г-н надзиратель. – сказал он, вызывающе глядя на полупьяного хозяина дома. – У нас в каторге есть девушка куда красивее этой Розы.
– Что? – прохрипел надзиратель, весь побагровев от гнева. – Что вы сказали, Бриссон? Кто красивее Розы?
– Ее соседка Елизавета, – ответил надсмотрщик.
– Ха-ха… ты врешь, Бриссон! – заревел пьяный надзиратель, окончательно вышедший из себя, но вдруг доктор вмешался в спор начальника с подчиненным:
– Господа! – воскликнул пьяный доктор. – Я разрешу вам спор. Прикажите, г-н надзиратель, привести сюда обеих девушек, и все присутствующие выскажут свое мнение о них, тогда выяснится, кто из вас прав милые спорщики.
Предложение пьяного доктора было охотно принято не только обеими сторонами, но и всеми уже хорошенько выпившими гостями. По знаку старшего надзирателя один из тюремных служителей отправился в здание тюрьмы, чтобы привести обеих каторжниц.
Четверть часа спустя посланный вернулся, ведя за собою весело смеявшуюся Розу и мрачно глядевшую Елизавету.
