– Хочу, чтобы ты снял его прямо сейчас!
– Сейчас – но что я буду делать без свитера?
– О, мы найдем чем заняться!
* * *
Новый год, как всегда, начался в ноябре: так решили владельцы ресторанов и магазинов. Опутанный лианами из фонариков и еловой хвои, город потерял счет времени и пустился во все тяжкие нескончаемых распродаж. Праздничное настроение отпускалось заранее, в кредит. Люди шныряли возбужденные, как с температурой.
На этом фоне радость Вадима не казалась из ряда вон выходящей: он, наконец, нашел инвестора, и не одного. Первым был лысоватый владелец молокозавода в Подмосковье. Веривший в мировой заговор и строительство пришельцами пирамид, он скучал среди своих молочниц и жаждал вложиться во что-нибудь прогрессивное, что однажды завоюет мир. Колеблясь между крионикой и гомеопатией, он, в конечном счете, выбрал третий вариант – мобильное приложение, предложенное Вадимом.
Второй инвестор был сухопарый петербуржец лет пятидесяти пяти. Он поднялся на торговле импортными фруктами и овощами, ввозимыми через балтийские порты. Затем пилил лес, владел бензоколонками, но в памяти навсегда остался красный диплом программиста Ленинградского Политеха, положенный в стол, и недописанная диссертация. Поэтому инвестиции в IT пришлись ему по душе.
Но то, что внесли первые два инвестора, было мелочью в сравнении с суммой, которую предложил Вадиму Георгий Валентинович Смирнов.
– Дочь не просила меня это делать, – сказал он сухо, – но поскольку, как я понял, у вас с ней все серьезно – у меня тоже все серьезно. Это, если хочешь, гарантии – и я жду таких же гарантий от тебя.
Сегодня Вадим пригласил Лизу в ресторан, чтобы выполнить свою часть сделки. Под треньканье радостной рождественской мелодии, гул голосов и ксилофоновый звон посуды, Вадим волновался: «Лишь бы все не сорвалось», – в Лизе он никогда до конца не был уверен.
Он и в себе не был уверен, но у него не было выбора. Полцарства за принцессу.
И Вадим веселился – он вел себя так, будто бы высота уже взята, – восторженно и немного безумно. Безумие необходимо было ему, чтобы решиться.
Лиза ничего не ожидала. Она была голодна. Невозможно долго не несли заказанное блюдо. Невозможно долго тянулся этот роман с человеком, не имевшим предложить ничего, кроме неопределенности. Воодушевляющее чувство легкого аппетита перерастало в утробный голод, недобрую страсть. Ее чувство к Вадиму теряло лепестки нежности и обрастало шипами. Спонтанные интимные встречи не утоляли голода. Не в силах уйти, Лиза готова была повысить ставки.
Она не знала, что отец уже сделал ход за нее. Если бы знала, – она, может быть, попросила отца дать Вадиму денег, чтобы тот уехал из города. Нужно было, чтобы кто-нибудь спрятал сигаретную пачку, когда не хватает силы воли бросить курить. А так:
– Мы стали редко видеться в последнее время.
– Да, извини, – их беседы нынче не обходились без этих «извини», которые Лиза терпеть не могла: ей претила обязанность всякий раз извинять. – Было много работы.
«Твоя работа: ходить – осматривать воздушные замки – проверять, не растащили ли на облака, – думала Лиза. – Из моего замка ты сбежал пару месяцев назад. Интересно знать, что пригнало тебя обратно».
– Ты выглядишь счастливым! – Лиза широко, доброжелательно улыбнулась.
– Да, ты представляешь – я уже рассказывал тебе, – начал Вадим взахлеб, – рассказывал, что нашел инвесторов – целых двух! Теперь наш проект заживет! Прежде всего, мы сняли офис, здесь недалеко – на Чистых Прудах. Было столько возни: пришлось сделать ремонт – мы заказали дизайн у Лебедева…
«И начались растраты…»
– Но, кроме ремонта, надо было купить компьютеры, технику – этим всем мне пришлось заниматься.
