Улыбнувшись ласково, староста пояснила свою мысль.
В столице области обосновалась тьма контор типа нашей шарашки, съемные квартиры повышенной дешевизны пользовались большим спросом. Несмотря на договоренность, хозяйка запросто могла сдать ее кому-то другому, предложившему на пару тысяч больше. Поэтому стоило появиться в городе до начала массового приезда на сессию и «застолбить» жилье за собой.
Не вдаваясь в глубокие причины, Ольга добавила, что занимать квартиру лучше вдвоем, и предложила ехать вместе.
Я подумал чуть-чуть и согласился.
Мне предстояло обустроить спальное место, этим лучше было заняться в тишине и покое.
Вопрос я обдумал заранее: штору, толстую леску, забивные дюбеля и даже молоток решил прихватить из дома, а раскладушку купить на месте. В нашем городе наверняка можно было найти дешевле, чем в столице, но мне не хотелось везти ее на автобусе через пол-области, а потом еще на трамвае.
Но в любом случае процесс требовал времени и не терпел суеты.
На складе меня не пинали ногами, но и не считали незаменимым, без проблем отпустили на один день раньше обозначенного в «учебном» отпуске..
В академию мы с Ольгой ехали почти весело – как, вероятно, едут все современные студенты, знающие, что предстоит оторваться в большом городе без особых забот.
Наше веселье время от времени прерывалось прогнозами насчет нынешних расценок.
Я знал, что они поднялись в сравнении с моим первым курсом. Староста полагала, что весной они могут подняться и над осенними: после нового года повысилась коммуналка, а преподаватели были людьми, им приходилось платить за воду и за тепло без повышения зарплаты.
Но все-таки это нас не слишком омрачало, мы были молоды.
Правда, реально молодым из нас был только я.
Про Ольгу я знал, что она старше лет на десять, слышал краем уха, что у нее есть муж где-то на стороне и несколько любовников на комбинате. Один из них был главным технологом и сильно ей покровительствовал. Но это меня не интересовало.
Внешне Ольга была средней. Я не мог сказать, что она мне нравится, но и сказать, что не нравится, тоже не мог.
Впрочем, «нравится – не нравится» в отношении нас со старостой было неприменимо.
В обычной жизни я бы абстрактно хотел ее, как любое существо, обладающее нужными признаками.
А в учебной различия между полами стирались, нами двигала общая цель.
И не как мужчина и женщина, а как боевые товарищи три часа дороги мы провели в полном согласии. На самой большой станции, где автобус стоял двадцать минут, я даже угостил Ольгу пирожками с вишней.
Прибыв в областной центр и выгрузившись на автовокзале, мы не пошли на остановку муниципального транспорта, а взяли такси.
Это получилось само собой: мы были нагружены, как ослы, сумками с припасами, экономить несколько сот рублей на своих руках и ногах не хотелось.
Сессионное бытие в отрыве от привычного быта охмелило с первых минут, мы не сговариваясь решили чуть-чуть пошиковать.
Не мелочась, по пути на точку мы заехали в гипермаркет «Чудодом» и купили раскладушку. Выбирала ее Ольга – с таким видом, словно ищет нам двуспальную кровать.
Я смотрел на нее, мне было смешно, но мыслей не возникало.
Квартира, которую никто не успел занять, оказалась страшнее страха.
Та, которую я снимал на первой сессии, была чистенькой, с только что сделанным евроремонтом, располагала к размягчению души.
А глядя на эту обитель, я не представлял, как в такой грязи, в закопченной тесноте на облупленных половицах среди отваливающихся обоев, восемь человек смогут прожить целый месяц.
Ольга оставалась безмятежной. Вероятно, она живала и не в таких условиях.
Правда, квартира имела одно достоинство: в ней было тепло. То ли из-за того, что весна, придя по календарю, не успела прийти по-настоящему, март трещал морозами и ТЭЦ держала высокую температуру на подаче, то ли здесь недавно поменяли батареи – но войдя, я испытал желание раздеться.
Приняв у Ольги почти новую дубленку и определив на проволочную вешалку в передней, я осмотрел место, предназначенное мне.
Закуток налево от входной двери напомнил строчки из русской классики про комнату для слуги.
Узкую, темную, душную, заваленную какими-то картонными коробками.
– С этим что делать? – спросил я, без радости глядя на кучу хлама. – Это чье вообще? Хозяйское, или как?
– А черт его знает, – ответила староста, оказавшаяся довольно привлекательной в черном брючном костюме. – Не думаю, что хозяйкино, тут ее вообще ничего нет, кроме мебели и посуды. Наверно, жильцы накидали. В прошлый раз тоже лежало, мы собирались вынести на помойку. Хотели освободить место и перетащить платяной шкаф из комнаты, а то там воздуха мало. Только тронули – он развалился на куски. Сложили обратно кое-как, больше не двигали, до мусора дело не дошло.
– Тогда я все это выброшу, – сказал я. – А то сюда раскладушка не войдет.
– Выбрось, я пока тут приберусь, разложусь. Потом вымою пол, повесим занавеску, будет у тебя личная комната.
Вынос мусора занял гораздо больше времени, чем ожидалось.
Коробки разваливались точно так же, как шкаф, куда Ольга раскладывала свой сессионный гардероб. Из них что-то падало на ходу, сыпалась какая-то дрянь. Мне пришлось сходить на помойку три раза, потом еще прибрать на площадке: в самом подъезде, в отличие от вонючей берлоги, было довольно чисто.
