меня окружающий люд,
Лишь услышит толпа мою громкую речь,
так презреньем меня обольют.
Как-то раз мальчугану Конфуций сказал:
«Ты и старших умом превзойдешь…»
Отчего же с презрением, доблестный муж[3 - Ли Юн (678—747) был правителем в городе Юйчжоу (совр. г. Чунцин) в 719—721 годах. Когда 20-летний Ли Бо посетил Юйчжоу и нанес визит Ли Юну, тот был недоволен, потому что Ли Бо не придерживался общепринятого этикета и свободно высказывал свои суждения. В ответ на холодный прием Ли Бай написал это стихотворение.],
Вы взираете на молодежь?
Поднимаюсь на Цзиньчэнскую башню Саньхуа
Солнце восходит
над стенами града Парчи[4 - Цзиньчэн – букв. Парчовый город, совр. Чэнду, столица пров. Сычуань, древнего царства Шу.],
Башню Саньхуа
осияли рассвета лучи:
Окна златые
и двери узорные в ряд,
И жемчуга
на крючках серебристых висят.
Лестница круто
возносится ввысь, в облака,
Вдаль посмотрю,
и рассеются скорбь и тоска…
В сумерках дождь
небольшой к Трем Ущельям спешит,
Шумный весенний
поток по Двуречью бежит.
Нынче взошел,
словно ввысь мне открылся портал,
Кажется, что
на Девятое Небо попал.
По реке отправляюсь в дальние края
Долбленку изладил
из древа в сто чи[5 - Чи – китайская мера длины, в эпоху Тан составляла около 30 см.] высотой…
Отправился я
в царство Чу в этой лодке простой.
Летит одинокий
мой парус с волной на ветру,
Глядишь, миновал
уже тысячу ли[6 - Ли – китайская мера длины, равная примерно 500 м.] ввечеру.
Прощальной пирушки
румянец сошел не вполне,
А я уже сирый
скиталец в чужой стороне.
Ты – в мыслях моих,
но все дальше уносит река,
Взгляну на зеленые
волны, все горше тоска…
Минуя гору Цзинмэнь, пишу в разлуке
Проплыл все ущелья,
осталось Цзинмэнь[7 - Цзинмэнь – букв. Врата царства Цзин (древнее название царства Чу), название двух гор на противоположных берегах Янцзы в округе Ичан, провинция Хубэй. С древних времен важный стратегический пункт на границе царств Шу и Чу.] мне пройти,
Родные края —
позади, царство Чу на пути.
Равнина открылась
глазам за пределами гор,
Река рассекает
бескрайний зеленый простор.
Луна проплывает
по ясному зеркалу вод,
Растут облака,
словно город небесный встает.
А рядом по-прежнему
воды родимой земли,
Меня провожают
на многие тысячи ли…
В Цзиньлине смотрю на Янцзы
С Тибета до моря —
Чанцзян[8 - Чанцзян – букв. длинная река, другое название Янцзы.] вьется тысячи ли,
Кружатся притоки,
как девять драконов вдали.
По землям срединным
бежит, заливая простор,
Кипучей стремниной
летит по ущельям меж гор.
Течет, где Династии
гибли одна за другой,
Где Уское царство
утратило прежний устой.
Но объединил Государь
земли все и народ.
Рекой полноводною
жизнь в Поднебесной течет.
И ныне Жэнь-гуну[9 - Жэнь-гун – принц княжества Жэнь; целый год ловил рыбу с приманкой из 50 волов и всё же поймал рыбину чудовищных размеров, «накормив всех, кто жил на восток от реки Чжэ и на север от гор Цанъу» (из Чжуанцзы)]
с удой возле синей воды
Гигантскую рыбу
ловить больше нету нужды.
В Цзиньлине на Западной башне под луной декламирую
Прохладно и тихо в осеннем Цзиньлине[10 - Цзиньлин – совр. Нанкин, пров. Цзянсу, «древняя столица шести династий»: царства У, позднее – династии Восточная Цзинь и Южных династий.],
тьма ночи сменила зарю,
Один поднимаюсь на башню и в дали
на Уские земли смотрю.
Сияет вода, в ней плывут облака,
набегая на город пустой,
Жемчужные росы, висящие в выси,
сочатся осенней луной.
И долго стою под луною, охвачен
глубокими думами, все ж
Так издавна было – того, кто поймет
твои мысли – не часто найдешь.
Но лучше не скажешь: «Сияет, чиста,
словно шелк отбеленный, вода…»
Однажды прочтя, эти строки Се Тяо
уже не забыть никогда.
Осенней ночью причалил у переправы Баньцяо, при луне в одиночестве пью вино, тоскуя по Се Тяо
Что там на небе?.. Ночные просторы пусты.
Яшмовый шнур – две звезды, что летят с высоты
Наискосок до старинных дворцовых руин,
Ярко сияют, во тьме озаряя Цзиньлин.
Древние воды как прежде светлы, словно шелк,
Чистый поток этой ночью холодной умолк,
Только струится сиянье закатной луны,
Отмели инеем утренним облечены.
С кем у Баньцяо напиться мне на берегу?
Древних поэтов, увы, я призвать не могу.
Славного друга Се Тяо[11 - Се Тяо (464—499 гг.) – прославленный поэт династии Южная Ци.] уже не вернуть…
Чарку пролью, горьким духом исполнится грудь.
В Цзиньлине на постоялом дворе оставляю на память провожающим
Закружится ивовый пух на ветру,
ароматом наполнит трактир…
Красавицы Уские цедят вино
и гостей зазывают на пир.
Гуляки Цзиньлина заходят проститься
со мной, ну и выпить вина,
И ехать пора, но никто не уходит,
и каждый пьет чашу до дна.
Скажите, друзья: вот река, что течет
на восток, но сравнятся ли с ней
Те чувства, что мы ощущаем, прощаясь,
ужели они не сильней?
Осенью в Янчжоу поднимаюсь на пагоду Силин
Взойду, и в лазурную высь воспарю от земли,
И взором окину четыре предела вдали.
Эфир изначальный – в вершине – основа основ,
Клубится извечный внизу океан облаков.
Небесный простор от ста тысяч вещей отделен,
Три Мира скрепляют ряды киноварных колонн.
На водах качается пагода в блеске златом,
И солнце восходит по балкам лучистым огнем.
И птицы слетают, касаясь жемчужных завес,
Заря по карнизам плывет, проливаясь с небес.
Мой взор провожает друзей по извивам дорог,
А сердце уносит под парусом легкий челнок.
Уже побелели катальпа с утуном от рос,
Желтеть мандарины с помело торопит мороз.
И кажется, что Седовласому[12 - Седовласый, будд. – о Будде, имевшем пучок седых волос между бровями – один из тридцати двух сакральных знаков на теле Будды.] стоит взглянуть,
Он вмиг озарит тьму миров и потерянный путь.