– Ты же вроде хотел нанять фрилансеров?
– Да, их тоже найму! Но офис надо иметь хороший, презентабельный, иначе тебя не будут воспринимать всерьез.
«Иначе не получится красивого инстаграма». Инстаграм – именно по нему Лиза последнее время отслеживала жизнь Вадима. Он мог по нескольку дней ей ничего не писать, но как только в инстаграм выкладывалась новая фотка, в личку сразу же прилетало настойчивое требование лайков. Эти просьбы были того же рода, что и «извини» – нельзя было отказаться.
– Я думаю, это хорошее начало! – приободряюще произнесла Лиза. – Определенно, ты идешь в гору, – добавить еще сахара, чтобы стало приторно.
– Это да, – произнес сияющий Вадим, – но я хотел поговорить с тобой не о работе.
– А о чем же?
– О нас.
Лиза поежилась: такой разговор, в какую бы сторону он ни пошел, не предвещал ничего хорошего. Лиза хотела и не хотела этого разговора.
– О нас?
– Да, о нашем будущем.
«О будущем – да можно ли в наше время что-либо планировать больше, чем на полтора года вперед? Можно ли обещать будущее, им не владея?»
– Ты мне нравишься. Очень.
– Постой, но ведь «нравишься» – не то же самое, что «люблю»?
– Не перебивай. Это все лишь слова, выражения, а значение имеют только поступки, – он был сам на себя не похож, в этой роли ответственного, умудренного опытом мужчины. Это были лишь пробы на роль, и Лиза могла его не утвердить. – И я намерен поступить…
– Ты предлагаешь съехаться? – перехватила Лиза инициативу. Съехаться – это даже неплохо, это утолит ее голод, а что будет потом – Лиза предпочитала не загадывать на этот счет.
– Съехаться, да, – замялся Вадим, – но это… Понимаешь, в моей жизни сейчас такой замечательный период. Мой проект – он наконец развивается. Идея выстрелила, инвесторы нашлись!
– Но как я понимаю, предстоит еще немало работы.
– Да, но драйв – ты чувствуешь, какой драйв, когда все удается?! Это же… это же один шанс из ста! Единорог, – понимаешь?!
«Единороги не водятся в наших широтах».
– Я рада, что у тебя все получается.
– А я как рад – ты не представляешь! Новый офис, новые люди, новые возможности…
«Ну вот, он уже говорит рекламными слоганами».
– Ты хочешь сказать, что сейчас у тебя будет столько работы, что нам с тобой придется повременить…?
– Да нет же – напротив! Я хочу все и сразу! Я хочу этот стартап – и чтобы он рос как на дрожжах. Чтобы мы каждый квартал удваивали обороты. Я хочу, чтобы о моей компании жужжал весь интернет. Чтобы каждый установил на смартфон мое мобильное приложение! Ты понимаешь, Лиза – что я не прогадал? И ты тоже как женщина не прогадала. Ты появилась в моей жизни в тот момент, когда у меня все пошло на ура. Ты пришла вовремя и стала символом этого успеха.
«Понятно, я талисман».
– Ты замечательная девушка – я всегда это ценил. Но время – оно тоже важно. В другое время, в другой период жизни, когда был спад, я бы не решился ни на что. Как бы хороша не была девушка, я бы не решился. Мужчины так устроены – им важен успех. Нет успеха, и они ни на кого не смотрят – им и на себя бывает противно смотреть. Но вот приходит успех, и все меняется. Все меняется в жизни настолько, что та девушка, о которой ты даже не мечтал, становится твоей.
– Мне казалось, я зашла в твою жизнь вперед этого успеха.
– Слушай, я ж не о том. Можно войти в жизнь человека и выйти из нее, ничего не получив. Когда человек не готов, так и происходит. Если люди не готовы к отношениям, они расстаются. Но у нас другой случай.
– Так значит, съезжаемся? – обнадеживающе спросила Лиза.
