– Такой неотразимый, как все цмоки, загадочный и сложный, – продолжал Велес. – Осталась бы со мной, не узнала бы той поганой жизни, которой он заставил её жить.
Эти слова были пронизаны некой озлобленностью, даже сожалением.
– Но тогда ты не узнал бы своих чудесных пасынков и падчериц, – протянула Валентина, губы которой растягивались в улыбке.
– Ага, но почему-то именно я сейчас сижу с ними и разгребаю это всё, а не их отец. И не их матушка. Хотел бы я с ней встретиться хотя бы по этому поводу.
Валентина закатила глаза и ухмыльнулась.
– Всё, что он делал в вырае, – обратилась она ко мне, – это соблазнял женщин и чужих жён. Однажды, он покусился на невесту Перуна[5 - В славянской мифологии – бог войны и воинской доблести. По многим легендам – главный антагонист бога Велеса.]– великого громовержца. Они схлестнулись в противостоянии, гремел гром и сверкали молнии, земля сотрясалась – они чуть не разрушили саму вселенную. Таким образом стало ясно, что в ирии для них двоих слишком мало места, и Велес ушёл в навь. Здесь он и встретил нашу мать, но судьба его наказала впоследствии.
– Не судьба, а ваш папочка, – процедил Велес.
Он больше не смотрел на Барбару, и ни на кого из нас. Как будто произошедшее много лет назад, может, столетий, всё ещё его задевало.
– Ты был ей неверен, напомню, – укоризненно добавила Валентина.
Велес взбодрился, ухмылка снова вспыхнула на губах.
– Было дело. Не всегда получается держать себя в руках. Зато сижу сейчас здесь, с её детьми, слежу, чтобы они не наделали глупостей. Чем не искупление?
– Но ты не особо то и помогаешь, – заметила она.
Изгнанный бог помолчал. Он позволил музыке наполнить зал, неторопливая мелодия коснулась наших душ и мыслей, но Велес оборвал эту идиллию.
– Правда? Я мог и не водить этих двоих в ирий, – напомнил он.
Валентина осеклась.
Велес помогал нам, действительно помогал, как мог. Возможно, он и не хотел по-настоящему втягивать себя в чужую войну, личную войну волков и драконов, но его помощь всё равно была бесценной. Мы не попали бы в ирий без него; ни Гай, ни Константин не нашли бы нас с Яном во время первого нападения на нас Дивии в навьем доме цмока. Это он сообщил Константину и своему сыну, что Ян прибыл в навь, и Константин двинулся на его поиски, наткнувшись в лесу на меня. Пусть наше дальнейшее взаимодействие с чёрным духом и не было самым приятным, но я всё-таки осталась жива.
Назревал очередной конфликт, и я потрудилась, чтобы увести наш разговор в сторону.
– Как получилось, что волколаки и цмоки вообще начали враждовать?
– Ну… – протянул Ян, давая понять, что это не слишком простая история.
Велес перехватил его речь:
– Так легко и не ответишь. Тут лучше начать с самого начала.
– С момента создания Тьмой Вселенной? – уточнила Валентина, у которой брови подпрыгнули на лоб.
– Почти да. Что появилось раньше – Тьма или Вселенная? – усмехнулся Велес, пародируя человеческую поговорку о курице и яйце[6 - Проблема курицы и яйца – логический парадокс, который звучит следующим образом: «Что было раньше – курица или яйцо?». С одной стороны – появлению курицы должно предшествовать яйцо, а с другой – для появления яйца необходима курица.].
– Я полагал, что мне, наконец-то, ответит кто-то из вас, древнейших, – проговорил Ян, – это мучает меня уже… – Он посмотрел на меня, не желая сообщать свой возраст. – Довольно давно.
Неужели он думает, что я испугаюсь, узнав, сколько ему на самом деле лет?
– Ладно, ладно, – послышалось от Велеса. – Ответа я не знаю. Но могу поведать то, что было чуть после, девочка.
Он устроился на стуле поудобнее, облокотившись на спинку. Но прежде, чем начал рассказывать, тоскливо вздохнула Валентина, и пролепетала:
– Этого наискучнейшего рассказа я не выдержу. – И обратилась к королеве: – Барбара, не хочешь ли услышать историю о том, как один из твоих далёких родственничков разбил мне сердце несколько сотен лет назад?
