Борис Петров "Василиск"

– Золотые слова! Воздержание и послушание! – герр Штейн скривился в легкой усмешке. – Показывайте Вашу больную.

Его отвели в комнату, где на большой постели лежала довольно тучная женщина, укрытая кучей пуховых одеял. Она тяжело дышала, лоб пробивала испарина, глаза закатывались в предсмертном обмороке.

Герр Штейн тяжело вздохнул и начал раскладываться. Достав из саквояжа небольшую грушу, он немного подумал, и достал большой мешок с узким горлом из бараньего желудка. Вынув небольшую трубочку из бамбука, он распорядился:

– Нагреть ведро воды, принести три ведра, одно с водой, два пустых.

Слуги засуетились, решая,кто за чем пойдет.

– Всем выйти. Остается только Анна, – он указал на испуганную служанку, которая открывала им дверь, – и приведите ко мне двух поварих. Остальные выходите, давайте.

– Даже я? – удивился бургомистр.

– Вы в первую очередь.

Бургомистр и отец Довжик недовольно вышли из комнаты, показывая всем своим видом недоумение и возмущение, но не смеющие возражать.

Оставшиеся слуги поспешно вышли, с благодарностью посмотрев на герра Штейна. Анна, испугавшись еще больше, опасливо поглядывала на холм на кровати, который являлся ее хозяйкой.

– Прости, но ты— здесь самая смышленая, – мягко проговорил герр Штейн, похлопав бедную девушку по плечу. – Принеси с полдюжины чистых простыней.

Анна кивнула и бесшумно упорхнула в соседнюю комнату. Герр Штейн подошел к Матильде, подумав немного, он скинул с нее все одеяла, открыв взору пациента во всей красе. Покачав головой, он, не спрашивая разрешения, с силой надавил на вздувшийся живот в нескольких местах. От этого она вскрикнула и тут же умолкла, перестав кряхтеть.

– Понятно,– проговорил герр Штейн. В этот момент вернулись слуги с ведрами воды, одно из которых парило. Герр Штейн попросил одного из них полить ему на руки. Помыв руки, он жестом выгнал их вон.

Через пару минут пришла Анна, прижав к груди пачку накрахмаленных простыней.

– Положи здесь, дитя мое, – проговорил герр Штейн, указывая на свободное место на кровати. Атмосфера в комнате начала портиться и, несмотря на непогоду, герр Штейн с силой открыл настежь окна. Поток свежего воздуха ворвался в комнату, раздувая огонь масляных ламп. Герр Штейн глубоко вздохнул и принялся за подготовку. Перелив с помощью Анны горячую воду к холодной, удовлетворившись температурой, он ненадолго опустил мешок из бараньего желудка в остатки горячей воды. В этот момент вошли две здоровые женщины в серых простых платьях. Герр Штейн указал на кровать и жестом показал, как следует повернуть и положить тело пациентки.

– Надеюсь, Вы понимаете, господин бургомистр, что герр Штейн, безусловно, полезный гражданин, но его знания порой выходят за рамки того, что положено знать человеку, – вкрадчиво обратился отец Довжик.

– Оставьте Ваши инквизиторские штучки, отец Довжик! Герр Штейн— заслуженный гражданин нашего города. Я здесь решаю, не забывайте.

– Я не оспариваю заслуги господина Штейна. Мои речи не ведут нас к суду инквизиции, но поговорить, просто поговорить не мешало бы. Быть может, человек и сам не знает, а мы ему можем помочь. И не забывайте, господин бургомистр, что если Папа узнает и решит, то Вашего слова здесь будет мало.

– Поговорить можно, но только без этих ваших штук. Он нам нужен живой и здоровый.

– Это в наших общих интересах, господин бургомистр.

В этот момент в комнату вошел герр Штейн. Вид его был измученный, рукава закатаны по плечи.

–Все в порядке, герр бургомистр. Поспит ночь, завтра будет снова радовать Вас.

