Владимир Маркович Гринспон "Девяностые. Север. Повести"

Путешественник

Мои занятия спортом в школьные и студенческие годы были насыщены соревнованиями по различным видам. Я играл в баскетбол и футбол за свою школу, входил и в легкоатлетическую команду города – прыгал в высоту, метал диск и копьё, бегал 400 и 800 метров. Выступал в стрельбе, фехтовании.

Соревнования часто проходили в других городах и поездки приносили дополнительное удовольствие. Главными для меня видами спорта были плавание и водное поло. К десятому классу я уже был перворазрядником и чемпионом области. И это при отсутствии круглогодичных тренировок ввиду отсутствия повсеместно крытых бассейнов.

Школьный спорт в нашем небольшом городке (семьдесят тысяч населения всего-то) был развит неплохо. Например, когда наша легкоатлетическая команда (сборная небольшого районного центра) выехала на матчевую встречу со сборной столицы Молдавии, города Кишинев, мы проиграли им только один вид – бег на 800 метров. В остальных победили. В нашей команде были два мастера спорта по прыжкам в высоту, члены сборной команды Украины.

Сборные команды школьников Одесской области по плаванию и водному поло звезд на республиканской арене не хватали. Во всей области, даже в самой Одессе, не было ни одного зимнего плавательного бассейна! Но на соревнования мы выезжали регулярно. Были в Киеве, Днепропетровске, Херсоне.…Кроме соревнований среди школьников по линии Министерства образования, проводились турниры и в различных обществах.

Во время летних каникул после седьмого класса я попал в Киев на всесоюзную спартакиаду «Юных динамовцев». Выступал за Украину по плаванию и болел за земляков боксеров, легкоатлетов, баскетболистов. Впервые побывал в новеньком Дворце спорта на американском балете на льду и на огромном Центральном стадионе, на матче футбольного первенства страны между «Динамо» Киев и «Молдова» Кишинев (4:1). С тех пор, кстати, и до развала СССР болел за киевлян.

Вернувшись в Измаил, я встретил своего тренера Николая Федоровича из общества «Водник». Он пожалел, что я не успел вернуться из Киева к отъезду нашей команды на первенство «Водника» по плаванию и водному поло в Туапсе.

– Может, догонишь их? Соревнования только через неделю, а в заявку я тебя включил.

Ехать самому, да еще так далеко, мне было боязно. Но он меня уговорил. Я получил 200 рублей на дорогу, бросил в портфель плавки и шапочку. Мама дала мне пирожков, и вечером я уже отбыл поездом в Одессу. Это было в июле. В разгар летнего отпускного сезона в кассах вокзала на южных направлениях билетов не наблюдалось. Наблюдались только огромные очереди желающих уехать. Я, простояв безрезультатно весь день в очередях, на ночь отправился на скамейку в привокзальный сквер, положил под голову портфель и заснул. Долго поспать мне не дали два милиционера. Они долго удивлялись, что мои портфель и сандалии всё еще со мной, и рассказали, что в этом сквере грабят по несколько раз за ночь. Выслушав мою историю. Один из них сказал, что ждать билетов на поезд бесполезно и посоветовал съездить в аэропорт. Тогда самолет еще не был популярным средством транспорта, и в аэропорту было малолюдно.

В Туапсе аэродрома не было и мне посоветовали лететь куда-нибудь поближе. Ближайшие билеты, на послезавтра были до Краснодара. Географию я знал хорошо и согласился, тем более что мне разрешили провести две ночи до отлета в зале ожидания на мягких креслах. Повезло! И мягче садовой скамейки и безопасно. Летел я на ИЛ-14, довольно удобном 25-местном самолете.

В Краснодаре выяснилось, что до Туапсе надо добираться автобусом. Ходит он раз в сутки. Отправляется от базарной площади в 8 утра. Я взял билет и поинтересовался видами на ночлег. Оказалось, что на этой же площади находится прекрасный дом колхозника, где за 30 копеек я получил роскошную койку.