Это то, чем она была готова поступиться ради него – уединением и приятной тишиной. Или поступиться ради своей страсти – что для нее было одно и то же. Она любила свое одиночество и до времени лелеяла его, но за последние несколько месяцев страсть проделала в ней дыру, которую можно было закрыть только другим человеком. Не было прежнего спокойствия и той иллюзии целостности, которую она обрела несколько лет назад, покинув больницу. Она все еще могла распоряжаться собой, но весьма ограниченно: ей приходилось выбирать, какой предмет мебели бросить в камин, чтобы не замерзнуть. С Вадимом было холодно, очень холодно, и надо было прижаться очень близко к нему, чтобы согреться.
– Я думал над тем, чтобы съехаться – серьезно думал…
– Знаешь, а ведь об этом обычно думают вместе.
– Всегда есть один, который принимает решительное решение, – он так и сказал «решительное решение», но не стал выглядеть увереннее от этого. И тогда вновь потопил неуверенность в эйфории успеха. – Я думал, а потом сказал себе – к черту! Гражданские браки выбирают люди, сомневающиеся друг в друге и в завтрашнем дне. А я – я больше не сомневаюсь. У меня все получается по жизни, все идет хорошо!
– Ты не сомневаешься в себе?
– Нет. Больше – нет.
«Я тебе завидую».
– Я не какой-нибудь там неудачник, который должен бесконечно откладывать свои планы и надеяться на лучшие времена. Мои лучшие времена – вот они – уже наступили!
Он был похож на человека, дорвавшегося до новогодней распродажи. В азарте он не глядя бросал покупки в корзину, не думая об их важности и цене. Лиза заметила, как среди прочего, звякнув, в корзину упало обручальное кольцо.
– Я хочу предложить тебе стать моей женой, – теперь это кольцо Лиза видела перед собою.
Странно было ощущать себя вишенкой на торте, хотя это был и свадебный торт. Бриллианты недешево блестели чужими деньгами, время как в минуту опасности остановилось. «Это не навсегда», – говорил голод внутри Лизы. Только сейчас Лиза ощутила, насколько страсть измотала и ослабила ее. Насколько ничего не изменилось с первого раза, когда несколько лет назад она уже испытала это чувство к другому человеку. Насколько она азартный игрок – намного азартнее, чем Вадим. Насколько все это сильный наркотик. Ее пугала та бездна, в которой она может оказаться, если откажется сейчас. Гораздо меньше ее пугал брак с человеком, непригодным для брака. Лиза осознавала одно: от нее что-то требовали решать, но она не могла ничего решать, – ее воля была не свободна.
«Но кто из нас угодил в ловушку?»
Свадьбу, нешумную, но недешевую, сыграли в Москве, а на медовый месяц молодые отправились в Прагу, – но лишь потому, что Лиза сочла Париж банальностью. Все это время Лиза наблюдала Вадима, счастливого до вульгарности. Сама же она впала в состояние улыбчивой летаргии: казалось, этот «принц» не разбудил, а наоборот, усыпил ее. Просыпаться было тяжко, да она и не хотела.
Интернет разносил их сияющие фото, сделанные на фоне чешских замков, горгулий и готических витражей. Никто не сомневался в их счастье, кроме них самих.
* * *
Они поселились в квартире Лизы на Большой Декабрьской, так как Лиза не захотела переезжать. Вадиму, занятому своим проектом, в сущности все равно было, куда приходить ночевать. Он просыпался поздно, уходил в одиннадцать, а возвращался к полуночи. Повсюду его сопровождал телефон, в котором Лиза была лишь одним из чатов.
Если бы он работал, его резонно было бы отвлечь, но он лишь играл, и Лиза первое время не рисковала отнимать игрушку у ребенка.
Не умея устраивать скандалов, она оказалась абсолютно беспомощна в семейной жизни.
Вадим был предельно любезен с Лизой, всякое утро он кратко улыбался ей, но не улыбкой мужа, а официанта, – с нотками сервильности и равнодушия, и ускользал. Он стал скуп и осторожен в словах. Острые углы в общении сглаживал, так что невозможно было к нему придраться.
Им овладела безоглядная самоуверенность в делах, так что он перестал спрашивать у жены советов.