– Я могу к ней зайти?

– Нет, пусть отдохнет.

– Что Вы посоветуете?

– Не более, чем отец Довжик – воздержание и послушание. Особенно воздержание.

– Герр Штейн, Вы – просто волшебник. Завтра распоряжусь, Вам доставят мою благодарность.

– Не стоит, герр бургомистр. Если Вас не затруднит, то у меня есть небольшая просьба к Вам.

– Говорите, герр Штейн, все, что в наших силах, и даже чуть больше, – подмигнул ему бургомистр.

Я бы хотел просить у Вас разрешить переход ко мне на службу Вашей служанки. Человек я не молодой, и мне уже тяжело все делать самому. Платить я ей буду столько же.

– Что за вопрос, я вам отправлю мою лучшую служанку Брунгильду, она Вам и дров наколет и свинью зарежет.

– Нет, спасибо за вашу щедрость, но я бы хотел вас просить отправить ко мне Анну.

– Анну? Эту недотепу? Да, она два ведра не может принести, падает. Берите даром.

– Спасибо, герр бургомистр.

– Пожалуйста, пожалуйста, герр Штейн. Завтра утром она будет у вас. А сейчас, эй, Альберт! – позвал он слугу, – Альберт проводит вас до дома, сами знаете, ночь на дворе.

Герр Штейн поклонился и, приняв у Альберта высушенный плащ и шляпу, направился к выходу. Подмигнув на прощание Анне, отчего лицо ее чуть просияло, он в сопровождении Альберта вошел вновь в беснующуюся стихию.

3

Анна стремительно вбежала в аптекарскую лавку, будто за ней гналась одна из бродячих собак. Но лая за дверью не было, наоборот, на улице было довольно тихо, что несколько странно для этого времени суток. Обычно улица кишела людьми, снующими кто по делу, кто просто околачивался возле лавок мясника, булочника, жадно поглядывая на выложенную на витрине снедь. Простые торговцы женскими побрякушками зычными голосами приглашали к своему лотку озабоченно снующих хозяек, держащих близко к сердцу сумочку с маленьким кошельком, полным медных монет. Но сегодня было тихо. Раздающийся периодически топор мясника в тишине звучал угрожающе, отчего сам мясник, бросив рубить тушу барана, удивленно почесывал лысую голову.Булочник жаловался редкому прохожему, что сегодня весь товар так и засохнет, не дождавшись своего покупателя. Но он отчасти хитрил, завтра он выложит тоже самое, придав хлебу новую свежесть.

Анна с силой закрыла дверь, и, тяжело дыша, поставила на стол аптекарской лавки увесистые сумки, села на стул, развязывая головной платок, весь покрытый первым снегом, на ветру осевшим прозрачными капельками.

Аптекарь вышел из соседней комнаты, спрятанной от глаз покупателей массивным дубовым шкафом, доверху заставленным всякими склянками с разноцветными жидкостями, коробками, мешочками.

– На тебе лица нет, что-то случилось? Ты не заболела? – озабочено смотрел на свою помощницу аптекарь.

– Нет, герр Штейн, спасибо, я здорова, – с трудом шевеля языком, ответила Анна. Ее худое бледное лицо осунулось настолько, что, казалось, она прямо сейчас упадет в голодный обморок. Но он ей не грозил, так как девушка обладала хорошим аппетитом.

Аптекарь покачал головой и юркнул обратно в нишу за шкафом.

– Снимай пальто и иди сюда, – раздался его голос, чуть приглушенный каменной стеной.

Анна, выйдя из ступора, сняла начавшее уже таять серое пальто, посмотрела на улицу и, не увидев там ни одной души, закрыла входную дверь на засов.

За нишей у шкафа располагалась небольшая кухня, где на маленьком очаге уже начинал закипать чайник, изрядно почерневший от копоти древесного угля. Анна в первые дни все порывалась его почистить, но аптекарь не разрешил, сказав, что есть дела поважнее. Дел, действительно, оказалось немало.