Междугородний автобус в ту пору был спереди похож на грузовик с выдающимся вперед мотором, но вместо кузова, сзади, был приделан салон с окнами и двумя дверями – для водителя и для пассажиров. Пассажирскую водитель открывал специальной рукояткой возле его сидения с длинной металлической штангой до двери.

Дорога через Кавказские перевалы была очень живописной, проходила серпантином по склонам гор и ущельям. На этом её плюсы заканчивались. Об асфальтовом покрытии в этих горах тогда еще не слыхали. Грунтовая дорога кое-где была подсыпана гравием, а на большем своём протяжении представляла собой девственную горную тропу для конных или ослиных повозок. Прямые участки на ней редко составляли две длины автобуса, и водителю приходилось крутить баранку и переключать скорости постоянно. Ехали мы целый день со многими остановками. Одна из них была получасовая в каком-то горном ауле. Там я впервые услышал слово «хинкали» и узнал, что это наши пельмени только с большим количеством травы в фарше. Я умял две порции. Запил мацони-местным кефиром. Трапеза обошлась копеек в сорок.

Этот аул оказался наивысшей точкой нашего маршрута и часа через три мы, обгоняя в ущельях пассажирский поезд, на который не взять билета, выехали на берег ярко синего моря. Еще полчаса и я отыскал пристанище нашей команды и рассказывал наставникам о своём вояже.

Абитуриенты

Школу я закончил с серебряной медалью, с одной четверкой по русскому языку. Пришла пора определяться в жизни. Нас в выпускном классе было четверо друзей. Все занимались спортом, неплохо учились и после окончания школы не мыслили другой судьбы, как получить Высшее образование и всю оставшуюся жизнь заниматься творческой, руководящей, в общем, не рядовой деятельностью.

Моей мечтой сначала было летное военное училище. Но постепенно тяга к армейской жизни, хоть и в летчиках, прошла. Причиной этому в немалой степени был эпизод с ребятами из нашего двора, что поступали в Ейское летное училище на год раньше. Они вернулись со вступительных экзаменов подозрительно рано. Но потом рассказали. Один сразу не прошел медкомиссию, а она в летных училищах беспощадно строга, а двое прошли и уже сдавали экзамены, которые после прохождения медкомиссии были пустой формальностью. После отсева по состоянию здоровья соискателей курсантских погонов оставалось чуть ли не меньше, чем мест на курсе. Все благополучно получали хорошие баллы.

Но тут в училище произошло страшное ЧП – на взлетной полосе столкнулись два самолета с курсантами выпускниками. Похороны, родственники, плачь, маленькие гробики куда поместили, что осталось от разбившихся и сгоревших… В приемную комиссию выстроилась очередь поступающих с целью забрать документы и поискать счастья на гражданке. Документы не отдавали, где было набирать еще людей с отменным здоровьем!? Наши друзья решили свою судьбу ночью, перемахнув через забор училища. После этого печального рассказа желание идти в авиаторы как-то рассосалось.

Следующей моей мечтой было посвятить себя любимому спорту как тренеру, преподавателю. Тут уж были против мои родители, преподаватели школы, знакомые, близкая и далекая родня. У тебя, Вова, способности к математике, серебряная медаль, а ты хочешь стать учителем физкультуры! Что это за профессия!? Так все скопом и отговорили. Долго я потом об этом жалел, потому что спорт я любил и считал, что уже неплохо в нем разбирался. Сейчас, конечно, я понимаю, какой была бы моя жизнь в этом случае, многие реализованные в жизни возможности наверняка мне были бы не доступны.

Ну и мнение друзей, а поступать мы собирались только вместе, было далеко не последним. Решили не ехать в столицы – Москву, Киев, справедливо решив, что диплом он и в Африке диплом, неважно из какого ВУЗа. А выбрали Одесский политехнический институт. Во – первых близко от дома, во – вторых дешевле доехать и легче, потом приезжать на каникулы, в – третьих у меня там работал на физкультурной кафедре тренер юношеской сборной Одесской области по водному поло. А я за нее уже три года играл. Тренер, фамилия у него была запоминающаяся – Кусаев, настойчиво звал меня в свой ВУЗ.

