Дмитрий Кузят "Канонарх"

– Пить, дайте пить! – еле слышно, через боль промолвил он.

Пётр достал военную фляжку и, смочив водой платок, смазал губы умирающего страдальца.

Переводя дыханье, мужчина начал просить Петра принять его последнюю исповедь.

– Прими, добрый человек исповедь мою. Очень надо мне уйти без этого груза, – тяжело выговаривал слова бедняга.

– Я ведь монах. В прошлом монах, а пред Богом то ведь всегда им был, да только забыл я о своих обетах, – переводя дыханье и глотая воздух, продолжал умирающий монах.

– Ушёл я в мир, обиделся на игумена из-за пустячного дела. Возгордился, как же, образование, воспитание, а меня отхожее место выгребать поставили. Так и ушёл. Бросил параман с крестом на стол игумену и пошёл домой. Он мне в дорогу кричал чтобы, вернулся, даже на колени встал передо мной, а я был непреклонен. Дверью хлопнул и был таков. Дома обрадовались моему приезду, как же, не было целых 5 лет. За это время я и монахом успел стать, но и возгордиться успел. Жизнь понеслась весёлая. Враг рода человеческого радовался тому, что покинул я обитель и всё давал мне к познанию греха. Начал пить, гулять, играть в карты. Денег всегда было много, откуда и сам не знаю, вернее, знаю и догадываюсь сейчас, то был выкуп за мою душу. Потом решили родители меня женить.

Умирающий инок, тяжело говорил и время от времени просил смочить водой ссохшиеся губы.

– Женили, девушка хорошая была, красивая, только мне-то она и не нужны была, мне всего хватало и женщины каких только захочу. Сказано, сделано, венчались, потом Господь и ребёночка послал. Да вскоре умер первенец мой, только сейчас понимаю, что всему я виной. Супруга молодая с ума сошла, а я со страшной силой стал гулять да упиваться вином, не выходя из трактиров и борделей. Прости меня, Боже Милосердный, ты же видишь мое сердце, не хотел я так, не хотел.

Монах зарыдал, но от боли и содрогания груди полилась изо рта кровь, и он на время умолк. Пётр многое повидавший на войне пришёл в ужас от всего происходящего и едва мог переварить в уме то, чем делился с ним умирающий.

– Тяжко мне, – открыв глаза продолжил бедняга, – Умираю я. Так вот, ехал я в Церковь, хотел покаяться местному батюшке, да посоветоваться. Знакомец он мой, отец Михаил, благословлял меня в свое время в монастырь. Да вот, настигла меня, обогнала косая. Ты уж сходи до него, в село, здесь не далеко уже. Расскажи ему всё, всё как есть.

У окровавленного мужчины средних лет, наполовину придавленного лошадью, началась предсмертная агония. Он уже бредил и звал Петра, хватая за одежду. Пытался надышаться, глотая воздух, но сломанные ребра, которые видимо, проткнули лёгкие, не давали ему этого сделать.

– Моё имя Макарий, монах Макарий, отпусти мне грехи мои, прости, помоги мне, – на последнем издыхании промолвил Макарий.

Пётр, не был священником, потому только и мог сказать со скорбью:

– Отпускаются тебе грехи твои, во имя Отца и Сына и Святого духа!

Как только проговорил он эти слова и перекрестил умирающего, монах сделал три последних вздоха, как бы приподнялся, вдруг замер и вытянувшись испустил дух. Пётр рукой закрыл его смотрящие в вечность глаза и заплакал. Ему было жалко этого бедного человека, которого он по роковому стечению обстоятельств, встретил и принял последнюю исповедь. Пётр понимал, что неспроста Господь устроил эту встречу. Это как напоминание ему как знак Божественной любви к нему и к умершему монаху Макарию, который сподобился излить последнюю исповедь будущему священнику.

Придя не много в себя, Пётр накрыл тела погибших нашедшей одеждой из тарантаса и побрел искать отца Михаила, о котором ему рассказал умирающий. За пригорком показалось село, и блеснул купол Церквушки.

– Ну вот, наверное, здесь, – прошептал уставший путник и зашагал к храму.

На Церковной двери висел замок, а около домика брехала привязанная собака.

– Есть, кто живой? – окликнул Пётр.

За дверью дома, что-то щёлкнуло, и показалась фигура крупного, бородатого мужчины.

– Кто таков? Чего хотел? – спросил Петра бородатый хозяин.

– Мне нужен отец Михаил, – ответил Пётр.

– А на кой он тебе сдался? – продолжал интересоваться бородатый.

– Дело есть срочное, весточка у меня для него, – сказал Пётр и посмотрел на заходящее солнце.

– Сейчас подойду, я отец Михаил, – ответил батюшка и пошёл к калитке, чтобы впустить Петра.

Пётр рассказал отцу Михаилу, всё, что увидел, что услышал и добавил:

– Отче, уже смеркается, если тела не заберём, хищники растерзают.

Отец Михаил запряг лошадь, и они вместе поехали к оврагу. Пока ехали, батюшка расспросил странника, кто он, откуда и куда путь держит. Пётр рассказал священнику всё без утайки, да и нечего было скрывать.