Помимо обычной работы по хозяйству, к которой Анну приучали с детства, аптекарь постепенно начал ее учить своему ремеслу. Не сразу, правда; для начала ей надо было пройти несколько испытаний, как называл их герр Штейн. На его удивление, она справлялась с ними легко, ее совсем не смутили огромные стеклянные банки с темно-желтой жидкостью и непонятным содержимым, стоявшие на почерневших от старости деревянных полках, развешанных по стенам. По центру стоял небольшой металлический стол с желобами для стока жидкости и пару ведер под ним. То, что у любого порядочного жителя Эринбурга должно было вызвать ужас, ее скорее заинтересовало. Она безошибочно определила, что в одной из банок находится часть человеческого кишечника. Аптекарь спросил, откуда она это знает, на что Анна без тени сожаления рассказала, как ее отцу его друзья попьяни вспороли живот скорняцким ножом, отчего тот и умер.

Аптекарь налил ей цветочного чая, плеснув пару капель из небольшой темной бутылочки в кружку, и комната наполнилась теплым, душистым запахом.

Анна села за стол и стала молча пить. Чай согревал тело, к лицу начала приливать кровь, немного захотелось спать.

– Согрелась? – Анна утвердительно кивнула, – теперь рассказывай, что случилось? Кто-то умер?

Анна снова кивнула в ответ, и на мгновенье кровь отлила от ее лица, показав смертельный ужас всколыхнувшего память воспоминания.

– Я пошла, как Вы сказали, в дальнюю часть города, – запинаясь, начала Анна, – у фрау Гедден я забрала мед и воск, как вы просили. Она мне дала в довесок несколько банок своего варенья.

Аптекарь терпеливо слушал рассказ, то и дело помешивая странное варево в небольшом чугунке.

Анна, сдерживая слезы, продолжала.

– Я шла через ярмарочную площадь, что у северных ворот. Остановилась у пары лавок, где продавались иглы с нитками, у нас нечем уже штопать мешки, – объяснила она, аптекарь одобрительно кивнул. – Как вдруг я услышала душераздирающий крик, он будет стоять у меня в ушах теперь всю жизнь. Было непонятно, кто кричал – мужчина или женщина. Я бросилась туда, не знаю зачем, но так сделали все. Мы бежали к сточной канаве, откуда раздался этот дьявольский вопль. О, герр Штейн, лучше бы я туда не ходила, его лицо, его руки!

– Так что случилось-то? – не выдержал аптекарь, оставив свое варево.

– Около канавы лежал на спине мужчина. Кто-то из толпы сказал, что это пьяница Мартин. Его лицо было в страшной гримасе, будто он увидал самого Дьявола, руки скрючены в непонятный узел, пальцы закостенели, держа невидимое большое яблоко. Глаза выпученные, стеклянные. Мне показалось, что они побелели, но я не знаю этого человека.

– Интересно, интересно, – задумавшись, проговорил аптекарь, – а где он теперь?

– Так там и остался, никто не отважился до него дотронуться, пока не приедет святой отец. Женщины на ярмарке мне сказали, что к нам пришел сам Дьявол.

– Дьявол говоришь? Посмотрим. Допила? Иди-ка ты домой, моя дорогая, я тебя на сегодня отпускаю. Вот, – он протянул ей небольшой бумажный сверток, – прими перед сном половину, а утром вторую. Запомнила?

Анна утвердительно кивнула. Аптекарь отдал ей варенье, что передала фрау Гедден, положив несколько свиных отбивных, которые он купил сегодня у мясника.

Анна смутилась, стараясь вернуть дорогое мясо, но аптекарь отрицательно покачал головой.

– Знаю ваш аппетит, моя дорогая, через час вас одолеет лютый голод. Придя домой, приготовьте их. Не надо спорить. Давайте, завтра как всегда, у нас много работы.

