Младшие слегка испугались и прижались к маминым и няниным подолам.
– Я не дядя Серёжа! – не сдавался Сергей Иванович. – Я Дедушка Мороз. А ну, кому подарки?
Этого говорить не стоило. Подарки понадобились всем и одновременно. Даже малыши, сперва испугавшиеся странного тулупа и посоха, завизжали и бросились к месту раздачи. Дядя Серёжа мгновенно оказался парализован, и не то что подарки дарить – посох свой еле спас. Пришлось вмешаться Маше.
– Не все сразу, дети, – сказала она, – не все сразу. Первым подарок получит тот, кто… хорошо учится в школе.
Это несколько ослабило натиск. Не все гимназисты могли похвастаться отличными оценками. А малыши вообще обиделись.
– А я ещё не учу-у-усь! – заревела пятилетняя Наташенька. – А подарок хочу-у-у!
Маша присела к безутешной девочке, погладила её по голове и спросила:
– Но ты ведь будешь учиться?
Наташа закивала, как породистая лошадка.
– И на одни пятёрки?
– А я уже всё знаю! – вдруг сообщила Наташенька и бодро выпалила: – «Однаждывстудёнуюзимнююпору яизлесувышел былсильный мороз».
– Здорово! – сказала Маша. – А теперь, пожалуйста, для всех.
Она подхватила будущую отличницу и поставила её на стул. На сей раз девочка продекламировала стишок с выражением и почти до конца.
Может, и до конца добралась бы, но её перебил гимназист Ванечка.
– Эй! Другим тоже подарков хочется!
Упоминание о подарках вернуло Наташеньку с небес на землю. Вернее, со стула на пол, к подножию дяди Серёжи.
– Молодец, – сказал тот, запуская руку в недра мешка, – вот тебе подарок.
Он схватил первое, что попалось в рукавицу, и это, конечно же, оказалась очередная Наташина мечта – кукла с целой коробкой платьев разного фасона.
– А я петь могу! А я петь могу! – закричал воодушевлённый Ваня и, не дожидаясь команды, вскочил на стул.
В тот вечер Морозовы из гостей долго не могли уйти.
Каждый ребёнок требовал, чтобы его уложил спать лично Дед Мороз – даже те, кто в начале вечера признал в нём дядю Серёжу.
Сергей Иванович и сам ощущал себя сказочным волшебником, обладателем чудесного мешка. Так они и двинулись по пустынной улице: изящная маленькая женщина и мужчина в огромном тулупе.
– Ты у меня Дед Мороз, – сказала Маша, – а я, значит, баба Мороз.
Сергей Иванович только улыбнулся. Он вдруг почувствовал, как сильно устал за этот праздничный вечер.
Но дома лечь и отоспаться не удалось. Вся квартира Морозовых кишела охлями и птёрками.
– Всё доставлено в лучшем виде, лови!
Красная звёздочка взмыла вверх.
– Слушай, эта Машка такой визг подняла, я думала, окна вылетят…
Спланировала огромная жёлтая звезда.
– А Мишка, представляешь, коробку обнял и сидит. Минут десять сидел, потом ещё полчаса обёртку снимал. Думал уже не дождусь, пока распакует! Потом взял подаренную машину, поставил посреди комнаты и лёг рядом. Даже покатать не попробовал! Лежит любуется и улыбается. Ну я уж не стал ждать, сюда прибежал…
К потолку летит синяя звезда, переливаясь всеми оттенками – от голубого до фиолетового.
На этот раз, чтобы переждать звездопад и выслушать отчёты, семье Морозовых потребовалось больше часа.
Отстрелявшись звёздами, птёрки и охли уселись на краешек стола и начали преданно смотреть в глаза Маше.
– Что? – испугалась она.
– Какие будут указания?
Маша растерянно хлопала глазами.
– Ну, когда у нас следующая ёлка? Давайте готовиться! Может, костюмчик почистить, посох натереть? Кстати, Дед Мороз, а ты посохом-то пользоваться умеешь?
Дед Мороз, который ещё не привык отзываться на «Деда Мороза», только руками развёл.
– Ох… Ну просто беда с вами, людьми… Бестолковые… – пригорюнился Главный Птёрк и немедленно получил увесистый толчок под ребро от сидящей рядом охли.
– А чё я сказал? – возмутился он. – Я всё правильно сказал! А что, толковые, что ли? Ему посох в руки дали, а он им даже пользоваться не умеет!
– Погодите! – Сергею Ивановичу стало неудобно, что он не знает таких элементарных вещей. – А как посохом пользоваться?
– Как-как! – Главный Птёрк сохранял обиженный вид. – Опираться на него при ходьбе, вот как! Не знал, что ли?
Морозов не нашёл что ответить. Птёрк не стал дожидаться, пока Сергей Иванович придёт в себя, решительно поднялся на лапки:
– Ладно, мы пошли, зовите, если что…
И все птёрки с охлями опять, как в прошлый раз, мгновенно растаяли в воздухе.
– Маша, какая такая следующая ёлка, ты не знаешь? Мы же вроде не приглашены больше никуда… – спросил Сергей Иванович после паузы.
А Маша только загадочно улыбнулась.
Наутро Морозовы обнаружили у себя ещё пять приглашений на различные рождественские обеды. Слухи в этом городе распространяются мгновенно.
Летом 1914 года началась война, которую назвали Первой мировой
И сразу стало ясно, что война – это очень плохо и трудно. Дело даже не в том, что начались перебои с едой, отоплением, что многие мужчины ушли на фронт. Хуже всего, что многие мужчины с фронта не вернулись, погибли. Никогда ещё Россия не вела такой тяжёлой и кровопролитной войны.
Санкт-Петербург через месяц после начала войны переименовали в Петроград. Дело в том, что «Санкт-Петербург» – слово немецкое, а воевали как раз с немцами. Всё немецкое стало вражеским, даже рождественские ёлки были объявлены «вражеской затеей», то есть, проще говоря, запрещены.
Хотя Рождество продолжали праздновать. Даже на фронте солдатам раздавали подарки.
Но какой это праздник – без ёлки?
Рождество приближалось, но праздничного настроения всё не было. Да даже и не в ёлках дело – просто как-то нерадостно было. Совсем недалеко, в нескольких сотнях вёрст, в окопах мёрзли и погибали люди. Даже дети это чувствовали.
Петроград превратился в необыкновенно серый город. Серые люди шли по серым улицам, даже снег валил какой-то грязный. Должно быть, от копоти, которая непрерывно шла из труб заводов.
Морозова в действующую армию не призвали, в депо для него сейчас было дел по горло: поезда ремонтировали, обшивали бронёй и отправляли на германский фронт, чтобы вскоре вернулись они с пробоинами от пуль и снарядов.
Охли и птёрки несколько раз пытались привлечь внимание Деда Мороза, но тот только отмахивался – какой уж тут праздник. После службы Сергей Иванович наскоро пил чай и валился спать.
Но однажды на пороге дома его встретила целая толпа охлей и птёрков.
– Так, – сказал Главный Птёрк, бесстрашно заступая дорогу Морозову, – Рождество делать будем?
– Какое Рождество? – устало сказал Сергей Иванович. – Война. Не время для праздников.
– Ничего себе! – Из толпы выскочила совсем маленькая охля и стала рядом с Главным Птёрком. – А когда время для праздников? Когда и без них весело? Ничего себе!
– Отойдите, – попросил Морозов, – а то наступлю ненароком.
– А наступай! – сказал Главный Птёрк. – Если Рождества не будет, всё одно нам конец. – И он, грустно махнув хвостом, уселся на заснеженное крыльцо.
– Ничего себе! – сказала маленькая охля и села рядом.
Птёрки и охли, все как один напыжившиеся и надутые, стали заполнять крыльцо.
– Топчи, – Главный Птёрк сложил лапки на груди, – давай. Круши, громи, изничтожай! Ты ж Дед Мороз. А мы кто? Да никто! Может, нас и нет совсем.
А маленькая охля вдруг расплакалась. Сергей Иванович в смущении топтался, боясь наступить на кого-нибудь из малышей.
– Вставайте, – говорил он, – замёрзнете!
– И замёрзнем! – крикнула сквозь слёзы маленькая охля. – Тоже мне, Дед Мороз! Война ему… А дети?
– Вот именно! – зашумела сидячая манифестация. – О детях бы подумал! Им каково? Вообще никакой радости, а он тут… щёки надувает.
Морозов не выдержал и улыбнулся, потому что щёки надувал не он, а как раз охли и птёрки.
– Погодите, – сказал он, – будет Рождество. Только с делами управлюсь.
Главный Птёрк резко подскочил, за ним начали подниматься и остальные.
– С какими делами! Три дня всего осталось!
– Три дня? – охнул Сергей Иванович. – Я же желания не успею собрать!
– Спокойно! – крикнул кто-то из задних рядов. – Записочки-то вот они! Все тута!
– Надо бы разложить, – сказал другой голос, – только не на снегу ведь…
– А в кухне небось тепло, – сказала охля, которая только что заливалась горючими слезами, и очень натурально чихнула.
«Вот шельмы!» – подумал Морозов, запуская хвостато-рогатый табор в дом.
Над записочками пришлось сидеть два вечера подряд. На сей раз «небывалых» желаний набралось не в пример больше, чем в прошлом году. Чуть не каждый третий просил, чтобы война кончилась побыстрее. Морозов – то есть Дед Мороз – подолгу держал такие записочки в руке, мял их, даже дышал… Но всё равно возвращал в кучу без уверенности, что такое правильное желание сбудется.
Только одно из таких пожеланий удалось ему немного разморозить. Записка была написана быстрым, не совсем уже детским почерком: «Пусть война остановится. Если совсем нельзя – хотя бы на день. Хотя бы на маленьком участочке. Тогда все солдаты поймут, что мир – это здорово, и перестанут воевать совсем».
Сергей Иванович вдруг ясно представил себе немецкого и британского солдатов, которые сидят на бруствере и пьют пиво. А потом – играют в футбол.
Но все прочие просьбы о мире так и не ожили в его руках.
Много кто просил, чтобы папа вернулся. С этими было, кажется, проще. Во всяком случае, Сергею Ивановичу казалось, что он видит, как открывается дверь и чей-то папа, в шинели, с Георгиевским крестом, входит в комнату.
А потом начали попадаться просьбы, от которых Деда Мороза словно бы самого сковывало холодом. В первой такой записке он прочёл: «Дедушка Мороз! Моего папу убили на фронте. Ты же волшебник, сделай, пожалуйста, так, чтобы он был живой. Я буду хорошо-хорошо учиться и маму слушать, и папу, и даже Борьку, хоть он и задаётся, только оживи папу. Пожалуйста! Счастливого тебе Рождества! Оленька».
Сергей Иванович дочитал и растерянно оглядел своих маленьких ассистентов. Те сидели молча и честно таращились на него.
