Людмила Даниленко "Сказка про то, как царевич Никита судьбу пытал"

Сказка про то, как царевич Никита судьбу пытал
Людмила Даниленко

Невероятнее путешествие Царевича Никиты. Куда занесёт его судьба в поисках счастливой жизни. Какие встречи и испытания уготовила ему дорога. Где, а главное кем, он окажется в конце пути.

Людмила Даниленко

Сказка про то, как царевич Никита судьбу пытал

1

Жил был царь Иван. И было у него три сына. Добрые были молодцы, как на подбор. И телом статные, и лицом ладные, да и умом не обижены. Пришло время старшего сына Данилу женить. Засватал тогда царь княжескую дочь за него. Не противился Данила воли отца, повёл под венец невесту избранную, тем более, что люба она была ему с детства. Так и зажили они, душа в душу. А через год среднего сына, Богдана очередь настала. И выбрал царь – батюшка ему в жёны боярскую дочь. Поклонился смиренно отцу в ноги, в знак согласия, и вида не подал, что давно уж иссохлась душа его по боярской дочери-то. Развернулась тогда свадьба широкая с гостями зваными, дарами богатыми, с песнями да плясками, да скоморохами весёлыми, молодых прославляющих. Лишь одна душа томилась и не брало её не веселье, не мёд. Сидел младший сын с догадкой в голове, словно с занозой. Ведь, через год прикажет ему отец и предстанет он, царевич свет Никитушка, восемнадцати годов от роду, с неизвестной девицей перед образами. Хотя, смекал Никита своим недюжинным умом, что в избранницы прочат ему Алёну, купеческую дочь. Да только страсть, как не желал он этого. Уж больно много люди говорили о ней, что красоты редкой и ума незаурядного она. Только, что стоят ум и красота её, если гордость во сто крат больше. Скольких молодцев отвергла она, сколько разбитых сердец по свету мыкается, приюта не найдёт, это ж всё по её вине, по Алёнкиной. Помнил он все их мимолётные встречи, по праздникам или в день будничный, и помнил то, как всегда нос её был вздёрнут больше положенного и взгляд парил, где-то в облаках. Разве может с самим царским сыном рядом быть такая гордыня? Да ещё и сословия низшего. Нет, нет в этом правды. Того и гляди отвернёт свой нос и укажет на выход. Это ж для царского сына хуже смерти. Позор. Снедался мыслью Никита, что пришла пора и ему, познать эту муку. Три дня и три ночи тяготился он ею, и вдруг словно вырвавшись из пут паучьих, обрёл прозрение.

– Не бывать этому! Не бывать и точка! – решил для себя Никита – Моя судьба в моих руках и править ею сам буду, без подсказчиков! И жениться буду не абы на ком, а на принцессе настоящей. Много их в соседних королевствах, любая за такого, как я, царевича пойдёт! И вообще, молод я ещё! Мира не видал. Узнать, разведать надобно сначала, что там в других странах делается. Как живут люди? Какие они вообще?

Загорелся идеей своей Никита и стал в дорогу собираться. Запричитали мамки, да няньки, глядя на царевича, грудью путь-дорогу ему преграждали. Саблю стальную, лук вместе со стрелами, силой отобрали. Только непреклонен был царевич в своём решении и велел им идти прочь. Послушались мамки, да няньки и пошли прямиком к царю-батюшке. Как узнал батюшка о замыслах сыновьих, тут же приказал запереть блуду, пока дурь бесовская из головы не выветрится. Так и оказался Никита взаперти. Но решения своего не оставил. Поэтому, как только раскинула ночь свой полок, сложил он в котомку, то что на подносе к ужину приготовлено было, выкинул в окно верёвку, из покрывал связанную и бежал из заточения. Украдкой пробрался в конюшню, оседлал скакуна своего верного и помчался из отчего дома, навстречу своей судьбе.

2

Мчался Никита на коне своём без оглядки. Опасался, что хватятся его, погоню по следу пустят. Торопился, чтоб успеть до рассвета в лесу скрыться. И только там осадил коня. А в лесу-то благодать. Солнце раннее светом своим серебристым, заросли дремучие оживляет. А деревья откликаются, листвой будто нашёптывают. Птицы уж проснулись в кронах раскидистых, рассвет приветствуют, а где-то вдалеке вой слышится. Насторожился Никита, прислушался и пожалел, что лук, да стрелы не удалось прихватить.