Анна поблагодарила и, с трудом открыв могучий засов на двери, побежала домой.

Герр Штейн закрыл за ней дверь на засов, и отправился в библиотеку. Она начиналась сразу за кухней. Вдоль стен на полках массивных деревянных шкафов стояло бесчисленное количество книг. Комната была небольшая— четыре шкафа, скромный дубовый столик с тусклой масляной лампой. Часть книг занимала треть стола, сложенная в неровную, готовую рассыпаться в любой момент, башню.

Подойдя к одной из полок, аптекарь вытащил один из томов сочинений греческих философов. Еле уловимо в плохом освещении комнаты сверкнула металлическая застежка переплета книги, утопленной в небольшой щели в стене;дневной свет слабо помогал, так как прямо перед небольшим оконцем возвышалась стена соседнего дома, полностью перекрывавшая и без того тусклые ноябрьские лучи.

Аптекарь стряхнул пыль с кожаной обложки, пролистал пару страниц, на секунду остановился, найдя любимый момент, сел за стол и углубился в чтение. Сколько прошло времени, сказать точно было нельзя, но последние лучи солнца падали на страницы книги уже более часа назад. Слабое желтое свечение лампы открывало взору лишь малую часть комнаты, превращая в тусклом полумраке массивные шкафы в величественных недобрых великанов, свесившихся над маленьким человеком с его незначительным занятием.

Великолепие слога древней Эллады настолько поглотило его, что он не с первого раза услышал, как в его дверь настойчиво, делая короткие паузы между ударами, стучится нежданный гость. Время было уже позднее, покупателей никогда не бывало, поэтому лавка всегда была закрыта в это время.

Стук не утихал, он даже усилился. За дверью послышались тревожные голоса.

– Герр Штейн! Откройте, пожалуйста! Герр Штейн!

Аптекарь отложил книгу на столе, взял в руки лампу и направился к входной двери. Заслышав его шаги, стучать перестали, ожидая, когда он откроет дверь. Тяжелый засов заскрипел протяжным воем и, лязгнув, сдался. Дверь толкнули с той стороны так, что аптекарь еле успел отойти. На улице вовсю мела метель, ветер свистел, завывая противную гнетущую Мелодию.

В аптекарскую лавку вошло трое мужчин и одна женщина, один из мужчин держал на руках ребенка. В полутьме было сложно разобрать лица, но аптекарь узнал дочь плотника, Мари, живущую в северной части города.

– Герр Штейн! Спасите! Нам больше не к кому идти! – запричитала она, бросившись к нему в ноги. Аптекарь пытался ее поднять, но она, вся дрожащая от беззвучного плача, не вставала, все повторяя, – помогите! Пожалуйста!

Аптекарь оглядел остальных, в крепком высоком мужчине он узнал мужа Мари, Отто, он держал на руках их семилетнюю дочь, укутанную в два шерстяных одеяла. Лицо его было бледное, глаза красные, а по щекам замерзшими нитками блестели слезы.

Он узнал и плотника, и его брата, стоявших чуть поодаль, невысоких, коренастых, с недоброжелательными с первого взгляда лицами, какие часто встречаются у псов судьи; но они были добрыми людьми, аптекарь знал их много лет, еще с тех пор, как их семья переехала в город.

Аптекарь, оставив Мари, сидящей на полу, подошел к ее мужу. Поднося лампу ближе к лицу ребенка, он заметил смертельную бледность на лице бедной девочки.Слабое дыхание лишь позволяло понять, что она была еще жива. Тело ее было холодным как лед.

– Почему вы пришли ко мне?

–Кроме вас нам никто не поможет, – хриплым басом ответил плотник, подходя ближе к нему и снимая обледеневшую шапку, – Мы заплатим, сколько сможем, остальное отработаем, не сомневайтесь.

Аптекарь махнул рукой, дав понять несущественность вопроса в данной ситуации.

– Я могу на вас рассчитывать? – спросил он собравшихся, посмотрев каждому в лицо.