Специальность выбрали тогда модную и загадочно звучащую – радиоэлектроника. Никто толком не знал, что это такое, но оказалось, что конкурс на нее самый большой – 8 человек на место. А, например, на теплофак конкурс был 2 человека, так что после отсева на первом экзамене, всем уже двоек не ставили.

Мы приехали за несколько дней до первого экзамена. Получили в приемной комиссии карточку абитуриента, и пошли селиться. Нам дали по раскладушке в спортзале близлежащей школы на пятом, последнем этаже. Всего в зал поместилось 90 раскладушек. Лето в том 1962 году было жарким. Температура доходила до 42 градусов, а крыша над спортзалом была плоской и покрыта черным гудроном. Огромные окна были открыты, но от жары это не спасало, а только ночью манило стаи комаров, которые допивали оставшуюся в наших потных телах кровь после насосавшихся ею клопов огромными стаями наползавших по ночам на раскладушки.

Днём мы готовились к очередному экзамену, их было пять, иногда выходя поесть мороженного на открытой веранде в ближайшем переулке. К тремстам граммам мороженного брали бутылку охлажденного до ледяной шуги лимонада. После такого охлаждения часа два можно было учиться спокойно, а маленький Ваня Туркин, мастер спорта по штанге в суперлегком весе (до 52 кг.), даже дрожал от холода и чуть синел. Одуревшие от жары редкие прохожие даже шарахались от его вида в сторону, жались к стене и долго недоуменно смотрели ему в след.

Подготовка шла полным ходом, только частенько по ночам приходилось успокаивать не в меру разошедшихся членов большой грузинской диаспоры, желавших веселья и кипевших неистраченной молодой энергией. Поступать в институт они поехали только из желания вырваться из-под домашней опеки и месяц насладиться прелестями курортного города на родительские деньги. Помню зычный клич часов в 12 ночи:

– Подъём! Грузин пришел, гулять будем.

Приходилось большинству, желающему, спать их утихомиривать. По утрам часть абитуриентов замазывала синяки зеленкой, а часть бегала через дорогу снимать с крыши дома напротив свои подушки, перелетевшие во время ночных боёв сквозь открытые окна через улицу.

Экзамены мы сдавали с переменным успехом и непредсказуемыми оценками. Например, написав практически одинаковые сочинения, проверив несколько раз ошибки у себя и у друзей, мы получили разные оценки: я – тройку!? Мои друзья 4 и 5. Я получше сдал физику и иностранный. Не было проблем с математикой. К финишу мы подошли примерно с равными баллами на границе проходного балла на нашу «редкую» специальность.

Тренер Кусаев посоветовал судьбу не искушать.

– Какая вам разница, на какую специальность идти, диплом есть диплом, и звание инженера на любой получите. Несите свои документы на специальность «Киноаппаратура». Там вы точно пройдете. Ну а если электроника для вас так уж важна, переведетесь внутри ВУЗа после первого курса. Мы с другом Валерой, коллегой по водному поло, так и сделали, а легкоатлеты, Вадим и Вовка пошли один на электротехнический, другой на теплотехнический факультеты. Поступили в итоге все.

Студенческое братство

Время учебы в институте, а это шесть с половиной лет жизни, для меня осталось самым счастливым.

Воспоминания о нем всегда вызывают в душе ощущение легкости, какой – то уверенности в бескрайности жизни, в то, что вся она может состоять только из хороших, отличных и превосходных событий. Все же мелкие неудобства, как-то временное отсутствие денег, завал на экзамене или спортивная травма, есть трудности временные, не заслоняющие общего счастливого фона. А уж в самые радостные моменты, такие например, как сдача последнего экзамена летней сессии с двумя месяцами каникул впереди, помнятся душевным подъёмом и желанием сотворить какое-нибудь безрассудство.