Этот вопрос не требовал ответа. Они обе поднялись из-за стола и собрались удалиться.
– Помнится, ты горевала ровно неделю, Валентина, – бросил им вслед Ян. – Даже по человеческим меркам это слишком мало, так что не пытайся сделать вид, что сердце у тебя имеется.
Велес провожал взглядом их удаляющиеся силуэты, когда Гай тоже поднялся и, обхватив одну из начатых бутылок вина за горлышко, захватив её с собой, покинул нас со словами: «Это и для меня будет новая история, сестрица». Когда и куда испарился Константин – я не поняла, и очень удивилась, обнаружив, что стул рядом со мной пуст. Столовый зал был наполнен приглушённой музыкой рояля и едва слышным шёпотом собравшейся у выхода на террасу компании. Кинли, наевшись, свернулся клубком на моих коленях и спал, пока я мягко гладила рукой его белоснежную чешую. За столом остались лишь трое – я, Ян и Велес. Цмок наполнил бокал, сделав небольшой глоток, плотно сжал губы – пристально смотрел на Велеса, ожидая его слов, собравшись внимательно следить за ходом нашей беседы, словно готовый в любой момент осечь его и заставить сменить неугодную ему тему.
– Тьма, – произнёс древний бог, – нам доподлинно известно, что Тьма – это первозданный и главнейший регулятор всего. Тьма не сознательная. Она механизм, рождающий и сортирующий души. Так же она создала и этот мир, точнее наши миры такими, какие они сейчас есть – ирий, явь и навь. Но ранее, в начале существования, мир был только один – ирий. Он представлял собой всю… как вы это называете – планету. Первые души рождались в ирии и жили там. Первые души, которые сейчас считаются первыми древнейшими ирийскими богами. Но не все души рождались добрыми. Как и сейчас, тогда тоже была алчность, лень, похоть, корысть, злоба, ненависть, жажда власти. И вышло так, что одни боги стали мешать жить в райском месте другим. Это стало толчком для сотворения Тьмой нави. Она должна была стать новым домом для тех, кому не было места в сказочно прекрасном ирии. Часть древнейших богов была изгнана туда своими же собратьями, чтобы те смогли одуматься, исправиться и вернуться. Однако, вернулись не все. Одни – не захотели, других – ирийские боги не приняли обратно.
Новые же души, образующиеся из чёрной материи вселенной, теперь не материализовались сразу в раю, кроме тех, которых зачинали своей любовью друг к другу ирийские боги. Дети богов тёмной нави в свою очередь рождались в тёмной нави. А вот совсем новые души, чтобы избежать прошлых ошибок, тьма решила отправлять в третье место – в порубежный мир. Новый мир яви. Мир, который был бы своеобразной подготовкой, проверкой перед жизнью в раю. Мир, в котором души должны доказать, что способны жить в ирии. Что способны стать богами. Где будут учиться жить в мире и согласии. Там душа, облачённая в смертное слабое тело, если чиста, будет делать хорошее. Если плохая – плохое. После этого она попадёт в навь и пройдёт через Тьму, и станет ясен её дальнейший путь.
Самые чистые души стали сразу отправляться в рай – к светлым и добрым божествам и приравнивались к ним. Некоторые не проходили своеобразный отбор, и Тьма возвращала их обратно в порубежный мир, получать дальнейший опыт в яви, который мог взрастить их добродетель испытаниями с одной стороны – боли физической и душевной, и страданий, а с другой – любви и счастья, а так же – испытаниями страха смерти, прохождения через неё и осознания самой ужасной потери – жизни, бытия. Так запустился цикл множества рождений. Однако, скоро выяснилось, что были и очень тёмные души, настолько чёрные и ужасные, что Тьме пришлось создать особое место в нави – пекло, где их ждали столь немыслимые наказания, которых не могло существовать в яви. Не могло существовать нигде. Предполагалось, что там душа либо сгинет навсегда либо от безысходности изберёт путь исправления.