Когда я совсем вернулся, Ольга уже переоделась из брючного в домашнее.
Теперь на ней красовался наряд «Кавказскойпленницы».
Сам фильм я помнил плохо: он казался слишком наивным – но был солидарен с людьми из поколения родителей. А они – если верить россказням – ходили в кино по пять раз лишь для того, чтобы полюбоваться ляжками Натальи Варлей в фиолетовых колготках.
Правда, Ольгины, сияющие из-под клетчатой рубашки, были черными, но части тела, на которые она их натянула, могли дать сто очков форы легендарной актрисе.
Определенно, старостой стоило полюбоваться.
– Погоди ты со своей раскладушкой, – остановила она, когда я взялся за сверток, прислоненный к стене. – Успеешь, я еще в твоем бомбоубежище пол не помыла.
– Подожди мыть, – я поднял руку. – Сначала повешу занавеску. Эта квартира такая, что когда стану забивать дюбели, может отвалиться штукатурка.
– Тогда давай сначала чаю выпьем. Я что-то устала.
Ольга сдула со лба пепельную прядь.
Перебивая застарелую вонь разнообразной дешевой еды, въевшуюся в стены, от нее пахло свежим потом, хорошим дезодорантом и – сильнее всего – просто женским телом.
– А я кофе взял. Причем хороший, – сказал я. – Может, его, чтобы взбодриться?
– И его тоже. Только подожди еще минутку, я не все свое доразложила. Пока пиздюшки не приехали, надо занять козырные полки.
Кивнув согласно, я прошел в комнату – еще более ужасную, чем мой отсек. Там не было дневного света и убожество не било по глазам. А тут в окно ломилось морозное солнце, от него жилище казалось еще более неприглядным.
Подъезд выходил на улицу, помойка пряталась во дворе, с коробками приходилось обходить полдома, я тоже приустал.
И теперь с удовольствием сел отдохнуть.
Диван подо мной чуть не опрокинулся, заскрипел, воткнул какую-то пружину. Заскрипев сам, я передвинулся и посочувствовал женщинам. Моя раскладушка все-таки была новой.
Но сидеть оказалась лучше, чем стоять или мотаться взад-вперед.
Обшарпанная комната была пустой, не считая спальных мест и гробоподобного шкафа. Столов для занятий тут не имелось: заочники приезжали на сессию не с учебниками, а с деньгами, в свободное время не занимались, а развлекались.
Ольга возилась с нарядами, двигалась передо мной, как на сцене.
Я не знал, чем она тут занималась, пока я курсировал между квартирой и помойкой, но работы у нее осталось невпроворот. Никуда не спеша, она выкладывала в шкаф трусики и блузки, за каждым предметом нагибаясь к сумке, стоящей на полу.
Круглый зад, то и дело показываясь из-под рубашки, наполнял душу невнятной радостью.
Женщина, оставшаяся в одних колготках, не могла не казаться прекрасной.
А я был мужчиной, прежде всего им, а уже после – всеми прочими.
– Послушай, Ольга… – заговорил я, слегка отдышавшись.
– Слушаю, – ответила она, наклонившись еще ниже и сияя черным светом ярче солнца.
– Жопа у тебя классная.
– Только она?
– Не только. Еще ляжки.
– А еще?
– Больше ничего не вижу.
– Так посмотри.
– Посмотрю.
– Только я сначала губы сотру.
– Сотри.
Мы поднялись одновременно – Ольга распрямилась, я встал с дивана и шагнул к ней.
Под рубашкой подалось упруго, дразнило невидимыми кружевами.
– Только не рви, – сказала она, когда мои пальцы ощутили ее напрягшееся тело. – Лифчик совсем новый.
– Не буду.
– Просто расстегни.
– Расстегну.
– И еще у меня есть разные места. Говорят, хорошие.
– Тоже посмотрим, – пообещал я.
Будучи разумным, я не был дураком, который отказывается от того, что само падает в руки.
3
– Юрка, где ты был на той сессии?
– Где… – я погладил белый зад. – Прекрасно знаешь, где, ты же староста. На зоне.
– Где?!
Ольга, лежавшая на животе, попыталась подняться.
– Да пошутил я! В армии. Та же зона, только руки не за спиной. Закосить денег не хватило, на первом курсе перед весенней сессией забрали. Два года вычеркнуты из жизни. Восстановился на ваш курс, на своем сейчас бы уже думал о дипломе.
– Извини, – она повернула голову, взглянула через плечо. – Чудесный трах выбил остатки мозгов. Конечно знаю.
– Но, слава богу, оттоптал и освободился навсегда, – продолжал я. – Теперь больше не призовут, если не начнется война. А если начнется, я сразу сдамся в плен, не собираюсь ни за кого воевать.
– Я хотела сказать…
– У меня тоже с мозгами тяжело, – я перебил, не слушая. – Из армии выпустили еще год назад. И ты права, Ольга. Нам давно стоило познакомиться и попробовать раньше.
– Попробуем здесь, – просто ответила она.
– А твои… – я осекся но не стал делать вид, будто ничего о ней не знаю. – Мужья сюда не нагрянут?
– Не нагрянут. Они адрес не знают, а девчонки не выдадут. Если начнут звонить – отболтаюсь.
– Это здорово, – согласился я. – А жопа у тебя все-таки класснее всего. В ней можно утонуть.
– Это я знаю. Но совсем не тони, ты мне еще понадобишься.
Нагнувшись, я поцеловал ее около шеи.
– Я тебе не зажала?
