Глава 2.
***
Задумавшись, Виктоша ступила в сторону от тропинки, споткнулась обо что-то твердое, охнула… Ржавая калоша слетела с ноги и, стукнувшись о землю, рассыпалась. В ту же секунду, как по волшебству… (Собственно, почему это «как»?) пропала вторая калоша и сломался железный посох. Виктоша повела факелом, от которого было больше дыма нежели света и в полумраке пещеры разглядела валун более или менее пригодный для сидения, обтерла его рукавом и села, блаженно вытянув ноги. Ну, что теперь? Просвира? Она залезла в карман и двумя пальцами извлекла оттуда круглую, как колобок, железную просвиру. Крест-накрест по экваторам ее опоясывали таинственные знаки, выдавленные на поверхности. Конечно, сейчас Виктоша не могла их разглядеть, но она знала, что они там, пальцами ощущала их шероховатую поверхность. Так… Что там сказала?.. (Вот ведь даже язык не поворачивается произнести: «Баба Яга»!) Сунь целиком в рот и ни о чем не думай? (Хорошо хоть, не «положи под язык и расслабься»!) Виктоша осторожно лизнула шероховатую поверхность… (Здравствуйте, микробы! Сколько вас там ни собралось за время скитаний – все здравствуйте! Узнай мама, чем она тут занимается… Ну, лучше не думать о маме!) Виктоша закрыла глаза и решительно засунула просвиру в рот…
Воспоминание второе – края дальние.
Сначала клубок катился по знакомому, родному лесу. Здесь Виктошу возили в коляске, потом, стоя на раме маминого велосипеда, потом она самостоятельно топала по дорожкам, бегала с друзьями, гоняла на собственном велике… Сейчас все ее мысли были об одном: «Только бы не встретить кого-нибудь из знакомых!» Она краем глаза следила за клубком. Его белые бока то и дело мелькали в траве. «И как только он умудряется оставаться таким белым?» – недоумевала девочка. – «Вот бы кое-кому из моих знакомых… (не будем называть ничьих имен!) такую способность!» – думала она. Иногда девочка просто ориентировалась по едва уловимому шороху листьев и треску сухих сучьев, изо всех сил делая вид, что просто гуляет здесь и дышит свежим воздухом. Хорошо еще, что он не пищал противным голосом, как современные навигаторы: «Через тридцать метров поверните налево, держитесь правее, а то рискуете вляпаться в собачьи какашки!» Этого бы она никогда никому не смогла бы объяснить, а так… Кому какое дело, где она гуляет и куда идет! И наплевать, что хорошая асфальтированная дорожка всего в двадцати метрах – она хочет гулять именно здесь: лезть через бурелом, топтать черничник (прости меня, черничник, прости!), пробираться по грязи… Может быть, она всю жизнь мечтала пройтись по собачьим какашкам!
Но к моменту, когда она по ее собственным подсчетам, уже должна была пересечь их небольшой лесок и выйти к дороге на Москву, Виктоша начала замечать, что лес по сторонам стал значительно выше, темнее. Трава сменилась старой хвоей, которая, подобно гигантскому ковру, устилала всю землю. Виктоша все чаще и чаще натыкалась на сухие ветви. Они так и норовили выколоть ей глаза, разодрать одежду, вцепиться в волосы. Теперь она во все глаза следила за клубком, боясь отстать и потеряться в этом новом, чужом лесу. Она не узнавала этих деревьев, она никогда не видела подобных зарослей. Какое-то шестое или какое там по счету чувство подсказывало ей, что она была уже совсем в другом лесу, совсем в другом месте, совсем в другом … мире? Противный клубок упорно не хотел катиться по тропинкам или дорожкам (да и были ли они здесь?), он так и норовил завести Виктошу в самую непролазную глушь, в самую чащобу! Чтобы до места (куда бы он ни вел ее) она добралась вся оборванная, исцарапанная, злая-презлая – сущая Баба Яга!
Вспомнив этого, мягко говоря, неприятного персонажа русского фольклора Виктоша поежилась. Лес, меж тем, слегка поредел и сквозь стволы стал пробиваться свет. Мало-помалу клубок вывел ее к поросшей травой лесной просеке или дороге, по которой можно было проехать разве что на велосипеде или на лошади. Виктоша скрестила пальцы: «Ну, пожалуйста! Пожалуйста!..» Клубок покатился по дороге, и она радостно выдохнула: сработало! Как ей не хотелось снова лезть в чащу!
Сначала она увидела дым. Подбежав ближе, различила небольшой домик, из трубы которого и поднимался дым. Клубок, словно почуяв скорый конец пути, покатился быстрее, Виктоша только и успела заметить, как он свернул за угол. Она тоже прибавила ходу. По мере того, как она приближалась к дому, он казался ей все более и более странным – ни окон, ни дверей, только труба на крыше. Свернув вслед за клубком за угол, Виктоша наконец увидела дверь. Она была полуоткрыта. От самого порога в трех разных направлениях разбегались три новые дороги. Клубка нигде не было видно, и Виктоша предположила, что он закатился в дверь.
Не успела она и подумать, что делать дальше, как из-за двери вышел высоченный мужик. В одной руке он держал огромный молот, а на ладони другой лежал ее белый клубок.
Мужик подкинул клубок в воздух, тот превратился в белого голубя и, сделав круг над домиком, скрылся вдали.
Девочка, открыв рот, наблюдала за происходящим. Мужик проводил взглядом улетающего голубя, наблюдая за ним из-под руки, и затем обратил свой взгляд на Виктошу. Взгляд его был добрым и немного насмешливым. Поначалу Виктошу испугала его густая окладистая борода, лохматая седая шевелюра и нависающие на глаза кустистые брови, но сами его глаза казались внимательными и веселыми. В них прятались забавные озорные искорки. Протяни он сейчас руку и скажи: «Дед Мороз!» Она бы ни капли не удивилась.
Мужик играючи перекинул огромный молот в левую руку, отер правую о штанину и протянул девочке.
– Баба Яга, – сказал он неожиданно тихим и мягким голосом.
Виктоша открыла было рот, чтобы представиться, но так и осталась стоять с открытым ртом, автоматически пожимая протянутую крепкую руку.
– Но неча на дороге топтаться, – проговорил мужик, не замечая или делая вид, что не замечает Виктошиной растерянности. – Пришла – проходи! Что ты: дело пытаешь, али от дела лытаешь?
Мысли в голове у Виктоши путались, она напрочь забыла, что надо говорить в таких случаях и послушно поплелась следом за великаном, представившимся Бабой Ягой.
Едва переступив порог странного жилища странной Бабы Яги, девочка почувствовала нестерпимый жар. Огляделась – прямо перед ней большая печь, меха, наковальня, но мужик повел ее в дальний от печи угол, постучал в стену.
– Гости у нас, – проговорил он своим странным мягким голосом.
Стена как будто засветилась, замигала, покрылась дымкой и пропала. Мужик прошел сквозь нее и поманил за собой Виктошу. В очередной раз помянув котенка недобрым словом, гостья поскребла по сусекам и, набрав с кулачок мужества и отваги, шагнула следом.
Она и сама не знала, что ожидала увидеть: то ли разверзшуюся пасть железной печи, в которой ее будут жарить, то ли гору пшеницы, которую ей предстояло очистить от чернушки, но оказалась в обыкновенной деревенской избе. Длинный деревянный стол, вокруг лавки, позади стола окно с белыми шторками, расшитыми алыми петухами, справа печь русская, белая – не страшная совсем. На верху, на печи, за шторкой кто-то шепчется, хихикает да за ней наблюдает, лишь рыжие вихры торчат, покачиваются.
– Гости у нас! – более строго повторил мужик. – А, ну! Что есть в печи – все на стол мечи!
Шторка колыхнулась, отодвинулась. Вниз с печи, как горошины из стручка, посыпались мальчишки лет десяти: один, второй, третий … Виктоша насчитала шестерых и подивилась, как они там только все помещались – видать тоже фокус какой, как со стенкой в кузнице – не иначе! Мальчишки забегали, захлопотали. Один покрыл скатертью стол, второй уже тащил большой каравай, третий шуровал ухватом в печи…
– Егорка! – окликнул мужик. – А ну, проводи гостью к умывальнику! Дай полотенце, мыло. Видать дорога была длинная да сложная – пусть с дороги умоется.
Рыжеволосый вихрастый парнишка, смущаясь, проводил Виктошу в угол, где над большим тазом висел обыкновенный умывальник с пупочкой – Виктоша такой в музее видела: пихнешь вверх пупочку – вниз вода потечет. Сбоку от умывальника девочка углядела зеркало, и не задумываясь решила посмотреть на себя. Из зеркала на нее глянуло грязное лохматое пугало с расцарапанным лицом. Она ойкнула и поспешно принялась приводить себя в порядок. Парнишка, на долю которого выпало исполнять роль ее горничной, послушно подал ей мыло, белое полотенце в таких же, как на шторах, алых петухах, большой деревянный гребень. Когда она закончила наводить красоту, все уселись за стол. Во главе сел Баба Яга, указав ей почетное место гостя – по правую руку от себя. Остальные быстренько расселись на уже заведомо известные им места.
Мальчишки, рассаживаясь, потихоньку продолжали перешептываться и хихикать, поглядывая на ее джинсы и рюкзачок с плюшевым мишкой, который она взяла, собираясь, как сказал бы Андрейка, в поход.
– А, ну, цыц, мелюзга! – прикрикнул на них Баба Яга. – Возблагодарим Рода за пищу нашу и приступим к трапезе, – велел он.
Мальчишки притихли. Склонили головы, о чем-то сосредоточенно думая. Еле заметным кивком головы мужик дал разрешение приступить к еде. Некоторое время только еле слышное постукивание ложек нарушало нависшую тишину.
Виктоша и подумать не могла, насколько была голодна. Ей казалось, что таких вкусных щей и такой гречневой каши она никогда в жизни не ела! А хлеб! Что это был за хлеб: горячий, пушистый – он прямо таял во рту как большое белое облако. Молоко здесь тоже показалось Виктоше особенным. Или всему виной был голод и долгая беготня по лесу? Сделав последний глоток, она ощутила приятную тяжесть в желудке и почувствовала, как неудержимо начали слипаться глаза. «Не спи! Не спи!» – твердила она себе. – «Спать нельзя! Еще не хватало уснуть здесь: прямо за столом! Открой пошире глаза! Трижды три – девять, пятью пять – двадцать пять, шестью девять… шестью… девять…»
Большие сильные руки подхватили ее. Она провалилась в глубокий сладкий сон.
Проснувшись, Виктоша еще некоторое время лежала, соображая, где она находится и вспоминая, что с нею приключилось за последние сутки. «Да я же в доме Бабы Яги!» – внезапно вспомнила она и лихорадочно принялась себя ощупывать. Но руки, ноги и прочие части тела оказались целыми и невредимыми – никто ни кусочка не отрезал и не съел. Лежала она на печи, а не сидела взаперти в клетке. Ну, накормили! Где же тут преступление? И не факт, что усыпили ее специально – она так набегалась, что и на бороне бы уснула! Хотя зря! Столько драгоценного времени потеряно! Андрейку спасать надо!
Кляня себя на чем свет стоит, Виктоша спустилась с печи.
В доме никого не было. Она выглянула в окно. Высокие стройные сосны да пушистые ели плотным кольцом окружали дом.
За спиной послышалось сдержанное покашливание. Виктоша резко обернулась. Давешний мужик, представившийся Бабой Ягой, стоял посреди горницы.
– Выспалась, красавица? – ласково проговорил он.
Девочка кивнула.
– Умыли тебя, накормили, спать уложили, – продолжал, меж тем, Баба Яга. – Теперь присядем, – он указал на лавку, – поведаешь мне, как тебя звать, величать, куда путь держишь и как забрела в наши края.
Виктоша послушно опустилась на лавку. Что говорить? Как отвечать? А вдруг что не так скажет? Тысячи мыслей роились в ее голове. С чего же начать?..
– А, где все? – неожиданно для самой себя выпалила она. – Мальчики? Ведь здесь были мальчики? Один – вихрастенький такой… рыжий! Вы его еще Егоркой звали? Не приснились же они мне…
Мужик ничего не ответил. Походил немного по комнате. Подошел к зеркалу, провел по нему ладонью. Потом вернулся к столу, сел на лавку напротив.
– Нету мальчиков, – коротко бросил он. – Нету!
«Неужели сожрал? – ужаснулась Виктоша. – А меня на десерт оставил! Не зря же зовут его Баба Яга!» Она инстинктивно отпрянула, стараясь сесть как можно дальше от страшной Бабы Яги. Мужик вдруг громко, раскатисто расхохотался.
– Да ты никак боишься меня, девица? – насмешливо спросил он.
Ну, что ему ответить? Боюсь, бабушка? Тьфу ты! Даже звучит странно! А если еще и видеть, к кому сия речь обращена!.. Она вернулась на прежнее место и дерзко посмотрела ему в глаза.
– А, почему я должна вас бояться? – спросила она.
– Нас? – удивился мужик. – Дак… Я здесь один… Вот один опять остался… – как-то грустно проговорил он. Виктоше его даже жалко стало, но она тут же одернула себя: «Не поддавайся! Вот разжалобит, а потом скажет: «Будешь со мною жить, мне щи да кашу варить!» Знаем мы вас! Читали!»
Мужик вновь поднялся и снова прошелся туда-сюда по комнате. Виктоша не спускала с него глаз. Он остановился возле окна и, глядя вдаль, проговорил:
– Мальчиков я в лес дремучий отвел. Кто к дому вернется, уже не мальчиком зваться будет – мужчиною!
– Да как же так… – оторопела Виктоша. – Да ведь они же еще маленькие!..
Мужик повернулся и с интересом уставился на нее.
– Да откуда ж ты такая смешная взялась? – спросил он, вновь опускаясь на лавку. – Маленькие! Слово-то какое… Ма-лень-ки-е, – медленно проговорил он, как будто пробовал каждый слог на вкус. – Их время пришло на охоту ходить, свой род кормить, матерей и сестриц кормить, защищать. А для этого надобно мужчиною стать, ясно?
– Ясно… – пролепетала Виктоша. – А вот этого, вот этого вы случайно в лес дремучий не уводили? – заспешила она, доставая из кармана маленькую фотографию Андрейки.
Мужик взял своими огромными пальцами маленькую фотографию, повертел ее перед глазами.
– Забавная какая картинка! – констатировал он. – И что за мастер так чудно изобразил мальца… Углем поди?
– Углем, углем, – соврала Виктоша. Ну не читать же ему, в самом деле, курс по физике! Не рассказывать же о светописи, позитивах, негативах и прочих даже самой Виктоше непонятных вещах. – Так уводили? Нет?
– Нет, не уводил, – ответил мужик, возвращая Виктоше Андрейкин портрет.
– А кто он тебе?
– Брат… – всхлипнула Виктоша и тут же одернула себя: «Не смей плакать! Радуйся – не растерзали дикие звери нашего Андрейку, не сгинул он в лесу, провалившись в медвежью берлогу или волчью яму или… того хуже…» Виктоша и не заметила, как слезы сами собой побежали из глаз.
– Ну, полно! Полно тебе, девица, – проворчал мужик-Баба Яга. – Давай-ка рассказывай все, как есть, а мы уж вместе думать будем, как твоему горю помочь.
Виктоша утерла слезы и рассказала ему все про свой мир, про котенка, про Андрейку, маму и папу. Он слушал, не перебивая, иногда недоверчиво покряхтывал, иногда хмурил брови и что-то возмущенно бормотал себе под нос. Когда Виктоша закончила свой рассказ и вопросительно уставилась на него, он запустил пятерню в свою густую шевелюру, озадаченно почесал бороду, снова совершил прогулку от окна к умывальнику и обратно, затем вернулся за стол и проговорил:
– Это тебе к моим старшим сестрицам надобно обратиться! Ни одна, так другая что-нибудь да обязательно слышали! Только добраться до них нелегко. Путь туда труден и опасен. Готова ли ты, девица?
– Ну, конечно, готова! – Виктоша в нетерпении вскочила с места. – Скорее расскажи мне, как добраться до твоих сестер?
Мужик подошел к стене и постучал в нее.
– Есть дело, – сказал он.
Стена, как и в первый раз, засветилась, замигала, покрылась дымкой и пропала. Виктоша вновь увидела знакомую кузнецу и смело последовала следом за мужиком.
Они подошли к большому кованому сундуку, что стоял недалеко от горна. Кузнец открыл его и долго там что-то искал. Наконец он разогнулся и повернулся к Виктоше.
– Путь к моим сестрицам труден, – повторил он. – Пока по паре железных башмаков не сносишь, по железному посоху не сломаешь и по железной просвире не съешь, к ним не попасть!
Говоря все это, он выкладывал перед Виктошей на крышку сундука все перечисляемые предметы: три пары огромных, похожих на калоши, башмаков, три железные палки и три круглые просвиры. При виде их Виктоша вытаращила глаза и буквально лишилась дара речи.
– Но не пугайся, красна девица, – продолжил Баба Яга, увидев ее явное замешательство. – Открою я тебе один секрет…
Глава 3. Места запредельные…
Железная просвира заполнила весь рот, Виктоша еле-еле сомкнула губы, было трудно дышать, не говоря уже о том, чтобы сглотнуть накапливающуюся слюну. Внезапно она почувствовала, как просвира начала таять, наполняя рот чем-то вязким и сладким, очень похожим на мед. Она без особого удовольствия глотала приторную массу, которая с каждым глотком придавала ей силы.
Факел в последний раз ярко вспыхнул и с шипением погас. Виктоша прикрыла глаза, чтобы дать отдых и им. Когда она их открыла, ей показалось, что где-то вдали она видит бледный призрачный свет. Она встала и, осторожно переступая босыми ногами, вытянув руки, чтобы не наткнуться на стены пещеры, пошла вперед.
Вскоре она вышла на воздух. Ярко светила Луна, заливая все своим холодным, таинственным светом. Перед ней была лесная поляна. Деревья, стоявшие вкруг нее, при свете Луны походили на высокий забор из острых кольев, а макушки елей напоминали чьи-то лохматые головы. Виктоша поежилась. В центре поляны на высоком толстом пне, корни которого, как цепкие лапы расползлись во все стороны, стояло нечто отдаленно напоминающее избушку с одним окном.
– Избушка-избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом, – ни на что не надеясь, прошептала Виктоша.
Ничего и не произошло. Лишь повеял легкий ветерок, слегка растрепал волосы, раскачал ветки деревьев, прошуршал опавшими листьями, Луна скрылась за набежавшим облаком.
– Ты что здесь забыла, милая? – услышала Виктоша позади себя хриплый надтреснутый голос.
Она резко обернулась. В нескольких шагах от нее, опираясь на палку, стояла женщина в длинном пальто, укутанная платком. Лица ее не было видно, но длинные седые пряди выбивались из-под платка. От неожиданности Виктоша попятилась.
– Что, такая я страшная? – усмехнулась женщина, делая пару шагов по направлению к Виктоше.
Девочка удивилась, как она не услышала ее шагов. Шагала та тяжело, приволакивая ногу, и всем весом опираясь на палку.
– А, то пойдем ко мне в сторожку, – предложила женщина, – коль не боишься, – с насмешкой в голосе добавила она.
– В эту? – пролепетала Виктоша, указав на избушку у себя за спиной.
– В эту? – хмыкнула незнакомка. – А не рановато тебе? Да и занята она уже.
Виктоша в недоумении обернулась. Вновь выглянувшая из-за облака Луна осветила то, что раньше девочка приняла за избушку – высокий склеп с остатками старых истрепанных венков у входа. Она в ужасе огляделась вокруг – больше не было лесной поляны, повсюду, сколько хватало глаз, тянулись могилы, над которыми высились кресты и памятники, возвышались склепы и мавзолеи с гипсовыми статуями.
– Ну, что встала, как вкопанная? – проворчала, меж тем, незнакомка. – Дай-ка, я обопрусь о тебя.
От страха Виктоша не могла пошевелиться. Она лишь почувствовала, как ее взяли под руку, и начала механически переставлять ноги. Пробираясь между могил, ведомая таинственной незнакомкой, девочка даже думать боялась о том, куда ее сейчас приведут и что с нею будет.
Наконец, они подошли к крыльцу, над которым болтался тусклый фонарь. Женщина отпустила ее локоть и загремела ключами.
«Что делать? – лихорадочно соображала Виктоша. – Бежать? Куда?.. И как теперь искать Андрейку? Где?.. Похоже, она снова дома… то есть в своем мире – вон фонарь светит: электричество! Опять к котенку и по кругу?..»
– Ты не тушуйся, милая, проходи, – женщина подтолкнула ее в спину, открывая дверь своего жилища.
Виктоша робко сделала шаг вперед и ойкнула, наступив на что-то острое.
– Да ты никак босая! – всплеснула руками незнакомка.
Она подхватила Виктошу под мышки, усадила на табурет посреди своей маленькой каморки, закатала ей джинсы. Откуда-то возник эмалированный таз с горячей водой, и хозяйка велела Виктоше опустить туда ноги. Вода была жутко горячая, но через некоторое время ноги привыкли, и девочка почувствовала, как блаженное тепло разливается по ногам и по всему телу.
Хозяйка еще несколько раз подливала в таз горячую воду из чайника, сыпала какой-то порошок и травы, осуждающе качала головой и что-то тихо ворчала себе под нос. Виктоша исподтишка наблюдала за ней. Здесь при свете такой же тусклой, как и над крыльцом лампочки, она могла ее хорошо рассмотреть. Была она совсем седая. Ее длинные волосы закручивались сзади во что-то, что должно было именоваться «пучок» или «узел», будь оно сделано так, как должно, но так как хозяйку волос, очевидно, совсем не заботило, как выглядела ее прическа со стороны, то волосы из пучка торчали во все стороны, а самые длинные, непослушные пряди постоянно спадали ей на глаза. От этого казалось, что она грозно смотрит на тебя, как противник на поле боя, зорко наблюдающий из укрытия за действиями своих врагов. Резкие глубокие морщины покрывали ее лицо и узловатые худые руки. Сбросив пальто, она оказалась в длинной латаной юбке и шерстяной кофте с разнокалиберными пуговицами, впрочем, из-под юбки выглядывала еще одна, а кофта была надета на другую да, наверное, еще и не на одну. Время от времени она доставала то одну, то другую Виктошину ногу из таза, оценивающе смотрела на нее, цокала языком и опускала обратно.
Наконец состояние ног девочки, видимо, удовлетворило старуху. Она принесла откуда-то длинные шерстяные чулки, велела надеть их и только после этого позволила Виктоше сесть за стол.
– Ну, уж ты не обессудь, красавица! Не знаю, к каким ты там разносолам привыкла, а у нас все по-простому, – говорила она, расставляя на столе миску с вареной картошкой, тарелку с селедкой щедро посыпанной луковыми кольцами, соленые огурцы и банку шпрот. Последняя окончательно доконала Виктошу. Увидев эти, такие знакомые, такие родные консервы одного из прибалтийских заводов, она залилась слезами.
– Что ты! Что ты! – оторопело забормотала старушка. – Кто тебя так обидел, милая?
– Я… я… я была… – еле-еле сквозь слезы выговорила Виктоша. – Мой брат та-ам!.. А теперь что же-е-е… Как я обратно попаду-у-у, бабушка-а-а?.. Мне брата выручать надо-а-а-а…
– Брата! – хмыкнула старуха и хлопнула ладонью по столу.
В ту же минуту комната самым волшебным образом преобразилась: место железной кровати в углу заняла старая закопченная печь, под Виктошей оказалась почерневшая от времени лавка, стол тоже постарел на сотню лет, не говоря уже о том, что на нем стояло. Но самые поразительные перемены произошли со светом: лампочка над столом исчезла, а вместо нее Виктоша увидела череп с горящими глазницами, насаженный на длинную жердь, что торчала из забитого наглухо окна.
– Так тебе больше нравится, красавица? – грозно вопросила старуха.
Слезы Виктоши моментально высохли, в изумлении она оглядывалась по сторонам.