– Но ничего. Ничего. Я и без оружия не пропаду. Силушка-то в плечах имеется. – только подумал Никита о том, как раздался на весь лес свист оглушительный, даже птицы с тех мест разлетелись и конь вороной, с испуга поднялся на дыбы, да так и скинул наездника своего прямо себе под ноги. Лежит Никита на земле от боли корчится, копыта лошадиные разглядывает. Что это было в толк взять не может. И тут, стали из-за деревьев и кустов разбойники выскакивать. Подхватили Никиту под руки и представили перед их главарём. А наружности тот был пренеприятной. Патлы замусоленные до плеч свисали, а борода ещё ниже. В левом глазу бельмо, а правого вовсе нет. И вот, таращит он бельмо на Никиту и спрашивает:

– Ты, что за смельчак такой, коль явился без спроса в мой лес?

Расправил плечи Никита, чтоб показать разбойнику свою решимость.

– Я Никита, царский сын. А ты кто такой? И с каких это пор богатства природные под тобой стали?

Рассмеялся одноглазый, зубы свои гнилые оголив, а за ним и банда его смехом разразилась.

– Я капитан Сыч. И лес этот мой! А если хочешь пройти сквозь него, плату плати!

– Какую ещё плату?! Я царский сын и волен ходить где пожелаю! Даром! И никому платить не буду, а тебе подавно!

Капитан Сыч со своей оравой снова загоготали.

– Тогда, мы сами возьмём. Хотя бы коня твоего. Отличная цена. Не правда ли, братва?

– Добрый конь, отличная плата. – заорали разбойники. Но Никита сдаваться не собирался. Сжал крепко пальцы в кулаки и приготовился напасть на недругов. Только раскрыли они его замыслы, схватили в тиски, да привязали накрепко к дубу могучему. Стоит Никита, как сроднённый с деревом, а разбойник лихой по карманам шарит. Всё вынул, и кисет с деньгами, и паёк дорожный и платочек кружевной, узором расшитый.

– Не тронь! – рванулся Никита, но тугие путы сдержали его. А разбойники радовались добычи и восхваляли удачу.

– Хороший ты царевич Никита, щедрый! Сколько нам всего подарил. –благодарил капитан Сыч и похлопал Никиту по щеке – Но мы ведь тоже не звери. За щедрость твою, оставляю тебе… Жизнь! Равноценный обмен, не правда ли?

– А как же! Если не брать в ум, что меняю я на свои же вещи. – ответил Никита.

– Вот именно, вещи. – уставился капитан Сыч единственным глазом в лицо Никиты, как копьём и шепчет дальше – Вещи купить можно, тем более если ты и в самом деле царский сын. А вот жизнь купить никому не дано!

Лишь вздохнул в ответ ему Никита, понятно всё было и без лишних рассуждений.

– Ладно, – вдруг сказал капитан Сыч – оставлю тебе кое-что. Нам по статусу не положено таких вещей носить, засмеют. А тебе в самый раз. – Расхохотался снова разбойник и бросил Никите платочек кружевной. Полетел он, словно пёрышко лебяжье. Замерло сердце, глаз не сводит с платка, как парит он и касается травы. Вспомнил Никита сразу тот день, когда обронила Алёнка платочек этот, а он поднял украдкой, но возвращать не стал и носил с тех пор у самого сердца. И сейчас чувствовал, что платочек этот дороже денег, дороже царского коня. Закручинился Никита, глядя, как уходят в чащу разбойники с его добром, такая досада его взяла, и помощи ждать неоткуда, и самому не распутаться.

– Из-за неё всё, из-за Алёнки! – горестно, подумал он.

3

Время шло и терялось среди лесных троп и ветвей, а Никита всё стоял с дубом воедино, не в силах высвободиться из тугой верви. Тело ныло. К этому несчастью ещё и голод добавился, так назойливо, так некстати. Закрыл глаза Никита и стал ждать тот миг, когда настанет его последняя минута. И привиделась картина из прошлого. Как гулял однажды у реки. Ну, как гулял? В кустах ивовых хоронился, чтоб не заметил никто, что любуется он Алёнкой- купеческой дочкой. А она, не ведая того, ступала босыми ногами по кромке прибрежной, чуть подол сарафана приподняв над водой, а лицо, словно солнце в зеркало смотрится, и песня из малиновых уст её витала, как голос природы самой. Вспоминал Никита и звучал у ушей его голос благословенный. Но, то ли морок охватил, а может в сознание вернулся, услышал царевич голос иной, хрипловатый и бесцветный. Открыл глаза Никита и увидел, что крадётся среди дерев старичок наружности престранной. Маленький, хрупенький, ручонки, как тростинки, но корзинку с грибами крепко держит. Удивился Никита, но ненадолго. Ещё больше радость его была при виде живого человека.

– Эй! Эй, дедушка! – крикнул он. – Помоги, добрый человек!

Услышал старик, голос молящий и пошёл на зов. Чем ближе подходил, тем страшнее он казался Никите. Глазки маленькие, из орбит пучатся. Нос – не нос, а клюв ястребиный, точь-в-точь. Волосы дыборем, словно век эта кудель гребня не видела. Но страшиться не время было, выбираться из западни нужда во главе стояла. Подошёл старик и всплеснул сухоручками своими.