Колхоз

Повторюсь. Группа наша была очень дружна. Проявилось это исподволь в первый выезд на сельхоз работы на первом курсе. Все студенты Москвы и Средней полосы России ездили каждую осень на картошку. Одесские студенты выезжали на помидоры, виноград, дыни и арбузы. Это были полтора месяца хорошего посильного труда на свежем воздухе, добротной кормежки и веселого «свободного времени». Заработать какие-то деньги было нереально, весь заработок шел на оплату нашего питания. Кто зарабатывал меньше, чем съедал, того совхоз «прощал», да мы и не очень стремились заработать. Норму по сбору помидоров у нас выполняла только одна Нюся Бойченко, сельская жительница, привыкшая к такой работе. Выйдя утром в поле, она принимала соответствующую сборщику помидоров позу, и распрямлялась только на время обеда. Она легко набирала две нормы, и уехала с полевых работ, имея хороший «приварок» к стипендии.

Жили мы по три – четыре человека по хатам у местных жителей. Вечерами собирались на площадке в центре села, у клуба. Клуб не работал, но мы своими силами организовали танцы под переносной магнитофон и под нашу музыку. Я играл на гитаре, Вовка Гриценко на баяне. Пели мы самые модные тогда песни и кое-что из «народно-дворового» репертуара. На первом курсе жили мы в селе Петродолина. Помню, как переделали песню о ковбоях и прекрасной девушке Каролине, на местный лад. Вместо первых слов: «В нашей большой долине девчат красивых, как цветов не счесть…» мы пели: «В нашей Петродолине…». Успех у местных красавиц был полный. С хлопцами были небольшие разногласия, но видя в нашем коллективе Валерика Исаева – перворазрядника по боксу в тяжелом весе, местные парни больше стремились улаживать всё миром, принося из дому своё вино.

Из 25 членов группы всего семеро представляли «слабый пол». Поэтому сразу наметился дефицит предложения при избытке спроса. Были у нас и женатые парни, но всего двое. Остальные, как говорится, были в свободном поиске. Из девчонок самая симпатичная гимнастка – перворазрядница, чемпионка Молдавии Таня, сразу объявила, что у нее есть жених и она готовится к замужеству. Круг свободных вакансий сужался. Из этого круга как-то сама собой выпадала Нюся (так она сама себя называла, как в семье переделали имя Аня) – чемпионка не только по сбору помидоров, но еще и по толканию ядра в пределах области. К ней по габаритам мог бы еще как-то подойти наш боксер – тяжеловес, но ему с самого начала приглянулась Валюша из Ялты. За ней, правда, начал ухаживать Витя из Ухты. Это Столица Республики Коми. Мы его так и называли – комик из АССР. Но Валера договорился с Витей, презентовал ему бутылку крепленого вина «Оксамыт Украины», и Витя пошел навстречу товарищу. Пошел он, правда, недалеко. Его «обворожила» Наташа из Черкасс.

Позже, на третьем и четвертом курсах, мы играли несколько студенческих свадеб. Эти, сложившиеся в первые дни нашего знакомства, пары были в числе счастливых молодоженов. Историю о том, как Валера «отбил» Валю у Вити мы рассказали ей только на второй день после свадьбы. Обошлось без битья посуды и крупных обид.

На старших курсах мы ездили в колхоз уже в качестве наставников первокурсников. С нами не посылали даже преподавателей, полностью доверяя нам процесс помощи сельскому населению.

Положение руководителей нас полностью устраивало. Мы, старшие, определив бригады первокурсников на бесперспективные с точки зрения заработка полевые работы, брали себе необременительные, но с высоким наполнением трудоднями, работы. Была при социализме такая форма зарплаты у колхозников – трудодень. Например, за целый день сбора винограда засчитывали один трудодень, это еще, если выполнишь норму. Этого как раз хватало закрыть затраты на кормление студента.

