Нина Романова "Танцы втроем"

– Ты не лопнешь? – с сомнением переспросила Маша, отрезая ему торт.

Мишка помотал головой:

– Неа!

Расплавившись со вторым куском, он соскочил со стула и побежал в гостиную, там лег на пушистый ковер и стал возиться с новым джипом, и со старыми машинками, высыпанными из яркого школьного рюкзака, и большая Машина комната превратилась в автодром.

Света же вынырнула из ванной и бегала по квартире, завернутая в банное полотенце, суматошно выкрикивая:

– Маша, помоги мне, пожалуйста! Ты так суперски наводишь макияж! Сделай, а?

Маша, собравшаяся убрать бардак на кухне, махнула вафельным полотенцем в сторону сестры:

– В кого ты такая косорукая? Вроде ты в художественную школу ходила, а не я?

Света, усаживаясь в удобное кресло напротив зеркала, в спальне у Маши, показала старшей сестре язык и напомнила:

– Знаешь ведь поговорку, что сапожник без сапог! Да и вообще, ты из нас двоих самая умная и самая умелая!

Маша легонько нажала на голые плечи сестры:

– Ладно, подлиза, раз пошла такая песня – сделаю тебе еще укладку.

Через тридцать минут магического Машкиного колдовства в спальне была не взлохмаченная кудряшка Светка – а утонченная леди с идеально подведенными стрелками на веках и ярко коралловой помадой на губах, черное мерцающее платье подчеркивало ее стройные ноги.

Маша удовлетворенно повертела сестру в разные стороны, и нанесла ей за ушками по капельке любимых вечерних духов.

– Всё! Теперь вали на все четыре стороны! И ключ с собой возьми, а то притащишься в пять утра!

Света, восхищенно рассматривавшая свое отражение, загадочно проворковала:

– А может, вообще не приду – ни сегодня, ни завтра!

И быстро добавила:

– Маш, к этому платью хорошо бы надеть твои туфельки! Помнишь, ты их фотку мне высылала!

Маша картинно закатила глаза:

– Не, не, не! Они совершенно новые, а ты на каблуках ходишь как шестиклассница!

Света обняла сестру за плечи:

– Ну, пожалуйста, Машенька! Я же должна ему соответствовать! Мои ботинки совсем, как ты скажешь, деревенские!

Маша, освобождаясь из объятий сестры, беззлобно прошипела:

– Умеешь, же ты достать, липучка!

И вытащила из черной коробки туфли:

– Кое- кому всегда шли чужие вещи!

Вытолкнув за дверь возбужденную от сборов сестру к ожидавшему ее такси, Маша вернулась к Гришке.

Он сидел за компьютером и играл в детский квест. Маша специально для Гришки купила этот компьютер и установила несколько игрушек. В прошлом году Гриша часто жил у нее по несколько дней, а то и неделями, сбегая от бабушки Тани.

Его ветреная как стрекоза маман набравшись впечатлениями в большом городе – а именно походами по торговым центрам, ресторанам и ночникам, уезжала обратно в район. А Гришка оставался, в этом году он пошел в школу номер восемнадцать уже во второй класс.

Машина бабушка, и Гришина прабабушка настояла на том, чтобы Гриша учился под ее присмотром, когда правнуку исполнилось шесть, сказала, что его непутевая мать, как следует, за ребенком не уследит, и ничему хорошему его не научит.

Маша тогда поддержала бабушку, а потом само собой стало получаться, что Гришка жил на два дома- то у нее, то у бабушки Тани. Школа находилась ровно посредине между их «многоэтажками», а именно в десяти минутах ходьбы по тихим дворам.

Бабушка Таня встречала правнука со школы, делала с ним уроки, кормила обедом, а в пятницу, и часто в субботу и воскресенья Гришка приходил к тете Маше, и они всегда что- то интересное придумывали. И когда они вместе гуляли в парке, или ходили в развлекательный центр, Машу часто принимали за Гришину маму.

У Маши детей не было, и хотя она до сегодняшнего дня об этом серьезно не задумывалась, но посмотрев на притихшего за экраном компьютера племянника, она ощутила, как в груди легонько кольнуло, и в голове вновь всплыла мысль – тебе скоро тридцать семь.… Светка Гришу в двадцать родила.

Мысль портила настроение, Маша налила бокал красного вина и взяла телефон, полистав немного Ватсап и прочитав пару сообщений от подруг, и не обнаружив ни одного от гада, козла и кобеля, Маша открыла поисковик Литрес и нашла в отложенных закладках свою любимую книгу Виктора Пелевина «Тайные Виды на гору Фудзи». Прочла рассеянно несколько страниц, но навязчивая мысль, не останавливаясь, навевала совсем не нужные и неприятные для Маши воспоминания…об их со Светкой матери.

Маша старалась вспоминать о ней как можно реже, но бывали минуты, когда накатывало, и вот сейчас перед глазами всплыл образ светловолосой женщины с ярко- голубыми глазами, Света очень на нее была похожа и внешне, и характером, а вот Маша – нет.

И Маша не любила свою мать, не сразу, конечно, лет с двенадцати, когда она случайно пришла домой пораньше, и увидела, как скандалят родители. Отец приехал из командировки, какой- то особенно замученный, а мать говорила, что никакого от него толку нет, что он нихрена не зарабатывает, а вечно в своих командировках пропадает, и ей так жить надоело! И она хочет с ним развестись.

А отца Маша очень любила, но он на нее почти не обращал внимания. Он уезжал из дому в свои командировки, а потом возвращался как чужой, и не мог разговаривать с ней, не знал о чем, только спрашивал какие у нее оценки в школе.

И хотя оценки у Маши были всегда хорошие, отца часто вызывали в школу за ее плохое поведение, и жаловались, что она на переменах с мальчишками за углом школы курит. Маша не курила, а просто болтала с одноклассниками и парнями постарше, кокетничая с ними и вызывая зависть одноклассниц.

Даже однажды отбила у первой красавицы 11Б ее парня. Маша усмехнулась, ну да, если Игорю Стеблеву было интересней с ней – она не виновата! А отца все равно вызвали и наговорили кучу гадостей. А потом они шли по заснеженной тропинке, и отец молчал, он был расстроен, а у Маши больно сжималось сердце.

Родители все- таки развелись, отец оставил им квартиру и уехал в район. Несколько месяцев спустя им пришло сообщение, что он погиб на стройке, которую возглавлял, тяжеленная балка сорвалась и упала на него – каска, конечно же, не спасла. Маша месяц ни с кем не разговаривала, даже в школе, молча сдавала диктанты, сочинения, контрольные, учителя ее не трогали.

И в тот самый момент она тихо возненавидела мать, и делала ей все назло, особенно тогда, когда они уехали из большого города за новым материным мужем – ее отчимом Ильей Павловичем. Два последних выпускных класса она отучилась в средненькой школе, но, на ее счастье, отчим оплатил за ее обучение в престижном областном вузе, и студенческие годы она жила в квартире у бабушки.

Мать умерла, когда Светке исполнилось восемнадцать, Маша уже работала в городской мэрии, и считала себя вполне взрослой и самостоятельной, снимала сама квартиру. А вот Света – милая, смешная, нежная, тогда будто надломилась, как цветок, она очень любила маму и долго переживала ее смерть.

Света искала утешения в мужских объятьях, ни Маша, ни бабушка Таня, естественно, были ей не указ. Она забеременела в девятнадцать лет, прибежала к ним, расплакалась, терла кулаком мокрые щеки и говорила, что сделает аборт. Слава Богу, им удалось ее отговорить. И родился Гришка.

Маша с нежность посмотрела на племянника, потом подошла к нему и взяла на руки, Гришка сонно пробормотал:

– Тетя Маша, я уже большой!

Маша поцеловала его в макушку:

– Конечно большой! Давай спать пойдем?

Гришка уткнулся ей в плечо:

– А можно не чистить зубы?

Маша улыбнулась – вспомнила, что Света в девстве, почти каждый вечер канючила об этом же.

Маша уложила Гришку в постель, а потом долго лежала в горячей, пенной воде, отгоняя тяжелые, ненужные для нее мысли.

Глава пятая «Как ни в чем не бывало»

Первая неделя сентября пролетела как одно мгновение, Маша после работы проводила время с сестрой Светой и Гришкой. Они посетили все значимые развлекательные мероприятия, происходившие на тот момент в городе. После всей кутерьмы и беготни, решили пойти в только что открывшийся турецкий Хаммам, разрекламированный подругой Наташей. Там они два часа расслаблялись в руках умелых, симпатичных парней, делавших умопомрачительный массаж.

Машино смелое предположение, что парни настоящие турки оказалось правдой. Но она все же этому не до конца верила, хотя Али и Дамир говорили с большим акцентом и с трудом складывали несколько разговорных русских слов в одно корявое предложение, однако умудрились сделать всем трем девушкам комплимент, сверкая белозубыми улыбкой.

Пили фруктовый чай в уютном зале, примыкающем к Хаммаму, всюду горками лежали цветные подушки, а на низеньких столиках стояли красивые чайные чашки и целый ассортимент сладостей от рахат лукум и халвы до кизилового варенья.

Светка, зажмурив глаза, откинулась на горку подушек и блаженно пролепетала:

– Как я вам завидую! Сколько здесь классных и приятных мест для отдыха! Не то, что в нашей дыре!

Наташа, в который раз услышав, как Света сокрушается, спросила:

– Что же не возвращаешься обратно? Твой сын Гришка быстрей тебя перебрался в областной центр, и к тому же, хоть он и с бабушкой живет, все равно скучает по тебе.

Маша состроила на мгновение рожицу, что означало – «да что с этой убогой возьмешь». Но Света, как ни странно, оживилась:

– Что вы понимаете в жизни?! Живете тут и все равно нормальных мужиков не можете найти! Вам по тридцать семь и обе не замужем!

Маша фыркнула:

– Где же твой прекрасный суженный ряженный? Постоянно то один, то другой, и работы нормальной нет ни у тебя, ни у сожителей твоих!

– Ну да, зато у вас одна работа на уме, карьеристки! – вспылила сестре Света.

Наташа с заговорщицким видом достала пластиковую бутылку с прозрачной, красной жидкостью, похожей на сок граната и объявила:

– Девчонки, не ссорьтесь! Мне из Крыма домашнее вино прислали, аромат, обалдеете!

Она разлила по мелким кружкам вино, и правда, в воздухе вкусно запахло терпким виноградом. Сделав несколько глотков все решили, что после Хаммама и такого шикарного расслабления не грех и в ночник сходить – кому молодость вспомнить, а кому просто оторваться. И они рванули, в их любимый «Солярис», протанцевав там почти до самого утра.

Оставшись одна после отъезда сестры, Маша решила привести квартиру в порядок. Неделя выдалась суматошной во всех смыслах, и Маша подумала, что смахнуть пыль с мебели и полов, и сменить постельное белье совсем не мешает, да и занятие нехитрой домашней работой всегда приводило ее в равновесие.

Маша как всегда тщательно отполировала мебель и на два раза протерла ламинат, из ванной доносились легкие звуки стиральной машины, а на кухне в кастрюле кипели морковка и картошка. После ресторанных изысков ей вдруг захотелось сделать тазик «Оливье» – любимый с детства салат, когда- то его готовили исключительно по праздникам, и Маша готова была родину продать за него.

Теперь она не могла понять, почему мама так редко делала им вкусные салаты, почему любимый ею бисквитный торт «День- Ночь» пекли только на день рождения и Новый год. Ведь и «Оливье», и торт были из обычных, простых продуктов, и сейчас Маша могла их делать хоть каждый день, если бы захотела, а тогда как- то не принято было. И самым вкусным воскресным обеденным блюдом считалась картофельное пюре с котлетой или курица, тушенная в жаровне с томатом и луком.

Да, став взрослой, она, конечно, понимала, что жили тогда не богато, да и времена, когда она была студенткой, пришлись на распад Союза, и начало бандитского капитализма. А может быть, не в салатах и не в торте было дело, а в отношениях в семье…

Маша сидела перед телевизором с большой чашкой доверху наполненной «Оливье» и рассеяно отправляла горки колбасы, лука, морковки, яиц и картошки в рот. И этот салат сегодня казался ей почти безвкусным.

Ну почему опять она блуждает в неприятных воспоминаниях прошлого? Позади такая яркая, праздничная, фееричная неделя в компании сестры и подруги, когда ни минуты свободной не было, чтобы…

Маша задумалась. Чтобы что? Она в который раз за вечер посмотрела на телефон, он трещал и булькал от сообщений по Ватсапу и Телеграм от подруг, просто знакомых, даже Альберт невзирая на конспирацию написывал ей, что он ужасно соскучился и предлагал встретиться.

Она на всякий случай ткнула на чат с именем «Лёша», как будто не видела, что ни одного сообщения не пришло, и ее настроение изгадилось еще сильнее: «Ну, какой же он все- таки козел!».

Маша злилась все больше и больше, и уже занесла пальчик над клавиатурой, чтобы написать ему, все, что думает о его внезапном исчезновении первого сентября, и о том, что он, между прочим, должен ей кучу денег, что она выложила, когда они праздновали Его день рождения, который выпал на их совместный отпуск.