Драконы и волколаки рождались в ирии, вместе с птицами и быками, медведями и рогатыми оленями, и другими сущностями, впоследствии назваными божествами. Одни рождались раньше, другие позже. Одни стали древнейшими ирийскими богами, другие – более молодыми божествами. Но все они появились, когда ещё не было порубежного мира. Некоторые из них, как я уже говорил, стали вести себя неподобающе – вот их и отправили в сотворённую для целей изгнания навь. Высланные быки стали чертями, для твоего народа – туросиками. Изгнанные драконы – явились в навь высокомерными цмоками. Волков тоже изгоняли. И медведей, и птиц, которые переставали быть подобными ангелам с белыми крыльями – вместо них они приобретали чёрные и жилистые, как у летучих мышей. Однако, шло время, и стало ясно, что некоторые древнейшие ирийские боги, которые созерцали сотворение нави и своими руками прогоняли туда нерадивых собратьев, сами тоже стали проявлять не самые лучшие качества. Их сущность не закалялась порубежным миром, страданиями и болью, любовью и счастьем, и они не знали, что такое смерть: что значит существовать в страхе потери самого ценного – жизни. Некоторые из них, совсем немногие, спустя века, тоже раскрывали свою истинную нелицеприятную натуру. И больше в ирии им не находилось места, а в цикл рождений им было не попасть, ведь он был создан уже после их появления на свет. Они спускались в тёмный мир нави, где их пребывание стало бы более уместным. Так там, очутился, например, я. Других же, мне подобных, иногда было некому изгнать, либо они ещё не выдали испорченную сторону своей натуры. И подобно Дивии, древнейшей ириской богине, с не очень доброй, обозлённой душой, продолжали и продолжают жить там. А некоторые – спускались в навь сами. Подобно Чернобогу, который вызвался в пекло, чтобы править там, чтобы служить самой вселенной, первозданной Тьме. Чтобы с высоты своего горделивого благородства чинить порядок и помогать душам. За ним, как за своим предводителем отправились в навь многие драконы.
Первоначально волколаки родились в ирии. Как и цмоки. Но большинство из них были тёмными душами – алчными и корыстными. Жажда власти была определяющей силой их стремлений. Они были сотканы из самых тёмных частиц вселенной. Это предопределило их сущность. Благородные боги прави вскоре вышвырнули их. Таким образом, драконы и волки были вынуждены делить холодные, мглистые земли нави.
Известно, что драконы были спесивы. И считали себя лучше остальных. Волков, которые жаждали утвердить себя как хозяев нави, раз уж им не удалось закрепиться в ирии, это злило, и те пытались показать свою силу. Долгие столетия два древнейших вида пытались выяснить, кто могущественнее, и обернулись ярыми врагами друг для друга. Множество битв разворачивалось на сумрачных полях сражений. Результатом долгой войны стало то, что драконы прокляли волколаков – заковав в человеческие облики, их отправили в наказание в явь, проживать вечность там, в беспомощности и поражении. Именно так и отплатили им цмоки, а точнее – могущественный… Чернобог.
Долгое время был покой. Но магия в волколаках осталась. Они начали использовать свет полной луны для обращения. Для того, чтобы преодолевать заклинание драконов. Чтобы становиться собой. Хотя бы ненадолго. На пару ночей в лунном месяце. Этого они хотели больше всего и постепенно придумали ритуал с ножами, через которые нужно было перебрасываться кувырком и читали заклинание. Они совершали обряд при свете полной луны – высшего источника магических сил в порубежном мире, смогли принимать свою звериную сущность, превращались в самих себя. Так они стали колдунами. Так они стали оборотнями. И, обретя силу, хоть и намного меньшую, чем у них была, начали устанавливать свою власть в мире людей, где теперь жили, но так же прорывались и обратно в навь, жаждая отмщения.
В царстве теней они стали убивать цмоков. Драконы разозлились на волков и пришли истреблять их в мир людей – впервые массово ступили в его границы. Происходили большие сражения на людской территории, и люди в те времена были на стороне драконов. За это волки сочли людей тоже своими заклятыми врагами.