А такая должность как грузчик давала два трудодня в день. На эту «трудную и ответственную» должность мы определяли того из старших, кто хотел отдохнуть и попить продукции местного винзавода. Технология была следующей. Грузчик усаживался в кабину грузового ЗИЛа – самосвала рядом с водителем и выезжал на виноградник. Там машину с нетерпением ждали трудолюбивые первокурсники с наполненными виноградом плетеными корзинами. Они шустро бросались к машине и опорожняли корзины в кузов, им срочно была нужна пустая тара для продолжения сбора даров природы и выполнения дневной нормы. Грузчик мог наблюдать за этим процессом из кабины, мог выйти и размяться. Далее шла самая сложная часть обязанностей. Самосвал подъезжал к воротам винзавода, километрах в 10–15 от места сбора. Машина заезжала внутрь на разгрузку. Как разгружается самосвал и какая роль грузчика в этом процессе вы должны догадываться. Старик сторож при въезде сразу говорил, что нам внутри завода делать нечего и у него всё есть в будке. И правда, в его распоряжении находилось два пятилитровых чайника. В одном был розовый портвейн, в другом белый крепленый вермут. Сухого вина сторож не держал, называя его кислятиной. Рядом лежал каравай крестьянского хлеба и несколько ломтей брынзы. Наливал он дары родного предприятия в алюминиевую полулитровую кружку. Обычно грузчику хотелось попробовать и того и другого. Так что после одного, максимум двух, рейсов место грузчика занимал следующий «дегустатор».

Были работы и по четыре трудодня за смену. Но там надо было действительно вкалывать! Однажды мы вчетвером подрядились готовить и отгружать зерно на посадку озимой пшеницы. Мы брали зерно из огромной горы посредине амбара и большими двуручными совками засыпали его в механизм протравливания, где зерно смешивалось во вращающемся барабане с химреагентом в виде розового порошка с ядовитым запахом дуста. После этого протравленным от вредителей семенным зерном мы наполняли пятидесятикилограммовые мешки и грузили их в, курсирующий между нами и сеялками в поле, грузовик. Грузовики ходили часто, и расслабляться было некогда.

Но всё же иногда можно было пяток минут отдохнуть. Во время короткого отдыха мы успевали съесть припасенный арбуз или дыню, а иногда ходили утолить жажду на примыкающий к амбару винодельческий пункт. Это был длинный открытый навес с сотней двухсотлитровых бочек, которые наполнялись соком, выходящим из – под винного пресса. Сок стекал в большой бетонный приямок размером и формой с кубический метр, а потом насосом закачивался в бочки. У пресса стояла литровая кружка для желающих попить. Рабочие виноделы не понимали нашего предпочтения, всё пытались налить нам уже выдержанного, годовалого вина. Иногда мы пили и вино, но никакого опьяняющего эффекта не испытывали – после загрузки очередной машины весь алкоголь выходил с обильным потом. Так что сок был вкуснее, а утолял жажду так же.

После целого дня упорной физической работы мы шли на ужин. Как старшим руководителям, повариха тетя Дуся накрывала нам отдельный стол, после того как первокурсники закончат и удалятся. И меню соответствовало нашему статусу! Тут была и жареная с картошечкой молодая баранина, и огромная сковорода яичницы из двух десятков яиц (на четверых), и нежнейшая овечья брынза, и много других местных деликатесов. Повариха каждый раз приносила из дому «своего» вина и обижалась когда мы, утомленные дневным приёмом жидкостей, не в полную меру отдавали должное её отличному напитку.