– Да, Божий промысел это, Петя! Так и не придумаешь, идёт человек, паломник, и тут такое. В голове не укладывается. – удивлялся отец Михаил и добавил, – Всё неспроста.

Подъехав к оврагу, они вытащили бездыханные тела наверх, собрали кое-какие вещи и, погрузив на телегу, поехали в село.

От печали к радости

Отец Михаил оказался добродушным сельским священником, служивший раньше в городе, но за какую-то провинность был сослан на дальний приход. Пётр прожил у него пару дней, пока тот управился с извещением родителей умершего барского сына. Отпев беднягу, отец Михаил отправил гроб с покойным на его родину с приехавшим экипажем. Скорбел батюшка о погибшем монахе Макарие. Много лет назад на одном из Лаврских праздников они познакомились, и стали часто общаться. Юный барин уверовал и настолько прикипел к Церкви, что решил посвятить себя Богу в монашеском чине. Отец Михаил долго отговаривал его, но видя упрямство, благословил раба Божьего. Так и вышло, слова батюшки стали пророческими относительно его дальнейшей жизни. После пяти лет монашеских подвигов, возгордился отец Макарий и ушёл из обители. Ну, а дальше всё, как в исповеди заблудшего монаха.

Помолились, поскорбели, а делать было нечего, таков был промысел Божий.

Пётр поделился и рассказал отцу Михаилу свою историю жизни. Слушая повествование странника, отец Михаил удивлялся всё тому же Божественному промыслу и действию Святого Духа в путях благих и верных. На прощанье, отец Михаил достал из тумбочки под красным углом вещицу, аккуратно завёрнутую в льняную ткань. Перед глазами Петра лежало не большое, дорожное или требное Евангелие, в деревянном окладе, с вырезанными иконочками Христа и апостолов евангелистов, а также украшенными разноцветными камешками. Вещь была безумно дорогая. Отец Михаил с жалостливым лицом передал подарок Петру, и грустным голосом сказал:

– Вот, возьми! Евангелие это для меня очень дорого. Мне его подарил в свое время мой духовный отец, архимандрит Поликарп. Теперь же, возьми сию драгоценность и поминай отца Поликарпа об упокоении, и меня грешника, пока во здравии.

Пётр хотел было возразить, что не готов принять такой подарок, но батюшка перебил его и добавил:

– Ты знаешь, Господь просто так ничего не делает. В дом ко мне ты неслучайно попал, да и дело неслыханное сотворил о тебе Господь. Будешь служить, молись и вспоминай нас. Видимо, очень уж угоден ты, Вседержителю.

Петру ничего не оставалось, как только поклониться и с благодарностью попросить молитв. Взяв дорогой подарок, Пётр медленно перекрестился, поцеловал Евангелие и, завернув, засунул его за пазуху. Он сложил руки для благословения и произнёс:

– Благослови отче, в дорогу и не откажи в молитвах обо мне грешном. Как бы мне самому не впасть в искушение.

Отец Михаил ласково посмотрел на будущего монаха и, перекрестив, возгласил:

– Благословение Господне на тя, всегда ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Они обнялись и Пётр, выйдя из дома, снова двинулся в дальний путь.

Всё происходившее с путешественником только укрепляло его в намерении исполнить задуманное и уже имевшее благословение. Сильный духом, закалённый в боях, он твёрдо переносил все невзгоды и потрясения, происходившие с ним на нелегком пути.

Теперь с ним был дар доброго пастыря, отца Михаила. Святое Евангелие, которое Пётр всегда хранил на груди, было для него великим утешением. Останавливаясь на пути, чтобы отдохнуть, он доставал своё сокровище и читал благодаря Бога. В его обычное молитвенное правило теперь входило обязательное прочтение одной главы Евангелия. С таким настроением и молитвой, легко шествовал наш странник и подходил к родному селению. На дворе стояла поздняя осень, чернозёмные поля расползлись под небесными хлябями и затрудняли путь. Холодный ветер с изморозью уже пробирал до нитки и заставлял Петра идти быстрее. Спать под открытым небом становилось зябко, потому странник старался достичь какого-нибудь селения и попроситься на ночь.

Вечерело. За горизонтом показались соломенные крыши деревенских домов, с тянувшимися ленточками печного дыма. Пётр обрадовался и, перекрестившись, зашагал к первому дому. Подойдя к избе, он постучался, окликнув хозяев:

– Есть кто?

Из дома послышался голос мужчины:

– Кого надо? Сейчас выйду.

Дверь щёлкнула засовом, и на пороге показался щупленький мужичок лет тридцати пяти, одетый в белугу и широкие штаны.

– В такую погоду все дома сидят, щи лопают, – улыбаясь, ворчал хозяин.

Промокший насквозь странник улыбнулся и жалостливо протянул:

– Ага, от щей, я бы сейчас точно не отказался.

– Ты откуда такой? Вымок весь… Заходи, – осторожно, но ласково спросил мужчина.