А потом волколаки исчезли. Перестали обращаться. Драконы решили, что они сбежали, сдались, попрятались. И их не было много лет. Столетий. Драконы считали себя одержавшими победу, и начали о них забывать. Цмокам понравилось бывать в мире людей, и они стали чаще прибывать туда. Просили их почитать, как божеств. Постепенно – начинали требовать этого. Иначе угрожали сжечь их дома до тла. Им нравилось забавляться с человеческими женщинами. Драконы открыли для себя удовольствия от вкусной человеческой пищи и созерцания великолепных рукотворных вещей, а так же от обладания ими. Они хотели иметь всё, что имели люди в этом несовершенном, но прекрасном мире. Драконы поставили себя выше людей, обосновавшись в их мире, и требовали подчинения. Шло время, и они начали творить произвол, кто как хотел. Люди не могли в полной мере сражаться с драконами – смертные не могут их убить, их колдунам и ведьмам было лишь под силу накладывать на них различные проклятия. И такое положение вещей длилось, пока не вмешался Чернобог. Главный дракон решил забрать своих подопечных из мира людей обратно домой. Ведь Чернобог был стражем баланса, и остановил произвол сородичей. Только изредка он посылал туда своих помощников, чтобы те следили за порядком в порубежном мире. Чтобы там не было так много зла, о котором он узнавал от пропащих, самых скверных душ в аду. Чтобы дать людям шанс никогда не появиться в пекле – это тоже было своеобразным регулятором, превентивной мерой, помогающей исполнять волю первозданной Тьмы. После минула тысяча лет и волколаки появились на земле твоего дома и растерзали твою семью, вернувшись так же неожиданно, как и пропали во время войны. И стало ясно, что всё это время у них не было возможности обратиться из-за лишённой сил Дивии – богини лунного диска, сдерживаемой древним заклинанием твоих предков. А дальше – ты сидишь в нави за этим столом рядом с драконом и пытаешься снова их сковать.
Я вернулась в настоящий момент. Будучи благодарной Велесу, я получила достаточно информации, чтобы обдумывать её неделю. Но роскошью в виде подобного количества времени в запасе я не обладала. Оторвав свой неподвижный взгляд от стола, я взглянула на Яна – он держал дымящуюся чашку, вместо бокала с вином и следил за мной. По его расслабленному виду, и потому, что цмок ни разу не прервал речь Велеса, я понимала, что он удовлетворён манерой изложения и содержанием рассказа. Столовый зал наполнялся насыщенным ароматом кофе.
– Значит, Чернобог не просто главный в пекле, но ещё и руководит всеми драконами, – повторила я, утрамбовывая в голове полученные сведения.
– Да, он объединяет все наши кланы, – ответил Ян.
Мы давно закончили есть. Многие блюда уже были унесены костомахами – скатерть была уставлена фруктами, десертами и горячими напитками. Коснувшись фарфоровой чашки, я поднесла её к губам и ощутила мягкий травяной запах, напоминающий крапиву.
– Почему он не может сделать это снова – опять остановить волков? – мягко поинтересовалась я.
Музыка играла негромко. Покинувшая нас компания, включающая Валентину, Барбару и Гая, возвращалась за стол.
– На них до сих пор его заклятие, – сказал Ян. – Они преодолевают его с помощью луны, как было тысячу лет назад, до вмешательства твоих предков. Но даже Чернобог на большее не способен.
От сладкого запаха еды, проснулся Кинли и теперь снова потянулся к столу. Рядом, на своём прежнем месте появился Константин, возникая так же незаметно и бесшумно, как и исчезая, словно выбираясь из некой невидимой прорехи в пространстве плотного воздуха нави и скопившегося полумрака свечей.
Он чуть повернул голову в мою сторону, и я ощутила его дыхание на своей щеке. И задержала своё. Краешком глаза я заметила, что за нами пристально наблюдает Ян.
– Но разве он не может наложить другое заклятие? – продолжала я, пытаясь понять, как именно работали их силы. – Как он это сделал в первый раз?
– В первый раз он оказался достаточно разгневан и вступил в схватку с их предводителем, одолев его. Как именно после он отравил проклятием всю их кровь – никто не знает до сих пор. Но таковой в тот момент оказалась по величине его сила.
– Чернобог ведь в курсе, что они вернулись?
Ян отчего-то помедлил. Они с Константином встретились долгими взглядами. Эти их взгляды говорили о многом друг другу, а меня только запутывали.
– Да, полагаю, Чернобог более, чем в курсе. Предвосхищая твой следующий вопрос, скажу: обратиться за помощью к нему сейчас мы не можем. Именно этого он и ждёт, поэтому придётся действовать по-другому. К сожалению, Чернобог уже не так относится к миру людей, как раньше. Многое поменялось. От его благородных порывов защищать их – мало что осталось спустя время.
Вдыхая пар с запахом крапивы, я пыталась понять, что могли значить слова Яна. Они справедливо наталкивали меня на мысль о том, что у клана цмоков, в котором сейчас я столь праздно проводила время, были какие-то разногласия с правителем ада.
Сделав очередной глоток, и чуть поморщившись от вязкого вкуса, я тихо сказала:
– Значит, когда придёт проводник, вы все отправитесь в пекло. Тайком.
– Не все, – поправила Валентина. – Пойду я, Ян и Алексей – ещё один наш брат. Если, конечно, он соизволит, явиться сюда.
– Он приедет позже, если захочет, – ровным тоном произнёс Ян. – Он уже в курсе происходящего.
– Как обычно, – вдруг фыркнула Валентина, и спародировала слова Яна его же интонацией: – «Если захочет». – И её голос внезапно пропитался словно ядом и грубостью: – Приедет, когда его эгоистичному величеству захочется нам, наконец, помочь. Когда превозмогая себя и откладывая все свои важные дела в сторону, он решит посетить общество нашей семьи. Которая, как будто, его не касается.
Все за столом молчали. Лицо Константина было непроницаемо и безэмоционально. Велес и Гай непринуждённо взялись за дымящиеся чашки. А Ян, задумчиво сощурив глаза, встрепенулся:
– Так ты, значит, говорила и обо мне, когда я ушёл?
– Ты знаешь, о чём я, – возразила дракониха. – О том, что Алексей всегда ставил нас на последнее место и когда требовалось его участие делал вид, как сейчас, что преподносит величайшее одолжение, а мы – чокнутые неблагополучные родственники – отвлекаем от его собственной счастливой жизни.
Ян вздохнул. Теперь молчал и не возражал ей. Остальные словно не вслушивались в их разговор. И цмок лишь повторил, завершая на нейтральной ноте небольшую перепалку:
– Если захочет, он приедет.
Алексей, отметила про себя я. Ещё одно новое имя, ещё один загадочный и неоднозначный член семьи. А затем, сообразила…
Отвечая на мой вопрос о походе в ад, Валентина назвала не всех. Машинально повернувшись к Константину, я почти спросила его вслух о том, не останется ли он здесь, со всеми своими костамахами? Разве он никуда не пойдёт?
– Между прочим, меня единственного во всех мирах не могут расщепить, – произнёс он после того, как молчал весь вечер.
Его лицо выглядело суровым, а интонация – требовательной.
– Да, – согласился Ян, а затем бескомпромиссно добавил: – Именно поэтому ты и останешься. Ведь ты сам можешь убить там кого-нибудь, кого убивать не нужно. Не стоит создавать лишних… неудобств.
Константин напряжённо раздумывал.
Не знаю, откуда я взяла смелость, но, ещё раз повернувшись к нему, я спросила:
– Если тебя не могут расщепить, значит, ты обладаешь неограниченной силой?
Удивлённые глаза Константина вперились в меня. Кажется, он тоже не ожидал, что я когда-нибудь заговорю с ним первой.
– Нет, – коротко ответил он, и пояснил: – В бою меня не смогут одолеть, но я успею победить не столь многих, как хотелось бы, пока мои силы не иссякнут. Тогда я стану бесполезен.
В таком случае, кого имел в виду Ян, говоря, что Константин может кого-то расщепить? Он имел в виду кого-то конкретного?
Этого я уже не спросила. Разговоры о войнах, богах, создании Вселенной и всего сущего, о Тьме и проклятиях утомили меня. Застолье длилось уже не один час, и хоть я, наконец, была сыта и согрета, я тем не менее ощущала себя не хорошо: ни то густой воздух нави, вязкий и влажный, в котором казалось было слишком мало кислорода так действовал на меня, ни то я поспала слишком мало за ночь. Валентина быстро сменила тему, начав расспрашивать Яна о том, чем он занимался всё это время в порубежном мире, пока отсутствовал, и он принялся ей рассказывать, в красках и деталях, описывая мой мир и нашу жизнь, однако, чаще, чем нужно, украдкой поглядывая на меня. Спустя полчаса, он всё же начал закругляться, отчётливо распознавая на моём лице усталость, а в позе – слабость. Когда он предложил отвести меня обратно в комнату, чтобы я прилегла – я не раздумывая, согласилась. Напоследок Ян попросил Барбару вскоре снова наведаться в явь.
4.Алая река
Мы покинули столовую и двигались по замку, минуя многочисленные, сменяющие друг друга просторные залы. Молча, не говоря друг другу ни слова, просто шли, в обволакивающей продолжительной тишине, прерывающейся лишь скрипом паркета от наших шагов, хлопаньем маленьких белых крыльев, и дыханиями – моего, Кинельгана, Яна и костомах, наводняющих коридоры.
Минуя зеркала, из отражения которых перед ужином вынырнула Барбара, напугав меня, я отметила, что теперь даже не съёжилась, твёрдо осознавая, что мне уже ничто не угрожает. А ещё – на страх у меня не осталось сил. Не слишком проворно переставляя ноги, я плелась за Яном: от физического изнурения, внезапно нахлынувшего на меня, просто не могла идти быстрее. На ум пришло, что скорее всего, мне удалось поспать всего несколько часов, и потому бодрость, которую я ощутила при пробуждении, так быстро иссякла.
Внезапно почувствовался толчок – пол под ногами покачнулся, словно замок настигло землетрясение; на несколько секунд у меня закружилась голова. Я ни то запуталась в полах платья, ни то споткнулась о ковёр, и чуть подалась вперёд всем телом – рука Яна коснулась меня, поддерживая, хоть я и восстановила равновесие самостоятельно.
– Чем дольше ты пребываешь в нави, – сказал он, – тем сильнее тебе будет становиться хуже. Это место не для людей – оно высасывает резервы твоего организма.
Моей ладони он не отпустил, и теперь наши плечи дотрагивались друг до друга, а пальцы переплетались. Подобная близость с ним стала для меня привычной за столько лет, и я не спешила отстраниться. Драконье тепло, исходящее от его кожи, окутывало меня, словно тёплое невидимое облако. И чувство спокойствия и уверенности разливалось по телу.
Вскоре мы очутились в месте, похожем на рабочий кабинет. В нём была приоткрыта дверь в соседнее помещение – напоминающее бывшие покои князя. Ян медленно подвёл меня к тёмно-коричневому дивану, и пальцы дракона отпустили мои. Он велел мне присесть на старинную кожаную мебель, а сам замер напротив, стоя впритык ко мне, возвышаясь скалой, упёршись взглядом в моё лицо.
Мы по-прежнему молчали. Я с любопытством смотрела на него снизу вверх. Точно не знала, зачем он меня сюда привёл и не понимала, что выражают его глаза. Замечала только то, что его внимание привлекла моя царапина, протянутая красной воспалённой нитью по всей левой скуле. Иногда я забывала о её наличии, иногда вспоминала, когда она начинала пульсировать, как сейчас. Когда Ян протянул ладонь и коснулся моей щеки, я вздрогнула. От волны новой несильной боли.
Сощурив глаза, он нахмурился; его вид был немного сердитым.
Позади его спины вдруг послышался скрежет – Кинли взобрался на письменный стол и, поддевая носом оставленные там книги, принялся перемещать их, видимо, намереваясь, сбросить на пол.
Когда я снова перевела взгляд на Яна, то заметила, что он рассматривал мою шею. Оторвав указательный палец от царапины, он почти невесомо, едва касаясь кожи повёл им, словно по дорожке – к челюсти. Затем его прикосновение спустилось ниже – на шею, и плавно скользнуло под волосы, отбросив их в сторону. И я догадалась, что там – похоже, проявился ещё один из синяков. Вероятно, он уходил к руке, потому что Ян одним точным движением спустил рукав платья с моего левого плеча, обнажив его. Я ощутила холод на оголённом месте, где только что была одежда.
Кабинет наполнился внезапным грохотом – одна из книг, не без помощи Кинли, рухнула со стола.
– Я должен был позаботиться об этом раньше, – вымолвил он. – Я всё время упускаю из внимания, какая ты хрупкая.
В ту же секунду он резко отпрянул и направился к письменному столу. Оставив нетронутыми разбросанные там в небрежности книги и свитки, он что-то поискал в ящиках стола и вернулся ко мне, принеся с собой две стеклянные баночки с прозрачной жидкостью внутри.
Я продолжала всё так же сидеть на диване; величественно возвышаясь надо мной, он протянул мне обе небольших ёмкости. Следуя его указаниям, я поднесла к губам сперва одну, затем – другую, делая всего по глотку содержимого, напоминающего обычную воду.
Затем Ян окунул в неё кончики пальцев и окропил ею мою кожу над корсетом и едва слышимым шёпотом нечто произнёс, несколько непонятных мне фраз на праславянском, и в его глазах мелькнуло свечение аквамариновой драконьей магии. Это напомнило мне кое-что: момент, когда у быстро бегущего ручья он похожим образом снимал с меня заклятие Дивии и приводил в чувство с помощью живой и мёртвой воды. Теперь боль исчезла, и я закрыла глаза, внимая облегчение. Я знала, что когда в следующий раз посмотрюсь в зеркало, то больше не найду в отражении ни царапин, ни синяков с ссадинами.
Не возвращая полупустые мензурки на место, Ян спрятал их в подобие кармана на камзоле и сделал характерный жест, призывающий меня подняться. Преодолевая двери, ведущие вглубь покоев, уставленных старинной мебелью и широкой кроватью, мы скоро очутились в узком коридоре, берущем начало прямо из спальни. Зажав в зубах один из свитков, перевязанный лентой, Кинли двигался за нами. Зажигая будто одним усилием мысли драконий огонь в факелах, часто закреплённых на стенах, Ян освещал нам путь. В свою очередь Кинельган, выбросив добычу, проглатывал огонь позади нас, как только мы делали пару шагов вперёд.
В коридоре не было ни окон, ни других дверей. Обычный проход, длинный, ничем не примечательный и ничем не обставленный, кроме как странными статуями, стоящими в ряд вдоль правой стены – они были высотой в человеческий рост, отделанные золотом и украшенные переливающимися камнями, как мне думалось – драгоценными. Я насчитала их более, чем с десяток, но сбилась в тот момент, когда у двери, располагающейся впереди, увидела пару костомах, лики которых проявились из полутьмы. Подобно стражникам они охраняли эту чёрную глухую дверь.
Голые черепа, лишённые плоти, глубже закутывались в капюшоны по мере приближения Яна к ним. Посмотрев на них на пару секунд дольше, чем требовалось, я перевела взгляд на одну из статуй, с которой поравнялась. И неожиданно остановилась. Статуя заворожила меня, притянула мой взгляд, подобно магниту, и я долго и внимательно разглядывала её, пока не опомнилась – Кинли сел к ней на плечо и лизнул языком огня синие и зелёные драгоценные камни на отлитом золоте, напоминающие изумруды и сапфиры. Моё боковое зрение уловило проблеск света – полумрак рассеивал кромешную черноту двери, и сквозь приоткрытый проём проглядывал нежно-лазурный цвет стен. К моему удивлению, мы подходили к моей спальне. Просто неким другим путём. Коридор был ничем иным, как потаённым проходом, скрытым в стенах замка, соединяющим две комнаты покоев.
Кинли шипел и скалил зубы, когда мы подходили к мрачным фигурам костомах; я даже взяла его на руки, чтобы успокоить и быстрее провести мимо них. Когда мы оказались в хорошо знакомой мне спальне, Ян плотно закрыл за нами дверь, а я мимолётно задумалась о том, присутствовали ли за ней костомахи и ранее, когда я спала здесь в прошлый раз. Неужели они всё это время были так близко? Я просто надеялась, что Константин действительно контролировал их, и что они ни в коем случае не ослушаются его, поддавшись соблазну человеческой энергии, которая была для них столь желанна и привлекательна, и не ворвутся в эту комнату, когда я останусь в ней одна.
По приходу я пересаживаю Кинли на кровать, и он, переминаясь с лапы на лапу и взмахивая крыльями, начинает кружить по ней, подыскивая себе удобное место. Самая я присаживаюсь на её край и оглядываюсь. Ян стоит у окна, его руки скрещены на груди, но поза расслаблена – он прислоняется спиной о косяк стены. Очертания его силуэта подсвечиваются лунным светом, бьющим через стекло; его яркие ледяные лучи пробиваются сквозь волосы дракона, серебря их, придавая им неестественный цвет.