Для меня, правда, работа на зерновом складе быстро закончилась. Техника безопасности подвела, вернее пренебрежение безопасностью. Нам привезли мешков пять элитного зерна. Какой-то новый сорт пшеницы из НИИ растениеводства. Его надо было протравить отдельно и в этих же мешках с маркировкой погрузить в машину. Сеять его должны были на отдельной, экспериментальной делянке. Мы решили подхалтурить. Не пропускали зерно через аппарат, а просто насыпали сверху порошка и сколько можно глубже перемешали его с зерном. Мешал я. Голыми руками. К вечеру руки начало щипать, я промывал их водой, но ничего не помогало. Тыльные поверхности кистей покраснели и «горели огнем». Вечером я еще кое-как поел и лег спать, а наутро уже не мог шевелить руками, вся верхняя часть кистей, включая пальцы, превратилась в сплошной волдырь, надувшийся, с жидкостью под тонким слоем отставшей кожи! В поселковом медпункте мне выписали больничный и расписались в собственном бессилии. Друзья проводили меня на ближайшую ж/д станцию и отправили в Измаил. Маме случился вот такой «сюрприз». Доктор в поликлинике определил химический ожег и намазал волдырь синькой, похвалив меня за то, что я не проткнул вздувшуюся кожу. Я еще раза три посетил поликлинику для помазания синькой, волдырь стал сдуваться, и через две недели кожа сошла, обнажив новую светлую, без загара, шкурку. Потом еще года три эти места не загорали. Вернулся в колхоз я к закрытию сезона. Успел пару дней развлечься, поработав грузчиком, и получил самую большую из всех зарплату. По больничному мне выплатили средний заработок на зерне, а вычитать за питание за это время было нечего. Так что пришлось по прибытию в институт угощать коллег.

Учебный процесс

Будни нашей дружной группы проходили спокойно и довольно разобщенно. Наш староста, Толик Бобынин, был уже человеком в возрасте, отслужившим армию и имевшем семью с двумя дочками. Не смотря на разницу в возрасте, он с пониманием относился к нашим взглядам на учебу. Прикрывал наши прогулы, проставляя в журналах посещений явку. На занятия приходило обычно не более половины группы. Преподаватели тоже не очень следили за посещаемостью, но были отдельные индивидуумы, что считали отсутствие на занятиях личным оскорблением. Так я получил единственную тройку в итоговых оценках на вкладыше к диплому. По гидравлике. Я посещал почти все лабораторные работы, мне нравились опыты, гидравлические законы и особенности работы гидравлических машин. Но вот лекции по теории я традиционно прогуливал. А преподаватель, увидев меня на консультациях перед экзаменом, заявил, что обладает отличной зрительной памятью и уверен в отсутствии моей физиономии на его лекциях. Он прямо заявил, что очень сильно сомневается в моём успехе на экзамене. Пришлось поднапрячься при подготовке в отпущенные на это три дня. Отвечал я хорошо. Уверен был, как минимум, в четверке, но… Доцент со злостью взял в руки зачетку и молча вывел «удовлетворительно», досадуя на мои знания, и что он вынужден отпустить меня без «хвоста».

Досуг

Половина нашей группы была из областных сел. Ребята часто ездили домой подкормиться, отдохнуть день-другой и привезти с собой гуманитарную помощь от родителей. У многих дома подвалы были загружены вином собственного приготовления, так что ребята не забывали захватить с собой пару канистр. Вот тогда группа собиралась почти в полном составе. Не говоря уже о праздниках. Помню, Новый год отмечали на даче. Дачу снимали наши ребята в районе Аркадия, на конечной остановке пятого трамвая. Тогда летние дачи часто сдавались хозяевами на зиму студентам. Собралось человек 25. Пели, танцевали, пили вино из привезенного старостой 80 литрового бочонка. Часов в десять на шум подтянулся местный участковый милиционер в звании старшины, в шинели, перепоясанный портупеей с пистолетом в кобуре. После трех-четырех стаканов домашнего красного он заволновался о сохранности своего табельного оружия. Для его спокойствия староста забрал «Макарова», вынул обойму и положил в ящик комода. Утром опохмелившийся старшина пришел в кое-какое вразумительное состояние и проверил кобуру. Он и так плоховато выглядел после новогодней ночи, а тут сквозь бледность на его лице начала проступать серость. Бедный милиционер уже начал прощаться с карьерой и видел себя уволенным из органов за утрату табельного оружия с «Волчьим билетом». Началось расследование и поиски. С трудом складывая обрывки воспоминаний каждого из участников банкета, выяснили, что с пистолетом бегали наши дамы, дурачась и пугая кавалеров. Оружие нашли под подушкой у Катюши, а патроны прибрала от греха подальше жена старосты Оксана. Старшина поклялся нам всем в вечной любви, отнес оружие в сейф и вернулся поправлять подорванное стрессом здоровье.

Самодеятельность

Наша группа была во главе факультетской художественной самодеятельности. В институте было 12 факультетов и все выставляли на ежегодный смотр талантов лучшие кадры. Институтское жюри просматривало все 12 концертов, а шли они часа по три, и в конце «смотрового» месяца определяло победителей. Наш Мехфак постоянно был в числе первых, что наполняло гордостью руководство и помогало участвующим в самодеятельности двигаться к заветному диплому. Я был солистом (запевалой) в хоре и в эстрадном разделе пел песни под гитару. Музыкальными руководителями нашей самодеятельности были студентки Одесской консерватории. Они в порядке шефства подбирали репертуар, дирижировали хором, аккомпанировали певцам и танцорам.

Особенно нам нравилось выезжать с концертами в трудовые коллективы. Одна поездка запомнилась особо. Дело было 9 Мая. Я прогуливался возле институтской столовой в надежде стрельнуть у кого-нибудь 32 копейки на стандартный обед (Полборща с головизной, котлета, якобы из мяса, с гороховым пюре, компот и 2 кусочка хлеба). Обед был довольно сытным, особенно если в первом блюде попадется кусок небритой хрюшкиной щеки. Здесь меня и поймал зам. Декана, куратор нашей группы и отвечающий на факультете за художественную самодеятельность, Николай Григорьевич Грищук.

– Володя! Как хорошо, что я тебя встретил! Надо срочно собрать ребят на небольшой концерт посвященный Дню Победы!

– Николай Григорьевич! Да я с утра ничего не ел…

– Давай, Володя, быстро! Там и поедим и еще кое-что.

– А куда едем?

– Да тут недалеко, километров 15, винодельческий совхоз. Они и грузовик за нами прислали, в переулке стоит.

Через 20 минут мы уже запрыгивали в кузов галантно подсаживая трех девчат из танцевального ансамбля. Набралось нас человек десять. Как только приехали, сразу попали в клуб, где закончилась торжественная часть и публика жаждала искусства. Первым номером вышли мы с Витей Власовым. Оба с гитарами, и начав с «На безымянной высоте», продолжили песнями Войны-«В землянке», «Темная ночь», «В лесу прифронтовом» и т. д. Затем отрывки из поэмы «Василий Теркин» прочел наш мастер художественного слова, выступили танцоры и акробаты. Вторым отделением шла современная эстрадная музыка. Модный тогда японский шлягер «У моря, у синего моря…» мы повторяли на бис раза три. Наконец, концерт закончился, парторг совхоза вручил нашему руководителю благодарственную грамоту и пригласил артистов на праздничный ужин в столовую.

Вот это была награда студентам! После нашей столовки, да такие деликатесы! Жареные поросята, куры, утки, запеченные целиком карпы из совхозного пруда, салаты и винегреты! Председатель извинился, что магазинной выпивки мало. Мы спросили про вино.

– А этого без ограничений! Председатель показал на две полные бочки – в одной красное, в другой белое. После того как студенты утолили первый голод, парторг попросил исполнить кое-что из нашего репертуара для работников столовой. Вдохновленные отменным угощением, мы повторили клубную программу, а я, в добавок, спел несколько военных песен Высоцкого, которые только-только начали звучать на первых советских катушечных магнитофонах. Особенно потрясла ветеранов песня «Штрафные батальоны». Уехали домой мы часа в два ночи нагруженные гостинцами и впечатлениями.

Новая специальность

Сплоченность нашей группы подтвердили события в начале четвертого курса. После возвращения с сельхозработ нам объявили, что специальность «киноаппаратура» в нашем институте закрывается. В Госплане решили, что для народного хозяйства хватит специалистов по этой специальности, которых готовит Ленинградский институт киноинженеров. Чтобы как – то загладить свою вину за неожиданный облом, руководство института предложила каждому из нашей группы выбрать себе любую специальность на любом факультете и перейти, досдав, при необходимости, не изученные нами предметы.