– Любомир! Братец мой названый! Что за беда с тобой приключилась, али напасть хворобая?

– Я не Любомир, дяденька. Я Никита. Помощи у вас прошу и на неё уповаю. – молил Никита, но старичок, точно не слышал. Ходит вокруг дуба причитая, а царевича как будто и не видит.

– Ох-ох-ох! Что же случилось, братец Любомир? Что за нарост, али прыщ на твоём теле богатырском образовался? Что это, хворь, али заговор ведьмин?

Тут не выдержал Никита слов нелицеприятных и бросил в лицо косматому:

– Я не нарост! Не прыщ! Я Никита, царский сын, между прочим!

– Царский сын? – удивился старичок.

– Да, он и есть!

– Это не того ли царя Ивана, что городом славным правит?

– Того, того! Развяжите меня дяденька, мо?чи уже нет стоять истуканом!

Воспринял мольбу старичок и освободил Никиту из пут разбойничьих. Выпутался царевич да первым делом платочек драгоценный подобрал и положил в карман, что ближе к сердцу.

– Спасибо, вам дяденька! Век не забуду помощи вашей. А как звать-величать спасителя моего?

– Леша. – ответил просто старичок.

– Леша? Это Алексей что ли?

– Нет, просто Леша. Ты лучше ответь, как оказался в моём лесу, да в таком неказистом положении?

– Что значит в твоём лесу? – удивился Никита.

– То и значит, мой это лес, я здесь хозяин. – твердил Леша.

– Как, ещё один? – не мог унять удивления Никита.

– Что это за, ещё один? Один-единственный! – как отрезал Леша, выставив перед носом Никиты кривой, как сучок палец.

– Ага, тот который меня к дереву привязал, тоже хозяином лесным назывался.

Забеспокоился Леша и спрашивает с прищуром:

– Кто такой? Как звать?

– Капитаном Сычом представлялся. Потряс он меня, как грушку. И деньги отобрал, и хлеб, и коня увёл. – кручинился Никита.

– Как отобрал? А ты зачем же отдал? Отстоять своё добро надо было!

– Да, не с руки как-то добро отстаивать, когда к спине дерево привязано, а вокруг дюжина разбойников с саблями!

– Так, что же этот Сыч не один был?

– Банда целая их, по лесу твоему разбойничают, а ты и не чуешь!? Что ж ты за хозяин такой?

– Вообще-то чую. – задумался Леша, как будто даже принюхиваться начал – С самого дня Аграфены Купальницы чую. Только думал, от людей, что на реку ходить стали, этот дух. А оно во, как обернулось. А куда ушли-то они?

– Леший его знает! – ответил Никита.

– Нет, я не знаю. – сказал Леша. – А тебя самого-то, как занесло в эти края?

– Я Никита, царский сын иду мир посмотреть и судьбу отыскать!

– Ах, так? – вздохнул Леша – А что ж в родной стороне всё уж повидал? И не уж-то судьбы по сердцу не нашлось? – прищурил Леша снова свои глазки и смотрит так, словно душу читает. Оробел Никита.

– Нет, нет по мне судьбы. – ответил он, опустив глаза, а Леша только вздыхает на его слова.

– Не ладно начался твой путь, может вернуться в пору?

– Как же я вернусь? Как собака побитая. Как объясню, что коня и того не уберёг. – сетовал Никита.

– Ну, хочешь, корзину мою возьми, скажешь за грибами ходил.

Послушал слова эти Никита и уж обидеться хотел. Но Леша так расплылся в улыбке, так рассмеялся, и ничего кроме добра светлого в лице Никита не видел. Улыбнулся в ответ и сказал:

– Нет. Нет мне дороги назад. Решил я крепко накрепко, потому пойду дальше.

Засмеялся Леша, хитро, но добродушно.

– Смотрю на тебя царевич и отца твоего вижу. Такой же мятежный был.

– Ты, разве знаком с отцом моим? – удивился Никита.

– Да. Много лет прошло с тех пор. Молод он был совсем тогда. И прозвище у него смешное, ещё было – сказал Леша и снова засмеялся.

– Какое? – заинтересовался царевич. Но вместо ответа, хмыкнул Леша.

– Не помню. Да и какой теперь толк. Он царь теперь, великий человек. А если хочешь узнать, так сам пойди, спроси его.

– Нет. Не уговаривай, не вернусь я! – стоял на своём Никита.