– Да, конечно, герр Штейн, – ответил плотник, чуть наклонив голову.

– Тогда вы остаетесь здесь, – он показал на Мари и ее мужа. Тот передал девочку плотнику. Аптекарь обратился к брату плотника, который все это время чуть мялся в стороне, постоянно стряхивая уже давно растаявший снег со своей шапки, – Арнольд, сходи за дровами, они с другой стороны…

Арнольд кивнул, давая понять, что знает, и вышел на улицу, легко открыв дверь; аптекарь подивился его силе, но время неумолимо утекало в никуда.

– Ганс, идем со мной. Остальные остаются здесь. Подними свою жену, Отто! – сказал он застывшему бледному отцу, глядевшему, как его дочь уносят в черноту стены.

– Значит так, Ганс, чтобы ты ни увидел и ни услышал, твоя задача— делать только то, что я скажу, понятно? – спросил его аптекарь, когда они прошли к дальней комнате. Ганс утвердительно кивнул. Аптекарь открыл дверь, и они вошли в комнату.

В тусклом освещении лампы склянки на полках приобретали зловещий, ужасающий вид; от подергивания света Гансу в первое время показалось, что непонятные мешки, сердца, кисти рук и другие органы начинают шевелиться, пытаясь коснуться его. К горлу плотника подкатывало омерзительное чувство тошноты, страх наливал ноги свинцом, в груди холодело от любого шороха, от дрожания света лампы.

– Клади ее на стол, давай, не медли! – командовал аптекарь.

Плотник положил девочку на стол, слабый вздох издала хрупкая грудь, после чего тело стало снова таким же безжизненным.

В это время вернулся Арнольд с огромной охапкой дров. Отто, сидевший на полу, обхвативший трясущуюся жену длинными сильными руками, показал ему на дверной проем за шкафом, из которого периодически вырывались лучи тусклого света.

Арнольд сложил дрова возле печи и начал раздувать огонь, подкидывая небольшие сухие ветки.

– Молодец,твоя задача – вскипятить нам как можно больше воды. Возьми ведра, набери из колодца.

Арнольд послушно кивнул и быстро вышел с ведрами из кухни. Аптекарь поставил на огонь остатки воды, набралось на одну кастрюлю и чайник. «Пока этого должно хватить», – подумал он.Схватив с полки пару бутылочек, он побежал к пациентке.

Плотник стоял возле стола, боясь шелохнуться.

– Раздевай ее, – скомандовал аптекарь, увидев удивленный взгляд, он добавил – мне надо ее осмотреть.

Тело, лишенное капли крови, напоминало набитую соломой простую тряпичную куклу, что шьют из белого холста на ярмарках в подарок для детей. Девочку начинало трясти, голова билась о жесткую столешницу, на губах стала появляться пена.

– Держи ее, смотри, чтобы она не разбила себе голову! – громко скомандовал он заторможенному деду. Вставив ей в рот деревянную палочку, аптекарь быстро осмотрел ее. Ни язв, ни чумных пятен, тело было чистое, лишь небольшая ранка в районе сердца розовела на бледном теле. Странная рана, затянутая тонкой кожей, но кровоточащая под ней. Это была язва, но аптекарь такой никогда не видел. Девочку стало трясти еще больше. Плотник с трудом, стараясь не повредить, одной рукой держал внучку, другой – ее голову; но видно было, что с каждым приступом ему это было делать все сложнее.

– Открой ей рот и держи, чтобы не закрыла, – плотник, повинуясь, вытащил палочку изо рта, зубы сразу ужасно щелкнули. – Раздвинь шире!

В открытый рот аптекарь влил все содержимое небольшой бутылочки. В плохом освещении было сложно определить его цвет, но на мгновение плотнику показалось, что это была кровь. Засунув палочку обратно, аптекарь начал растирать тело темной, отдававшей сильной брагой жидкостью из второй склянки.