Известие повергло нас в шок и уныние. Расставаться мы категорически не желали. Получив стипендию, мы собрали вече в общежитии. Попели, попили, погрустили. Девочки поплакали. После долгих дебатов вперемешку с тостами, мы торжественно сожгли плакат с названием нашей «Краснознаменной» группы К-31. И выработали наш «ответ Чемберлену», то – есть ректорату. Трое ребят, что изначально поступали на эту специальность, заявили о желании перевестись в Ленинград и получить – таки желаемое образование по киношному направлению. Я думаю, главным мотивом в их решении было то, что они все трое были одесситами, жили дома и страшно завидовали нашей вольнице. Так что слинять из под опеки родителей, да еще в Питер, было для них негаданной удачей.

Двое поддались на уговоры приехавшего из города Ровно вербовщика. Там открылся институт атомной энергетики, готовил кадры для строительства и эксплуатации атомных станций. На первый курс принимали в обычном порядке, а на старшие курсы переманивали студентов из других ВУЗов страны на очень соблазнительных условиях. Ох, не завидую я атомной индустрии, получившей в те годы выпуски из «перебежчиков». От нас им достался Митя Барон с тремя или четырьмя не сданными «хвостами», и не тянувший по всем предметам. Да и что было ожидать от таборного цыгана волею судьбы оказавшегося студентом. До четвертого курса он дошел только благодаря нашим усилиям, преподаватели ставили ему тройки, не смея противиться нашим бурным уговорам.

Остальная масса на следующий день озвучила декану следующее предложение. Специальность нас не волнует. Выбирайте сами, куда нас перевести. Но! Переводите всей группой! Через пару дней нам предложили специальность «Автоматизация литейного и металлургического производства». Мы согласились. И группа получила шифр ЛА-41.

Экзамены

Наивысшей концентрацией талантов и способностей каждого наш коллектив достигал во время очередной сессии. Одной работой над шпаргалками мог бы позавидовать великий фокусник Кио со всем своим шоу. Были шпоры в виде гармошки из аккуратно сложенной бумажной ленты с ответами на билеты, выписанных мельчайшими буквами и цифрами. Были полоски тончайшей бумаги спрятанные под прозрачным кожухом авторучки. Искать ответ на билет надо было вращая внутренний цилиндр ручки относительно внешнего. Девчата исписывали формулами ноги от колен до трусиков, в этом им было легче, только подними юбку до «нужного ответа». Но юношам легче было проносить на экзамены конспекты и даже толстые учебники. Достаточно было надеть рубашку на выпуск и застегнуть поплотнее пиджак или курточку. После многих экспериментов я пользовался шпаргалкой в виде обычного листка, вырванного из тетрадки. Такие, чистые, нам выдавали при подготовке ответов на экзамене. Листок был исписан вкривь и вкось формулами и не привлекал внимания среди таких же исчерканных листиков.

Был у нас еще один прием успешного преодоления сессионных барьеров. Зачетная книжка представляла обложку с фотографией и печатью и вкладыша из нескольких страниц бумаги. На первой странице вкладыша шли данные студента: ФИО, специальность, факультет и т. д. На следующих страницах в таблицы заносились предметы и сессионные оценки. Вкладыш был прикреплен к обложке в типографии скрепками, как в паспорте. Вы уже догадались, что если разогнуть скрепки и вынуть страницы с фамилией студента и оценками, а на это место вставить вкладыш из другой зачетки, то фото студента и его данные уже не будут соответствовать действительности. Эта особенность была дополнительным стимулом не ходить на лекции и не дать преподавателям шанса «связать» в памяти твою «фотографию» с фамилией.

Сдавали «за того парня» обычно на паритетной основе. Я специализировался на «гуманитарных» предметах – истории КПСС, диалектическом и историческом материализмах, политэкономии. Там где наука не содержала жестких формул, и определений и можно было с помощью диалектики, точнее наукообразной болтовни, ответить и на незнакомый тебе вопрос. А другие ребята хорошо знали точные науки и терпеть не могли философию. Я обычно выносил с таких экзаменов твердые четверки и даже пятерки. Мне отвечали тем же.