Лиза вскоре поняла, что этим браком приобрела мало. По меркам Вадима жене причиталось меньше, чем полагалось любовнице. И дело было не в подарках, которые не имели смысла, так как приобретались на деньги ее отца. Складывалось впечатление, что она сдала место на кровати слева от себя квартиранту. А сама, сама она – очутилась в роли учтивой горничной. Можно было, конечно, запустить дом – но едва ли он это заметит.
Впрочем, Лиза не хуже Вадима умела избегать неприятных разговоров. Она решила повременить и принялась за заброшенную было магистерскую диссертацию. Стала частым посетителем библиотек, театров и галерей.
В одну из таких галерей однажды заехал Вадим, чтобы забрать Лизу по дороге домой вечером, и в ее поисках долго блуждал по анфиладам залов, уставленных произведениями современного искусства.
Он остановился, чтобы перевести дух, у картины, чей провокационный примитивизм не мог ни привлечь его внимание. На картине был изображен летящий в небесной голубизне клин белокрылых фаллосов, а внизу была надпись: «Миграция на Восток».
– Интересно, что этим хотел сказать автор? – хулигански усмехнувшись, спросил Вадим стоявшую возле картины невысокую девушку, брюнетку с розовой прядью.
– Боюсь, этого мы не узнаем, – вздохнула она.
– А что, автор скрывается?
– Нет, разве вы не слышали – автор умер.
– Хм, я не знал. Я, честно говоря, вообще плохо разбираюсь в этом… искусстве. Кто, вот, например, это нарисовал? Анна Курт, – прочел Вадим на табличке, размещенной возле картины, – 1996 года рождения. Что она такая молодая-то умерла – от передоза что ли?
– Нет, вы не поняли. Анна Курт жива. Но автор умер.
– По законам постмодернизма, – добавила незаметно подошедшая Лиза.
– Я ничего не понимаю в этом, – небрежно бросил Вадим, поприветствовав жену поцелуем в щеку. – Я только могу признаться, что подобные шедевры сам рисовал в детском возрасте – бывало, в лифте, на парте или в кабинке туалета…
– Короче говоря, тайком, – заключила незнакомка.
– Как-то не хватало ума нарисовать это на большом полотне и выставить в галерее, – ответил Вадим.
– Времена были несвободные, – хихикнула девушка.
– Так что же, ты обвиняешь автора в воровстве сюжета? – засмеялась Лиза.
– А хотя бы и да, – загорелся Вадим.
– Ну, во-первых, постмодернист имеет право воровать у кого угодно сколько угодно – это называется цитирование, – возразила Лиза, – а во-вторых, автор же просто обыграл фольклорный сюжет! То, что ранее было анонимным творением народа, теперь обработано умелой рукой, доведено до ума, помещено на художественное полотно и в нужный контекст, и выставленное в картинной галерее, стало произведением искусства.
– По-моему, ты просто стебешься, – уязвленно произнес Вадим.
– По-моему, из этого выйдет отличная критическая статья, – заметила незнакомка.
– Кстати, это не единственная картина Анны на тему, есть же целый цикл…, – начала было Лиза.
– Боюсь представить, что на остальных, – перебил Вадим.
– Собственно, это диптих, – сказала девушка с розовой прядью, указывая на полотно. – Второе полотно представляет собой точную копию первого с одной лишь разницей – на нем должны быть оставлены следы от картечи. Но пока не придумала, где достать ружье, чтобы проделать все это.
– У моего отца должно быть ружье – в загородном доме, так что решаемо, – пообещала Лиза.
– Постой, так Анна Курт – это ты?! – воскликнул Вадим.
– Анна Короткова, если быть точной, – по-мужски резко протянула маленькую, с лакированными черными коготками руку девушка с янтарными глазами на смугловатом оливковом лице.
– А почему Курт? – спросил Вадим, аккуратно пожимая протянутую руку.
– Так короче.
* * *
Анна написала ему спустя несколько минут после того, как он добавил ее в друзья в фейсбуке:
