Валентин Георгиевич Вишняков "Подумаешь, попал – 6"

По мере прочтения доноса оба провинившихся офицера мрачнели все больше и больше. Уже оба стояли опустив головы, боясь встретиться взглядами со своим комбригом. Толбухин смотрел на своих офицеров тяжелым, пронзительным взглядом, казалось он уже вынес свой приговор.

– Кого вы надеялись обмануть? – Меня служившего с командармом Кропоткиным, когда тот еще командовал только танковой бригадой и изучившим его вдоль и поперек? – Или своего комбрига, который был рядом с ним с начала войны и твердо знает, что генерал – лейтенант Кропоткин никогда не был трусом, а уж тем более предателем. – И тут появляетесь вы, встретившись с командармом в первый раз, один разобиделся, что тот у него девку увел, другой решил, что военная хитрость примененная генералом, не достойна быть использованной при встречи в несколько раз превосходящим в численности врагом. – А значит, применять её могут только трусы и предатели. – Так по вашему товарищ старший – лейтенант? – обратился Капралов к Булыгину.

Тот в ответ лишь только ниже опустил голову.

– Вы, что не видели, как воюет генерал Кропоткин? – Он в тот день первым на ваших глазах подбил немецкий танк, повел в атаку свой небольшой отряд. – Да! – Приказал нацепить на свой танк флаг врага, но только для того, чтобы подобраться к нему поближе. – Это понял даже простой наводчик, бывший в экипаже у командарма, но не поняли вы офицер, командир взвода. – Нет ничего постыдного, в том чтобы победить врага применив хитрость, тем более, что враг не гнушается не чем.

– Вы товарищ старший – лейтенант всего несколько дней на фронте и не знаете, к чему только не прибегают фашисты, лишь бы победить нас. – Вы не видели, как немцы идя в атаку, гонят перед собой военнопленных, для того чтобы наши бойцы не открывали по ним огонь. – Вы не видели, как фашисты загоняют на минное поле женщин и детей и таким образом разминируют его. – А нам с таким приходилось встречаться.

Капралов на минуту замолчал, чтобы перевести дух и бросил коротко.

– И что же нам теперь с вами делать?

Тут вмешался молчавший до этого Толбухин.

– В моей бригаде таким деятелям не место, – сказал как отрезал комбриг, бросив на офицеров взгляд полный брезгливости и тут же добавил, – да и во всем корпусе рядом с ними никто не захочет служить.

– А кто сказал, что я их здесь оставляю? – Они что думают, приехал злой дядя пожурил и все. – Тут на лицо настоящее предательство, проба очернить и даже убрать командующего армии и когда во время наступления. – Кто как не враги способны на это. – И так ясно, что ареста и возможно трибунала им не избежать, только вот надо выяснить, сами они додумались написать донос на командарма или подсказал кто.

Внезапно заговорил, молчавший и сгорающий от стыда старший лейтенант Булыгин.

– Писать на командарма, какой – то там донос у меня и мысли не было. – Да признаюсь, высказался в присутствии нескольких офицеров батальона, что не одобряю решения командарма нацепить на танк фашисткий флаг, даже если это нужно для того, чтобы обмануть врага. – Но не о какой трусости командарма и его желании сдаться, я не говорил.

Булыгин со злостью глянул на капитана Мазурова.

– Откуда я знал, что начальник штаба батальона напишет донос и так извратит мои слова. – Да и вообще я тогда выпивший был, мою первую награду обмывали, вот и не удержался, поведал о том случае с флагом, больно уж задел тот меня.

Молодой парень замолк, на его глазах навернулись слезы и уже вновь дрожащим голосом он спросил.

– А меня и правда арестуют и отдадут под трибунал?

И уже почти плача добавил. – А я ведь почти год после окончания училища рвался на фронт, писал рапорта и вот теперь трибунал.

Капралов посмотрел на этого крепко слаженного пусть и не очень высокого роста старшего лейтенанта, который вот – вот расплачется и понял, что перед ним всего лишь едва повзрослевший мальчишка. Еще когда тот вошел в комнату, молодой окрыленный не знавший, чем ему обернется вызов в штаб бригады, особист понял, что тот не приделах, но вот язык держать за зубами еще не научился, за что и должен ответить. Нет конечно под трибунал он его не отдаст, но стружку как следует снимет. А вот капитан Мазуров с этим стоит поработать, ведь именно от его имени пришёл донос.

Булыгин замолчал, но тут наконец то прорвало капитана.

– Я этого не писал, вдруг заговорил он. – Я тогда сильно выпивший был! – Да сидели каждый говорил о своем, о наболевшем.

– Старший лейтенант Булыгин тогда поведал, как по приказу генерала на антенну танка нацепили немецкий флаг и как его Булыгина это возмутило. – Я не удержался и пожаловался на то, что генерал Кропоткин пользуясь своим положением, увел у меня бабу с которой я почти договорился, ну тут и понеслось мы тогда выпили еще.

Капитан Мазуров поморщился, – дальше плохо помню.

– Я задремал за столом меня кто – то растолкал и спросил, хочу ли я отомстить генералу за нанесенную обиду.

– Я подумал и согласился, мне подсунули листок и самописную ручку, только вот писать я был не в состоянии и снова задремал. – Помню как меня вновь растолкали, сунули какой то листок и сказали подпиши. – Ну, я и подписал.

Капралов всмотрелся в перепуганное лицо капитана Мазурова. Похоже, не врет, только и доверие не внушает его рассказ, о чем то капитан умалчивает, но вот о чем.

– Ну и кто тот человек, что попросил тебя подписать эту писульку? – особист вновь затряс перед лицом капитана листком с доносом.

– Не помню товарищ полковник. – Выпивший был, – стал вновь оправдываться капитан.

Но тут лицо его вдруг просветлело, – точно могу сказать, кто то из своих был, тогда в комнате только с нашего батальона и были.

– Ну, вот уже кое что, – Капралов присел за стол, раскрыл вытащенный из планшета блокнот с карандашом и спросил.

– Имена, фамилии? – Быстро, мне не когда тут с вами рассусоливать.

– Так это нас вроде шестеро было, – начал вспоминать капитан. – Я, вот он – Мазуров с опаской посмотрел на Булыгина и продолжил. – Еще двое ротных были: капитан Воробьянинов и старший лейтенант Шишковец, но эти точно на такую подлость так нас подставить не способны, ребята боевые не раз боях бывали, эти точно нет.

– Но, а еще двое кто? – поторопил капитана Капралов.

– Так взводные, старший – лейтенант Стреженюк и лейтенант Кобзев, но этих я еще по училищу знаю, так что наговаривать не хочу.

– Хочу не хочу, не те не способны, не эти подходят, – передразнил капитана особист.

– А может все же вы вдвоем по пьянке донос то и сочинили, да признаться боитесь, а нам тут лапшу на уши вешаете? – снова с обвиняющими нотками заговорил Капралов подымаясь из – за стола.

– Ей богу нет, – поспешил заверить в обратном Мазуров.

Полковник строго посмотрел на него. – Ты что верующий, а по анкете вроде коммунист, – особист постучал по папкам лежащих на столе.

– Да нет, просто так вырвалось! – испугано ответил капитан и почему – то глянул ища поддержки у комбрига Толбухина. Но тот о чем то задумавшись даже не посмотрел на офицера.

А задуматься Ивану было над чем. Вся эта история с доносом не чем хорошем не могла закончится для его бригады. Эти двое даже сейчас не осознают всю серьезность происходящего. Толбухин хоть и немного но знал полковника Капралова, как и то что тот работал на СМЕРШ. И вот раскрыть антисоветский заговор в его бригаде, да это же для его карьеры Капралова заветная мечта. Группа офицеров под видом обмывания наград собираются и устраивают заговор, против генерал – лейтенанта Кропоткина. На того и так уже было несколько покушений и попыток захвата не получилось, так почему не попробовать убрать удачливого генерала руками своих же спецслужб. Толбухин слышал о таком, не один советский генерал был обвинен по доносу в предательстве и измене тех арестовывали и даже расстреливали, пострадали многие старшие командиры. Но тут у немцев не срослось командарм Кропоткин ходит чуть ли не в любимчиках у самого Сталина. Поэтому и НКВД и СМЕРШ сразу так среагировало на эту попытку оболгать известного генерала, такое могут сделать только враги. И вот двое офицеров считай, что арестованы, недаром там за дверью стоят два лейтенанта особиста прибывшие вместе с Капраловым, еще один свой из бригады, а так же отделение солдат из комендантского взвода.

Как бы читая его мысли Капралов крикнул глядя на дверь.

– Кубышкин!.

Дверь тот час же отворилась и в комнату заглянул бригадный особист.

– Офицеров: Шишковца, Воробьянинова, Кобзева и Стреженюка сюда немедленно, – прочитал из блокнота фамилии Капралов.

– Под конвоем, или как? – уточнил местный особист у начальства. Пол часа назад он разоружил двоих офицеров бригады прибывших в штаб по вызову и судя по всему сейчас шел их допрос, поэтому старший лейтенант и решил уточнить свои действия.

Началось подумал Толбухин думая, что же предпринять.

Капралов глянув на комбрига, видя как у того в волнении задергались желваки, ответил офицеру особого отдела бригады.

– Пока нет, пошлите вестового за назваными людьми пусть срочно явятся в штаб.

– Слушаюсь! – офицер хотел скрыться прикрыв дверь, но Капралов остановил его.

– А этих двоих, – он кивнул на Мазурова и Булыгина поместить на гауптвахту не давать не с кем разговаривать и передавать что либо.

Офицер кивнул и через минуту в комнату вошли он и двое автоматчиков. Они увели арестованных.

Капралов вновь присел за стол и достав пачку папирос закурил. Посмотрел на вновь задумавшегося комбрига и сказал.

– Тех четверых необходимо допросить, ведь кто то подтолкнул Мазурова к написанию доноса и этот кто то враг.

Снова глянув на Толбухина вдруг улыбнулся.

– Да не переживай ты так Иван, разберемся. – Эти двое, которых я на гауптвахту отправил, молодые дураки, им бы языки за зубами держать, а не косточки начальству перемывать. – Посидят немного, авось поумнеют, я так понял от них больше нечего не добьешься, может те сослуживцы с которыми они водку жрали, что вспомнят.

Наступила тишина, только за дверью слышался гомон голосов, да на улице послышался звук мотора и притормозившей у штаба бригады машины. Примерно через минуту в коридоре раздался топот сапог и в дверь постучались.

– Войдите! – разрешил Капралов засунув назад в портсигар очередную так и не раскуренную папиросу.

Дверь приоткрылась и в нее заглянул уже довольно пожилой сержант.

– Товарищ полковник, обратился он к комбригу Толбухину.

– Тут вызванные офицеры прибыли. – Запускать?

– Пусть входят, – разрешил Иван обернувшись к двери.

Сержант, открыв дверь посторонился, давая дорогу четырем танкистам. Двое из вошедших были в черных местами в масленых пятнах комбинезонах, очевидно приказ немедленно явиться к комбригу застал их в тот момент когда они вместе со своими экипажами обслуживали технику. Самый старший по званию капитан одетый в подпаленный и кое где с заплатами полушубок козырнув доложил.

– Товарищ комбриг вызванные вами офицеры второго танкового батальона прибыли, командир первой роты капитан Воробьянинов.

Толбухин мрачным взглядом оглядел вошедших офицеров и отошел в сторону уступая первым начать беседу с ними вставшему из за стола Капралову. Тот тоже внимательно осмотрел по отдельности каждого офицера вглядываясь им в глаза. После чего кашлянув начал задавать вопросы не обращаясь не к кому конкретно.

– Тут недавно кое кто через чур сильно перебрал обмывая награды. – Разговоры всякие вел, в том числе о начальстве ругая его по всякому.

Капралов не уточнил о каком начальнике именно шла речь, может о комбриге Толбухине, может о командующем корпусом генерал – майоре Воронине, а может о заместителе командарма генерал – майоре Вяземском – который при случае мог провинившемуся в чем то офицеру и в ухо дать, а кулачки у Артура Николаевича не меньше той головушки в которую прилетело. Правда заместитель командующего армии бил не со всей силы, так для профилактики, зато после такого внушения все команды и распоряжения исполнялись в срок и без допущения ошибок. Но судя по всему надо было брать выше, так оно и оказалось.

– И так товарищи кто из вас написал донос на командующего армией генерал – лейтенанта Кропоткина?

Капралов не стал ходить вокруг да около, ведь наверняка офицеры слышали жалобы капитана Мазурова о том, как командарм пользуясь своим положением увел у того девушку, рассказ старшего – лейтенанта Булыгина о его первом бое в котором он отличился, а вот командарм повел себя подозрительно приказав нацепить на свой танк фашисткий флаг, не иначе как струсил.

Таких вопросов танкисты не ожидали и потому были этим ошарашены и стояли молча временами переглядываясь друг с другом.

– Чего молчите товарищи офицеры, думаете, я несу околесицу, обвиняя вас в том, что кое кто из вас послушав разговоры двух пьяных дураков, решил написать вот эту писульку, – особист помахал перед танкистами листком с доносом точно так же, как перед этим махал перед Мазуровым и Булыгиным.

Первым заговорил Воробьянинов, вероятно опять потому, что был старший по званию.

– Да не писали мы ничего такого, у нас и мыслей не было, да еще на командарма.

Капитан потупился, – да разговоры были, виноват.

– Я первый о том начал, в смысле о «подвигах» капитана Мазурова, тот постоянна хвастался своими «победами» на женском фронте, то связистки, то медсестрички то из БПХ «банно прачечное хозяйство». – А недавно опять в санбат зачастил якобы из – за ранения на перевязку, хотя её и у нас в бригаде можно было сделать. – Сразу понятно стало новая пассия завелась, ну я и поинтересовался у начштаба, как у него дела на любовном фронте, ну тот и поведал о своей неудачи и кто в этом виноват. – Ну, мы только посмеялись, нашла коса на камень, а тут этот новенький в разговор влез, ему видно много пить нельзя, и давай про свои подвиги рассказывать, как он в первом же в бою побывал и не струсил, а вот командарм чего то осторожничать стал. – Приказал прицепить на антенну своего танка немецкий флаг и лишь только тогда пошел в бой.

Капитан Воробьянинов вдруг улыбнулся.

– А здорова наш командующий придумал. – Немцы тогда нашу бригаду со всех сторон в городке прижали, – начал рассказывать танкист. – Боезапас кончается, горючие на исходе, ну думаем хана нам, а тут он с этими новыми танками и прям в тыл к ним заходит. – Немцы пока разобрались в чем дело потери понесли и не до нас стало, а тут штурмовики налетели и дали им прикурить.

– То есть, действие генерал – лейтенанта Кропоткина ты считаешь верным? – перебил его Капралов.

– Да что я, все мы так считаем! – капитан посмотрел на своих товарищей.

Те согласно закивали головами.

– Врага нужно бить всеми возможными средствами в том числе и хитростью, – высказался капитан.

– Но кто то из вас все же послал на моё имя этот донос, – охладил его пыл особист. – Причем составил грамотно, если бы лично не знал генерала Кропоткина, сам бы отослал эту бумагу на «верх» и начал следствие. – Впрочем следствие и так начал ищу среди вас доносителя, и думаю, что найду.

– Выбор то не велик, кроме вас шестерых в той пьянке никто больше участия не принимал.

– Почему шестерых? – заговорил вдруг до этого молчавший другой ротный старший лейтенант Шишковец.

– Там еще наш батальонный старшина был Конюхин, как же без него у него же и спирт и тушенка все НЗ на нем.

– А ведь верно подхватил его Воробьянинов был старшина, только он больше в сторонке держался, это мы свои награды обмывали, а у него повода не было в боях не участвовал.

– Что за человек этот ваш старшина? – спросил у танкистов Капралов, вновь достав из кармана портсигар и достав папиросу, в этот раз закурил.

– Жмот еще тот, зимой снега не выпросишь, – высказался о нем Воробьянинов. – Вот ребята из моей роты все молодые, им еще расти и расти, ну в бою перенервничают, а чтобы успокоится НЗ свой оприходуют, ведь после боя коль жив остался перекусить самое то, а обед там или ужин пока подвезут. Ну, а на всякий случай продовольственное НЗ в танке должно быть все это понимают, а старшина нет. – НЗ выдавалось – выдавалось, а что с ним случилось старшину не волнует, – с раздражением высказался капитан. Он не стал уточнять, что в НЗ входила так же фляжка со спиртом. Ведь довольно часто танкистам приходилось выскакивать из горящего танка, получать сильные ожоги, а значит болевой шок. А хоть как то унять боль можно только выпив спиртного и чаще бывает им делится другой экипаж ведь свой НЗ из горящего танка вряд ли успеешь прихватить. Но этого Капралов не стал уточнять прекрасно зная, как бывает коротка жизнь танкиста, приходилось видеть, что остается от экипажа сгоревшего танка.

– Вот до Конюхина старшина был, так старшина, хорошо понимал нашего брата танкиста, никаких вопросов не задавал, что да как куда делось. Ведь у нас и комбинезоны и другая одежда тоже горят и чаще чем у других изнашивается дело то с техникой имеем.

Ротный видно имел в виду свой поношенный полушубок.

Но особист прервал его излияния. – Давно у вас этот Конюхин служит, – спросил он затушив окурок об угол пошарпонного стола и бросив его в стоявшею на нем вместо пепельницы стреляную гильзу.

– Да уже посчитай третий месяц, как старшину прежнего шальным снарядом убило, он как раз к нам после госпиталя и попал, – ответил Воробьянинов.

– После госпиталя значит? – Капралов задумался, потом сказал. – Вот, что товарищи, подождите в соседней комнате, а мы пока с вашим комбригом побеседуем.

Дождавшись пока танкисты выдут, Капралов вновь позвал местного особиста. Тот в связи с поднятой шумихой, арестом двух офицеров и разговором еще с четырьмя, которых вроде и не арестовали, но и не отпустили, начал переживать уже за себя, опасаясь как бы не обвинили его в расхлябоности и бездействии.

– Вот, что старший лейтенант, принеси мне личное дело старшины второго батальона Конюхина, да и приведи мне самого его сюда, только поосторожней сдается мне он то нам и нужен.

Уже скоро Капралов просматривал тоненькую папку в которой то и было несколько листков. Короткий послужной список Конюхина в котором было указано от куда тот родом и когда призвался, в каких частях служил, копия наградного листа на медаль «За боевые заслуги» и выписка из госпиталя в котором старшина находился на излечении. Особенно Капралова заинтересовала выписка из госпиталя. В ней значился город Орел, госпиталь №16.

Толбухин до этого не вмешивавшийся в происходящее, тоже заинтересовался делом старшины, но не нашел в нем ничего подозрительного. Такой военной биографией мог похвастаться каждый второй солдат успевший повоевать не первый год, но Капралов просмотрев дело принесенное из строевой части, повел себя странно. Лицо его озарилось улыбкой и он вдруг в предвкушении чего то радостно стал потирать руки. Когда ввели помятого старшину, с разбитым носом и опухшими губами и связанными за спиной руками, Капралов даже привстал бросив укоризненный взгляд на своего подчиненного. Но старший лейтенант поняв в чем дело стал объяснять и оправдываться.

– Так товарищ полковник мы его нашли возле бригадных складов, он получать там, что то собирался, а увидев нас разволновался, бросился бежать, тут мы его и прихватили.

– Так он мне собака чуть палец не откусил, – капитан показал разбухший указательный палец на правой руке.

– А это мы у него, кроме положенного по штату револьвера нашли, – капитан выложил на стол вальтер, при этом болезненно поморщился задев больной палец.

Заметив это Капралов сам поморщился и сказал.

– Ты вот, что братец сходи в санчасть, пусть там тебе палец обработают, да укол сделают от бешенства.