Дмитрий Кузят "Канонарх"

Пётр прошёл в избу, разулся, повесив мокрые портянки поверх сапог, и открыл дверь в светлицу. Перекрестившись на красный угол, он поклонился хозяину и всем, кто был в комнате. Супруга хозяина суетилась возле печки, стряпая незатейливый ужин. Три девчушки с косичками играли в куклы на лавке возле сундука. В доме было тепло, сухо, со стола потягивало чем-то вкусным, от чего у Петра закружилась голова, и он присел на стоявший у стены огромный сундук.

– Ты не хворый случаем, странник? – подметил хозяин.

– Нет-нет, просто очень устал и промок. Иду издалека, – устало отвечал паломник.

– Давай тогда знакомиться, – расплылся в улыбке хозяин дома, – Я Иван, а это супруга моя Настасья. Вот, пополнение ждём со дня на день.

Анастасия поклонилась, прижав руку к груди и ласковым голоском промолвила:

– Присаживайтесь к столу, вечерять будем.

У Петра было ощущение, что он попал в рай на земле. Как же хорошо ему было сейчас, в доме у этих простых людей.

Видно, что жили они не очень-то уж и бедно, по сравнению с его семейством.

Изба новая, полы деревянные, печка недурная, да и хозяин видно, что мужик рукастый, деловой. Иван скомандовал и супруга с девочками все, как один выстроились около стола и смотрели на красный угол. Отец семейства прочитал молитву «Отче наш…", и все уселись за большой стол.

– Расскажи-ка нам, гость дорогой, – обратился к Петру хозяин, – Откуда путь держишь, где бывал, хаживал. Кого видел, да куда направляешься?

Странник, прихлёбывая щи и закусывая хлебом с луком начал свой рассказ.

Поведал он про Киево-Печерскую и Троице-Сергиеву Лавры, да и всё, что с ним приключилось в последние дни. Вспомнил он и старца Алексея, и эконома Вышинского отца Августина, да добрейшего батюшку отца Михаила, который подарил ему сокровище бесценное. Он потянулся рукой за пазуху и достал свёрток. Хозяева любопытно глядели на Петра, наблюдая, как тот бережно открывал завёрнутую вещицу. Когда он показал, что это резное Евангелие, работы какого-то великого мастера, Иван от удивления даже присвистнул. Они как по команде все перекрестились и попросили странника прочитать им из Писания, хотя бы главу. Пётр согласился. После окончания ужина, они выстроились возле икон, и будущий монах прочитал вслух главу из Святого Писания.

Пришло время, отходить ко сну. Хозяин постелил страннику на широкой лавке и пожелал хорошенько выспаться.

Пётр сразу же погрузился в глубокий сон, но среди ночи он проснулся от каких-то звуков. Ему казалось, что где-то вдалеке разговаривают люди, и вот он слышит:

– Настасьюшка, потерпи милая. Сейчас Лексевна прибежит, – раздавался голос Ивана.

– Ох, ой, ай, – слышался взволнованный голос Настасьи, – Не могу я больше.

Пётр приоткрыл глаза, и в это время на пороге появилась смешная тётка в полушубке, и с корзинкой обмотанной белым полотенцем.

– Ляксевна, скорее, воды отошли! – кричал хозяин.

– Всё, дальше мы сами, иди вон молись, папаша, – грозно приказала Лексевна, а Иван, повернувшись к иконам и, увидев, что гость проснулся, направился к нему.

– Петя, Божий ты человек. Помоги! Жена рожает. Давай помолимся. Ведь три девки уже, помолись, чтобы сына Господь дал.

Пётр улыбнулся, перекрестился и они, подойдя к иконам стали молиться. Молитвослова не было, но Пётр читал то, что знал на память. Канон покаянный, некоторые псалмы такие как пятидесятый и девяностый, Да Воскреснет Бог…, и ещё множество разных молитв, а в конце, он достал Евангелие и читал несколько глав вслух, пока Настасья не разрешилась от бремени. Раздался детский крик новорождённого, а Пётр и Иван часто крестились и ждали результата. Вышла Лексевна и, вытирая руки сказала:

– Девка у тебя, Иван! Как назовёшь?

Иван изменился в лице и, пятясь, присел на лавку.

– Как девка? – удивлённо спросил он, – Ведь мы уже и избу новую поставили, и опять?

– Радуйся, что здоровенькая и красивая вся в мать, – продолжала повитуха, – Нашёл, о чем печалиться.

– Так ведь четвёртая! Где же справедливость то? – обиженно ответил Иван.

Пётр, улыбаясь, подошёл к хозяину дома и, положив руку ему на плечо, сказал:

– Иван, ну что ты печалишься, дорогой? Какие твои годы, даст тебе Господь и сына. Жинка твоя здоровая, молодая, родит тебе казака.

– Благодари Бога за то, что есть и радуйся. Ему виднее, что нам потребно, ведь в жизни может произойти всё что угодно, – продолжал утешать Ивана странник.

Иван успокоился. Может со слов Петра, а может действительно предался воле Божьей, но когда Лексевна вынесла ему маленький свёрточек, на лице его промелькнула улыбка, и он нежно взял дочурку на руки.

– Да, ты и правда красавица, – воскликнул с восторгом Иван и попросил Петра придумать имя новорождённой.

– Божий человек, ты появился в моём доме в день рождения этой малютки, тебе и называть её, – радостно взывал довольный папаша.

Пётр задумчиво нахмурил брови, будто, что-то вспоминая и с умным видом проговорил:

– 9 ноября, память преподобной Матроны Цареградской.

– Так тому и быть. Аминь? – обрадовался Иван.

Лексевна забрала малышку и понесла кормить к Настасье, а счастливый супруг, подойдя к занавеске, заглянул внутрь.

Роженица лежала и кормила грудью маленькую Матрону. Увидев мужа, она ласково посмотрела на него и, улыбнувшись, дала понять, что ей надо отдохнуть.

Довольный папаша подошёл к печке, ласково поправил одеяло спящим на ней старшим дочуркам. Повернувшись к Петру, тихо сказал:

– Да, правда, твоя, гость дорогой. Смотрю вот на них и умиляюсь. Помощницы растут. Бог даст и богатыря родит мне Настасья, а если нет, воля Божья. Действительно… Разве можно тут огорчаться, у некоторых вообще нет деток, а уж как они скорбят, да завистливо смотрят.

На улице уже светало. Хозяин предложил страннику кипятку с вареньем, а Пётр засобирался в дальний путь. До дома оставалось совсем не много, за день он хотел уже преодолеть это расстояние и ночевать у родителей. Помолившись перед образами, он низко поклонился хозяину дома и стал прощаться:

– Благодарю тебя, мил человек за хлеб соль, за ночлег! Благословенье и милость Божья пусть всегда пребудут в доме твоём. Дай Бог здоровья роженице и Матронушке. Ну вот, почти кумовья мы теперь. Буду молиться за вас.

– Петя, любушка, может, остался бы ещё на денёк? Уж больно уютный ты человек. Вот появился ты и радость в доме явилась, -уговаривал гостя загрустивший Иван.

– Пора, пора мне, дорогой! Надо к родителям, а там уже и снова в путь дорогу, – ответил странник и, поклонившись, направился к выходу.

Холодный рассвет бодрил странника, туман белой пеленой окутал деревню и на лужах появился первый ледок. Сверху, сквозь тучи и пелену белого молока, прорывались солнечные лучи, радуя чирикающих птиц. Вновь запетляла грязная дорога, то переходя в лесную просеку, то перекатываясь по чёрным полям. Пётр затянул свою привычную молитвенную песню, и на сердце от этого сделалось тепло. Радовался он всему, что с ним происходило, снова и снова благодаря Сердцеведца Господа, усмотряющего движения его сердца и подавая жизненные примеры. Весь день шёл он по знакомым местам, и уже виднелась вдали родная Покровская церковь.

Зимовка

Родные уж и не чаяли увидеть Петра живым, но спустя несколько месяцев он всё же перешагнул порог родительского дома. Всё было по-прежнему, да только показалось ему, что родители сильно постарели. На слезах мама, как всегда, молчалив отец, лишь иногда бубня свои причитания. Жалко было покидать сыну престарелых родителей, но надо было исполнить обет и благословение. Решил Пётр перезимовать, а по весне уже идти на Вышу.

В один из солнечных дней, которые редко бывают в ноябре, решил Пётр с отцом и братом перекрыть крышу.

– Пока сухая погода, надо бы успеть до дождей и морозов, -начал говорить Пётр отцу.

– Надо бы! Ты скажи, когда покинешь то нас? – искоса смотрел отец на старшего сына и будто ждал подвоха, – А то живём не знаем ничего, какие там мысли у тебя в голове роятся.

– Думаю по весне, а там как Бог даст. Батя, не думай, я в обузу не буду.

– Дурья башка. Ды разве, я об этом думаю? Обуза, – Фёдор Романович сплюнул и начал сыпать курам, – Цыпа-цыпа-цыпа.

– Прости, бать. Не хотел, обидеть, – разводя руки в стороны, умолял сын отца.

– Ну, ладно. Будя, будя. Давай-ка за лошадкой сходим, солому надо привезти от Палыча.

Дело у мужиков спорилось, работа кипела. С раннего утра трудились они и старались дотемна успеть закончить кровлю. Грязные, уставшие, но довольные работой сидели отец с сыновьями на скамейке прислонившись к дому.