– Что ж, раз решение у тебя твёрдое, значит и дорога тебе эта предначертана, не с проста, ты на неё встал. Помогу я тебе из леса выйти. – сказал Леша и повёл Никиту через дебри лесные, пока не вывел на тропу. – Иди Никита, царский сын по этой тропе. Не сходи с неё. Она-то и выведет тебя из леса. А чтоб не заблудился ненароком, помощника тебе приставлю, он ежели что укажет направление. – Насвистывать стал Леша трелью соловьиной. На песнь его откликнулся соловушка лесной, спустился с ветки на руку Леше, пощебетали они друг с другом и закружил соловушка над головой царевича. Поблагодарил Никита старца, поклонился в пояс, да направился по тропинке навстречу своей мечте.

4

Идёт Никита по тропинке, красотой лесной любуется. А соловушка – спутник верный не отстаёт, летит над головой, да песнь звонкую свою не останавливает. Долго ли, коротко ли шёл царевич, только время вечернее близилось. Потемнела тропинка, а вокруг и вовсе сумрак сползается. Но не сворачивает с пути Никита, озирается по сторонам и дальше идёт. Вдруг видит, неподалёку домик стоит. Да такой прехорошенький, и наличники резные, и ставенки расписные, а свет в оконцах так и манит. И сомнений не возникло у Никиты, что живёт в теремке этом человек милостивый. Не может такой оставить в нужде путника усталого, ни ночлегом, ни хлебом не поскупится. Особенно про хлеб думал Никита, ведь за весь день только пригоршней ежевики потчевал он себя. Свернул царевич с тропы и пошёл к терему, а соловушка, как затрепыхался над ним, крыльями головы касается и щебечет пуще прежнего, словно что-то сказать хочет. Но не мог понять Никита языка птичьего и шёл на свет оконный. И уж пара шагов осталась, до теремка, как вдруг сетью его подхватило и подняло высоко над землёй. Висит Никита в силках, точно в мешке и деться некуда. А теремок сказочный в трухлявую избу обратился, вверх подался каким-то чудом и остановился аккурат наравне с Никитой. Только, тогда увидел он, что под избой ноги куриные. Отворилась дверь скрипучая, а на пороге старуха стоит. Не пожелал тогда Никита никому такого страха на ночь увидеть. Смотрит ведьма на пленника, глазами горящими, сжечь готовая, а в руках багор. Зацепила она им за сеть и затянула Никиту в халупу свою. А Никита от ужаса такого и слова вымолвить не может, лежит на полу в сетях замотанный, да только про себя с жизнью прощается. А старуха видать рада была своей добычи, хохотала, точно сумасшедшая. Травы неизвестные в ступе толкла, а после посыпала узника своего порошком колдовским и погрузился Никита в забытьё.

Сколько плутал он в потёмках бессознательных не ведал. Единственной радостью была Алёнка, словно в помощь посланная в его сон колдовской. Смотрела она с лаской и напевала песню свою. Только голос у Алёнки, как будто не её был, вернее совсем не её. Не приносил он удовольствия, наоборот тошно от этих звуков становилось. С тем и очнулся Никита. Лежит на грязном полу без сил, лишь глазами водит по сторонам. Всё в доме выглядело ветхо и неказисто, начиная с самой хозяйки. Одним словом, рухлядь. Колдовала она над своим зельем, и напевала. Ну, как напевала? Скорее песню портила, такой отвратный голос у неё. Да кот ещё, ей под стать, трётся об ноги её костлявые и орёт. То ли подпевает, то ли клянчит чего, не понять, но животное тоже неприятное. Сделал усилие Никита и уселся покачиваясь. Сетей на нём уже не было, но взамен от правой ноги цепь тянулась. Уж больно возмутило это Никиту. Где это видано, чтоб царского сына на цепь сажали! Так и воскликнул он:

– Ну-ка, старуха, освобождай меня, негодная! – Подпрыгнул кот там, где стоял, зашипел, спина дугой выгнулась, шерсть дыбом и глазищами своими зелёными так и вспыхивает. – Слышишь меня, ведьма старая, или оглохла совсем!? Я Никита царский сын, немедля освободи меня! – только она, как будто и не слышит его, бормочет нескладное что-то над чаном с отравой. Зато кот разъярился, да как прыгнет, как вцепится Никите в грудь и замурлыкал человеческим голосом:

– Не мяжно мяукати так мямяньке мяей! Морду мяжно замурзать. – промолвил кот и выставил свои острые когти прямо перед глазами Никиты. Но не испугался царевич угроз кошачьих и схватил прислужника ведьминова за шкирку.

– Ты бы о своей морде думал! – сказал ему Никита и давай кошачьей мордой в грязный пол тыкать, да выспрашивать – Кто это наделал? Кто это наделал?

Упирается кот, вопит по-своему, а вырваться из тисков не может и вразумить не может, что же он такого наделал. Так бы и возюкал его Никита, если бы бабка не вмешалась. Отвлеклась она от ритуала своего, да как рявкнет:

– Цыц! Ерохвосты псовые!

Вырвался кот и прям ведьме под ноги.