Леша тогда выбрал самый шикарный ресторан, а потом заказывал все, что его душа пожелает: и крабов, и гребешков, и устрицы с самым дорогим шампанским. А она дурочка, смотрела на него такими влюбленными глазами, и так много говорила приятных слов, что почти не успевала ничего распробовать, съела разве что любимый десерт Тирамису и встала из- за стола полуголодной.

Но это все мелочи! Потом они ночевали в номере «люкс» одной из модных гостиниц приморской столицы, снятый естественно на ее деньги. Это же был подарок Лёше на день рождения! Конечно, не считая ее самой, в новом, умопомрачительном нижнем белье, и над обнаженной грудью у нее красовался огромный подарочный бант. Ну, какая же она все- таки дура, что в очередной раз ему поверила! И что любит ее, и что деньги за ресторан отдаст. Да и не вспомнила бы она про деньги, если бы не вел себя как свинья!

Маша набрала на клавиатуре телефона две буквы от слова скотина, как в дверь раздался звонок. Она кинула телефон на диван, а вазочку с наполовину съеденным, но не порадовавшим ее «Оливье» поставила на прозрачный столик и, матерясь про себя, кому бы это надо на ночь глядя притащиться, пошла в коридор.

Когда резко открыла дверь, даже немного отпрянула, потому что ее встретил огромный букет алых и белых роз, который прикрывал лицо того, кого она минут пять назад награждала кучей нелестных эпитетов, самым безобидным из которых было «мудак».

И не успев опомниться, Маша уже тонула в объятьях «мудака», а огромный букет ковром рассыпался по полу, наполняя прихожую нежным запахом. Последней ее мыслью было: «Ну почему я ему все позволяю?!»

После она не смогла сомкнуть глаз, прижимаясь к его телу, смотрела, как он спит, и втягивала его запах жадно, как собачка, которая балдеет от присутствия своего хозяина. Уснула только к утру, именно в тот момент, когда прозвенел будильник на телефоне.

Маша соскочила с кровати и, еще раз взглянув на спящего Алексея, подумала: «Как несправедливо – ей надо на работу, а он спокойно спит!» А потом еще одна мысль вдогонку: «Если он опять исчезнет на неделю, то убью его!»

Но Алесей не исчез, он прожил три дня у Маши, и когда она вернулась в четверг вечером, особо уставшая и отжатая начальницей Антониной как лимон, потому что у той было плохое настроение и куча грандиозных как обычно планов, Алексей заявил ей:

– Я привез вещи к тебе.

У Маши от такой неожиданности, усталость как рукой сняло, и глаза вмиг загорелись, неужели он все- таки переехал к ней, и они теперь будут жить вместе? Как она давно об этом мечтала! И правда, мечты сбываются?

Алексей, не замечая, что твориться с нею, продолжал, развешивая вещи в шкаф:

– Продаю свою хату, есть планы переехать в столицу через месяц- два.

Последние его слова не сразу долетели до ушей Маши, вернее они повисли в воздухе, а Маша все еще глупо улыбалась своим розовым мечтам и машинально поглаживала черный чемодан на колесах, доверху забитый его шмотками.

Когда смысл небрежно брошенной им фразы, наконец, дошел до нее, Маша сначала наклонилась вперед, а затем как пружина подскочила, взрываясь на ходу:

– Что ты сказал?! У тебя планы переехать в Москву? И если я не ошибаюсь, переезжать ты собираешься один?!

В комнате повисла тишина, и Алексей понял, что сейчас начинается грандиозный скандал. Он даже сделал шаг назад, перестав укладывать и развешивать свитера и брюки, но Маша уже кинулась на него и стала ударять его твердую грудь кулаками:

– Свинья! Какая же ты сволочь! Столько времени пользовался мной, а теперь уезжаешь один?!

Её лицо покрылось красными пятнами, а блузка совсем выбилась из- под пояса узкой деловой юбки. Алексей схватил ее за руки и сжал в запястьях, прижимая к стене:

– Хватит истерик! Ты что, думала, если мы встречаемся, то имеешь право визжать и орать?

Он также резко отстранился, но Маша уже дрожала от его прикосновения. Она хотела что- то сказать, но получалось лишь открыть и закрыть рот. Она видела свое отражение в большом зеркале гардеробной: растрепанные пряди волос, потекшая по краям губ помада, мятая блузка, на мгновение жалось к самой себе, накатила волной, и ее губы, чуть скривившись, дрогнули.

Алексей снова сжал ее в больших ручищах и попытался успокоить: