– Ой, нашлась неженка. Ты ответишь, нет седня на вопрос?
– Про одногруппниц?
– Ты… – Валера посмотрел на него, как на человека, который только что, вопреки всем отговорам, купил акций МММ на все деньги. – …да. Про одногруппниц.
– Да ну, тут все просто. Мне здесь еще немножко осталось доучиться. И мне уже, итак, хватает людей женского пола, которые при виде меня разворачиваются и переходят улицу.
– Таких много?
– Достаточно. Мне так точно.
– А почему ты решил… как это связано с Леной?
– Напрямую и связано. – Теперь пришла очередь Алукарда одарить Валеру взглядом истинного непонимания. Теперь и он думал: «Неужели человек может быть настолько глуп?».
– Не понимаю.
– А-а-а… смотри: я начал встречаться с Катей, так?
– Что? А, ну, давно, но да. Потом вы расстались.
– Расстались, все правильно. – Алукард решил объяснить все практически на пальцах. – И что тогда случилось?
– Ну, она на тебя обиделась.
– Обиделась?! Ее воля, она бы швырнула меня в мусоросжигатель, а потом вытащила на моем последнем издыхании и швырнула бы снова, предварительно плюнув в рожу.
– По мне, так ты слегка драматизируешь, но допустим.
– Допустим. А как она относилась ко мне все последующие годы обучения?
– Примерно также. И сейчас ниче не поменялось.
– Именно! А за ней следуют ее подружки-клушки, которые тоже теперь обходят меня стороной. А потом помнишь Женю? Она отчислилась уже, но это она недавно. А до этого что было? То же, что и с Катей.
– Припоминаю, припоминаю.
– А еще была Лиза…
– Ладно, я понял. Из тебя хуевый романтик и девушки тебя ненавидят.
– Это очень… грубое описание, но в целом верное. К несчастью. Так что да, если я сейчас начну что-то делать в отношении Лены, то потом мы начнем встречаться…
– …Если начнете.
– …И потом мы расстанемся. И она меня тоже возненавидит.
– Ну может оно так и будет, но вдруг вы провстречаетесь дольше года, тогда мы все дружно выпустимся, и, если у вас не сложится…
– …А у нас не сложится.
– … Тогда, после расставания, тебе уже не придется видеться с ней каждый день.
Алукард откинулся на спинку стула, глянул на время. Оно практически не изменилось с момента начала их разговора, хотя казалось, что прошла целая сраная вечность. Он устало выдохнул.
– Да, пожалуй, что так.
– Тогда, получается проблема только в том, что она отличница?
– Проблема, Валера, в том, что я не хочу встречаться с Леной.
– Почему? Она так-то очень даже ничего.
– Ты как в пятом классе. «Ой, ой, а что скажешь о Ленке? Она красивая да? Я бы так хотел ее поцеловать. А что Лера? Она не такая красивая, зато очень умная…» – Алукард процедил это фальшивым писклявым голоском, имитируя школьника. – Не хочу я, Валер. Просто не хочу. Недавно, совсем недавно, в моей жизни внезапно появилась Кристина. И теперь мне кажется, что она не скоро из нее уйдет. Так что я направлю все доступные силы в этом направлении. Если мне очень повезет, если мне о-о-очень повезет… у нас что-нибудь получится.
Валера почесал голову. У него была достаточно пышная шевелюра, и, если бы у него была девушка, она бы наверняка очень любила забираться пятерней в эту гриву.
– Ладно. – Подытожил он. – Поступай, как знаешь.
– Спасибо.
Время продолжало свой неторопливый ход. Пара сменялась другой, перерывы протекали за сигареткой, поход в столовку на большаке прошел как обычно. День как день. Ничего особенного, за исключением его многообещающего окончания.
Рано или поздно, хотя Алу казалось, что очень даже поздно, учеба закончилась, и он поехал домой. Там он сел смотреть сериал, постоянно поглядывая на часы, которые продолжали никуда не спешить. Поел. Назвать стряпню Алукарда «домашней едой» было бы слишком щедро. Скорее это была почти безвкусная жрачка, приготовленная за пятнадцать минут, и служившая исключительно для избавления от голодной смерти. Никакого наслаждения от нее Ал не получил, никогда не получал. Он вообще не был фанатом кухни. Даже самая вкусная еда оставляла в нем самый слабый отклик. Большинство ресторанной еды, например, хоть и нравилось Алу, но каждый раз он не мог избежать подсчетов соотношения цена-качество. Да, это было вкусно, но боги, это было совершенно неоправданно дорого. Панна кота, паста балоньезе, фуагра, филе миньон… громкие названия блюд, ингредиенты которых имели себестоимость лапши быстрого приготовления. Подача на крошечных тарелочках с красиво размазанным соусом, по его мнению, никак не увеличивала ценность блюда.
Алукард уважал то, что называется «дешево и сердито». Заходя в не самую помпезную кафешку, он уже понимал, что сейчас его покормят, он наестся, и потом возьмут с него приемлемое количество денег. Эта еда не будет хватать звезд с неба, официант не будет лизать ему жопу, а шеф повара не будут звать Луиджи Марголетти ди Ференцо. Но свое дело эта кафешка сделает.
Дома же Алукард готовил с крайней неохотой, и делал это только потому, что так получалось значительно дешевле. На деньги, которые он тратил на продукты, скажем, раз в неделю, можно было бы от силы два раза сходить в дорогое кафе или недорогой ресторан. Конечно, есть еще фастфуд. Его Ал любил гораздо больше, чем любое кафе или ресторан. В таких местах еда была вкусной, стоимость ее не пугала тебя количеством нулей, а атмосфера царила весьма дружелюбная к простому обывателю. В фастфуде обычно жрали студенты, бизнесмены, не успевающие поесть нормально или дети, которым мама наконец-то разрешила хлопнуть пару бургеров и запить их такой вредной газировкой. Ал не любил бизнесменов и детей, но они обычно никак его и не трогали, не мешали его трапезе. Студенты же нравились Алукарду, все-таки он и сам студент, так что с любым таким пилигримом, зашедшим в подобное заведение, чтобы скоротать большак или отпраздновать удачное закрытие сессии, он чувствовал практически родственную связь.
Сегодня на ужин была гречка с квашеной капустой и котлетой-полуфабрикатом. Запил он это добро энергетиком, без которых жить не мог, и отпраздновал удачную трапезу сигаретой. Хотя, если бы трапеза получилась неудачной, например, котлета бы подгорела или гречка недоварилась, он бы все равно вышел на балкон чтобы покурить. Так уж было заведено.
Оставшееся время коротал за видеоиграми и сериалам. В эти часы он понял, что теперь живет от полуночи до полуночи. Его так захлестнула эта девушка, что все прочие прелести жизни, всегда приносившие ему столько удовольствия, не просто отошли на второй план, они стали простыми затычками во времени, заглушками, облегчающими ожидание очередной полночи. Это его немного расстроило, но он тут же подумал, что скоро эти встречи с Кристиной превратятся в обычное дело и перестанут занимать весь его спектр чувств. Тогда он аккуратно впишет их в свое расписание и продолжит наслаждаться играми, сериалами, аниме и прочими радостями жизни, как прежде. Просто теперь к ним добавиться еще одна мелочь – красивая девушка, приходящая по ночам. Должно быть это очень поэтично. Пушкин наверняка бы написал об этом небольшую поэму, вот только у него, как и у любого другого классика, в конце все бы обязательно умерли. При чем умерли бы глубоко несчастными и одинокими.
Алукард не хотел для себя такой судьбы. Не хотел. В его видении все это было лишь началом долгих и прекрасных отношений. Чего-то волшебного. Возможно, именно Кристину, такую… воздушную… остроумную… он и ждал всю жизнь, надеясь на «ту единственную». Тут же он постарался отогнать эту мысль. Как бы радужно ни вырисовывалась картина, обольщаться и строить перед собой радужные мосты все же не стоит. Жизнь крайне непредсказуема, и в любой момент все может обрушиться, а если навоображать себе всякого сверх меры, то все это обрушится прямиком тебе на голову. И вылезти из-под такого завала будет ой как не просто. Алу не хотелось думать, что такая вероятность в его случае существует, однако это были необходимые мысли. Если в чем-то Валера и был прав, так это в том, что Ал понятия не имеет, что на уме у Кристины. Она может планировать все что угодно, думать все что угодно. Представлять себе их совместное будущее в таких красках, о существовании которых Алукард и помыслить не в состоянии. И краски эти могут оказать совсем не ярко-розовыми.
Если сериалы и игры не смогли ускорить ход времени, то мысленный поток легко справился с этой задачей. Опомнившись от очередной волны разношерстных размышлений, Алукард глянул на часы и чуть не упал с кровати – было уже почти двенадцать. Удивительно, как такие вещи, как банальный внутренний монолог, могут так легко убивать время. Он же просто лежал на кровати и думал. Ничего больше. Однако, оно и к лучшему. Раз уже полночь, значит пришло время пойти и принять в себя еще немного пищи для ума. Что в будущем, опять же, позволит вновь лежать на кровати часами и ничего не делать. Только размышлять.
Алукард не знал, что ему принесет сегодняшняя встреча. Радость или горе? Может ничего особенного? А может у них уже закончились темы для разговора, и они будут просто неловко молчать, после чего она уйдет и больше никогда не вернется? Нет. Этого не должно случиться. Она не должна уйти. Он ее уже не отпустит, все, теперь она часть его жизни. Неотъемлемая. Он должен предпринять все возможное, чтобы она никуда от него больше не ушла. Она должна остаться, ведь без нее, и Алукард отчетливо чувствовал это, он просто загнется. Она была как наркотик для него. Наркотик, вызывающий мгновенное привыкание.
А вот эта мысль, сперва такая романтичная, хоть и заезженная, совсем не понравилась Алукарду. Наркотик – это не просто вещица, от которой ты не можешь и не хочешь избавиться. Это вещь, которая постепенно тебя убивает. Это встревожило его, хотя он понятия не имел, что могло стать предпосылкой такой тревоги. Это была лишь легкая мыслишка, ванильная мазня, которой любят оперировать смазливые фильмы для девочек. «Ты мой личный сорт героина».
При чем тут тревога? Она же не сделала ничего дурного, никак не испортила его жизнь. Пока что. Почему-то именно так казалось Алу, хотя он, опять же, никак не мог найти источник этих подозрений. От них ему стало дурно, он попытался отогнать эти мысли, когда уже выходил на балкон. Сперва ему показалось, что у него ничего не выйдет. Он взял пачку, нервно закурил сигарету, отбросил зажигалку и оперся руками на подоконник. Неприятная мысль о наркотике так всеобъемлюще заняла его сознание, что он даже не сел на этот самый подоконник, выкинув ноги во двор, как обычно.
Он нервно курил, и неприятная мысль продолжала одолевать его, однако внезапно из тени ночной улицы выскочила Криста. Она глянула на него, улыбнулась, и эта улыбка мгновенно уничтожила любые дурные знамения, которые он начал было ощущать. Эта сияющая улыбка не оставила ему и шанса на сомнения в том, что все у них, у него, будет хорошо.
Она пришла. Действительно пришла. Вот уже в третий раз он видел ее, и, он мог в этом поклясться, с каждым разом она становилась все прекраснее. Та же одежда, та же ехидно-кокетливая улыбка, тот же наклон головы. Но с каждым разом он влюблялся в нее все сильнее и сильнее. Совсем скоро он уже не сможет просто болтать с ней. Все, чего ему будет хотеться, это бесконечно восхвалять ее, стоять на коленях и умолять, чтобы она снова, вот так, как сейчас, улыбнулась ему. Он уже потерял голову, и кто знает, чем это обернется в будущем. Но сейчас…
– Привет! – Она была весела, как никогда, казалось, она тоже ждала этой встречи. Эта мысль заставила Алукарда растаять окончательно.
– Привет.
Глава 8.
– Привет. – Она видимо растерялась на мгновение, раз повторила приветствие.
– Да, привет. Мы это уже прошли. – Алукард улыбнулся.
– Ага, я в курсе. Может мне просто захотелось сказать «привет» еще раз?
– Так и было?
– Нет. Я просто затупила.
– Тупая. – Бесцеремонность Алукарда обусловливалась его нарастающей уверенностью, что чем непринужденнее будет строиться диалог, тем дольше он продлится. А он хотел, чтоб это длилось подольше. Он хотел, чтоб это длилось вечно.
– Жесть. Четыре-три.
– Все считаешь?
– Конечно. Это важно.
– Для кого?
– Для меня. – Она насупилась. – Ты думаешь, я просто так это затеяла?
– Откуда ж мне знать? Ты какой-то соц. эксперимент проводишь?
– С чего бы мне?
– Без понятия. Может ты хочешь узнать, сколько человек может выдержать оскорблений, пока не взорвется. Или пока не начнет оскорблять в ответ.
– Тогда ты пока держишься.
– Да, по первому пункту. По второму меня хватило на сколько, на два оскорбления?
– Не твоя вина, что ты такой скорострел, я тебя спровоцировала.
– Так в этом и суть, разве нет?
– Наверно ты прав.
– Конечно прав. Мне приходилось проводить такие эксперименты, я спец.
– Ого, и что же это были за эксперименты?
– Однажды, для вуза, мне нужно было провести опрос среди первокурсников, чтобы узнать, как они относятся к… нелестным преподавателям.
– Это как?
– Ну вот представь: есть препод, который жестко говнит всех на свете. Общение с ним никакого удовольствия не приносит, но студентам все равно надо ему сдавать работы и отвечать на практических парах. Вот кто как к таким преподам относится мне и нужно было выяснить.
– И что?
– Оказалось, что большинство пекусов относятся к таким преподам со сдержанным уважением. Мол, да, он грубоват, но он же преподаватель, значит его нужно уважать и понимать.
– Ой ли?
– Проницательно. – Ал ухмыльнулся. – Конечно, такой ответ давали до того, как я сообщал им, что опрос анонимный.
– Ха-ха-ха, надо полагать, что после этого поворотного факта собеседование проходило уже в другом ключе?
– Разумеется. Некоторые, конечно, все равно боялись, ну, или действительно так считали. Терпилы. Но большинство все же сорвалось в кислотные брызги.
– Интересное выражение. Сам придумал?
– Угу, только что. Произвел это из молодежного «токсичный человек».
– Спасибо за лекцию, профессор.
– Всегда пожалуйста.
Подул прохладный ветер, предвещающий промозглую осень и морозную зиму. Оба собеседника слегка поежились, Кристина, конечно, сильнее, все-таки Алукарда защищали стены балкона и тепло, исходившее из недр квартиры. Кристина, как обычно, была одета в легкую ветровку, при том нараспашку, и футболку. Естественно, ей было холодно. Алукард быстро прикинул в голове варианты решения проблемы. Точнее проблемой это для него не было, но он решил проявить некоторую галантность по отношению к даме, хотя обычно ему подобное поведение было крайне несвойственно.
Первым на ум пришло предложить ей зайти внутрь. Но такой вариант был рискованным по многим причинам. Во-первых, это ее легко бы отпугнуло. Она могла запросто подумать, что он маньяк какой-нибудь и сейчас попытается ее изнасиловать или чего похуже. Во-вторых, даже опуская риск первого варианта, в их… отношениях… это был чересчур поспешный шаг. Нельзя просто взять и пригласить девушку к себе домой на третьем свидании. Хотя кто сказал, что это свидание? Вообще-то это ни разу не так. Но тем не менее. В-третьих… у него было не прибрано. Нет. Не прибрано – не те слова. У него был ужаснейший срач.
Проводя экскурсию по квартире Алукарда, можно было бы остановиться у множества интереснейших достопримечательностей. При входе внутрь, первое, что бросалось в глаза – грязный, ужасно, отвратительно грязный коврик для обуви. Его Алукард не мыл… никогда. Даже не думал об этом. За ковриком следовала общая атмосфера в доме: он был совершенно душный, Ал проветривал редко, старые обои и посыпавшаяся местами штукатурка выдавала в квартире полное отсутствие в ней человека, который мог бы заняться ремонтом или хотя бы декорированием. Алукарда никак не смущала такая обстановка, но гостей он старался не водить. Да и некого было особо.
Плавно переходя от коврика вглубь апартаментов, можно было заметить старый, ни разу не мытый линолеум, покрывающий коридор и кухню. Дальше по плану экскурсии можно было зайти в туалет. Там в глаза бросался унитаз, который никто не мыл уже очень давно. Однажды Ал это сделал, но то был простой прилив внезапной мотивации в длинный и скучный выходной день. Больше он такими глупостями не занимался. Из туалета рукой подать до ванной, где все было терпимо по меркам обычного человека, но брезгливым это все равно лучше было не видеть. Описывать там особо нечего: немного въевшейся грязи, легкий налет ржавчины в местах частого соприкосновения с водой и несколько старых предметов гигиены, которые Ал все время забывал выбросить: одноразовые бритвы и старая зубная щетка.
Кухня была просто отвратительной. Въевшийся жир, в основном от масла, на плите. Гора немытой посуды, повсеместные крошки, пустые коробочки из-под чая, пыль на полках и верхней части холодильника. Очень много пыли на верхней части холодильника. Тут Алукард никогда не задерживался. Заходил, быстро готовил какую-нибудь яичницу и уходил с тарелкой в гостиную. Бывало забредал, чтобы налить чаю и взять снеков: булочки, семечки…
Самое же интересное экскурсия оставляла напоследок: гостиная. Лишь зайдя сюда, можно было безошибочно определить, кто обитает в этой квартире. Гребаный раздолбай. Грязная посуда, которую Алу было лень отнести и присоединить к той куче, что лежит на кухне, каике-то фантики, обертки от разнообразной еды из продуктового, пустые бутылки и банки из-под пива, энергетиков и бог знает чего еще, валяющаяся на полу одежда, не заправленная кровать, пыль на всех возможных поверхностях… Это можно было бы назвать холостяцкой берлогой, но нормальный человек придумал бы более лаконичное название – помойная нора.
Так что да, приглашать сюда девушку, еще и такую привлекательную, ту, с которой Алукард планировал связать сове ближайшее будущее, было не просто рискованно. Это было равносильно выстрелу себе в голову из дробовика.
– Ветерок. – Алукард обратил ее внимание на вещь, которая не нуждалась в представлении. Зачем он это сделал? Отойдя от мыслей про свою квартиру, он понял, что молчит уже с минуту, и это было крайне неприятно. Она же этого словно не заметила.
– Ага. – Худшее, что сейчас могло произойти, это разговоры о погоде. К ним можно прибегнуть в случае общения с малоизвестной или малоприятной персоной. Просто убить время, занять пустующий эфир. Сейчас это было совершенно неприемлемо. Алукард понял это, поэтому постарался увести диалог в другое русло, куда угодно, лишь бы не в обсуждения погодных условий.
– Ты не думаешь…
– Может пригласишь меня войти? – Как гром среди ясного неба. Она так внезапно это сказала, так идеально синхронизировавшись с его мыслями, что он просто не смог сдержать смеха.
– Че ржешь?
