– Хорошо иметь подобную уверенность. Но вам, сэр, суждено умереть молодым. И когда это случится, не поверишь, что такое могло произойти с тобой.
Шустер не был ни огорчен, ни сконфужен. Я почувствовал к нему жалость. А еще я сам не знал, о чем говорю.
– Ты, Гаррет, давно отстранился от дел. Парадигмы изменились.
– Много убитых и раненых? Большой ущерб собственности?
Я не знал, что такое парадигмы. И, судя по виду директора, он вряд ли это объяснит.
– Рад за твоих ребят, Шустер. Но почему вы возникли сейчас именно здесь?
– Давай заново приспособимся друг к другу и проведем переоценку. В данный момент меня не интересует, как мистер Дотс распорядится своей жизнью. Я даже не заинтересован в шкуре мисс Контагью. Я заинтересован в том, чтобы вступить в контакт с кем-то или чем-то, ответственным за состояние мистера Дотса.
– Это почему?
– Я поклялся защищать короля и Карентийскую корону. Что-то собирается напасть и на то, и на другое. Твой друг мог случайно наткнуться на это «что-то».
Итак. Шустер почувствовал угрозу, потому что не знал всего, что происходит в нашем изумительном городе.
Мы поговорили, сделав мало умозаключений. Полчаса спустя расстались, и я решил, что ни один из нас не извлек пользы из этой беседы. Но потом я осознал, как сильно утратил былую форму. Шустер намотал на ус очень многое, слушая то, чего я не сказал. И не спрашивая меня о том, что он узнал от Джимми Два Шага. Мне следовало бы раньше догадаться, хотя я и отсиживался здесь, не видя никого из внешнего мира, кроме Белинды.
Коротышка заглянул меж занавесок моих грез.
Получив передышку, я расслабился настолько, чтобы понять, что Шустер приходил забросить удочки. Он жаждал информации о чем-то, что глубоко его тревожило, – и я не помог ему, несмотря на свою откровенность.
Команда Шустера покинула «Огонь и лед» поэтапно, бдительно охраняя директора. Так сказала Краш, которая принесла ланч, как только жуткий коротышка ушел.
Я ненавидел себя за свою идиотскую реакцию на девушку ее возраста – и в то же время чувствовал боль, потому что девушка ее возраста считала парня моего возраста просто скверной шуткой. Но она могла смотреть глазами с поволокой на Морли Дотса, почему-то полагая чудесным то, что меняет подгузник большому мальчику, темному эльфу, который, вообще-то, куда старше меня.
Краш не интересовалась Гарретом-мужчиной. Точкой нашего соприкосновения был Морли. Она призналась, что понятия не имеет, кто он такой на самом деле. Но возможно, его знает Ди-Ди.
Плаксивый парень, сидящий во мне, спросил:
– Тогда почему ты курлычешь над ним?
Мое мнение о ней драматически возросло: она немного подумала, прежде чем ответить:
– Не знаю. Не могу объяснить это с логической точки зрения. Он колдун?
– Твои догадки будут ближе к истине, чем мои. Ты ведь женщина. Мне никогда не удавалось это понять. Может, от него исходит некий запах, потому что он вегетарианец.
– Сомневаюсь. Как бы то ни было, если речь идет обо мне, наверное, все дело в соперничестве с Ди-Ди. И у него возбуждающая репутация. Он плохой, он красивый, и он имел связь со знаменитыми женщинами. А если не считать всего остального, остается чистой воды любопытство. Что такого особенного находили в нем все эти женщины?
Я угрюмо поразмыслил о Морли. Как-то раз он сказал мне, что упорно трудился над своей репутацией. Создавая ее и оповещая о ней, он обеспечивал себе неиссякаемый поток леди, гадавших, что в нем такого возбуждающего. Морли настаивал, что тут нет никакого обмана. Он давал оправдания женщинам, чтобы те могли потакать своим испорченным желаниям.
Краш закончила работу, и у нее не осталось причины болтаться здесь. Она ушла без извинений, без прощальных слов, без разбитого сердца.
Я закрыл дверь и подпер ее раскладушкой. Прилег вздремнуть, но сон продлился всего часа два-три. Меня снова разбудили. Я воспользовался ночным горшком, после чего проверил окно.
Оно было заколочено.
Но ведь в него было вставлено стекло. А стекло можно разбить.
18
Звук доносился от кровати. Я уронил объемистый сборник шедевров Иона Сальватора. Мне показалось, Морли давится.
Он и правда давился. Словами. Глаза его были открыты. Он пытался заговорить.
Взгляд его казался диким. Он не хотел спросить, где он и что происходит. Его последние воспоминания были о том, как ему наносят удары. При виде меня лучше ему не стало. Он меня не узнал.
Время было на моей стороне. Морли никуда не уйдет. У него для этого нет ни сил, ни желания.
Он чувствовал каждую свою рану. Одна попытка встать – и ему стало ясно, как он проведет следующие несколько недель.
Не то чтобы он завопил. Голос его был недостаточно громким, чтобы привести сюда остальных обитателей дома. Он лежал, задыхаясь, собираясь с силами. Вот теперь он меня узнал.
– Ты наконец разозлил кого-то чуть больше, чем следовало. Может, благословил своим вниманием не ту жену или не ту дочь.
Он издал протестующий звук.
– Тогда тебя настигли делишки прошлого.
Дотс не ответил, сделавшись задумчивым. Поскольку в наши дни ему полагалось быть честным владельцем ресторана, я подозревал, что он роется в памяти в поисках связующего звена.
И он по-прежнему не отвечал.
Должен ли я отвергнуть идею о мстительном призраке? Живых и опасных осталось наперечет. Морли, которого я знал, когда мы были моложе, не оставлял своих врагов в живых.
Он погрузился в сон. Проснулся спустя несколько часов, все еще не в силах говорить, и дал понять, что хочет пить.
Когда вечером пришли Ди-Ди и Краш, чтобы, как всегда, вымыть его и накормить, он спал. Я не поделился хорошими новостями. Мне хотелось, чтоб они убрались побыстрей.
Мисс Ти заглянула, пока они мыли Морли, и ушла, ничего не сказав.
Морли спал долго и крепко. Когда я стал сыт по горло Ионом Сальватором – читая, я все время слышал его раздражающий, ноющий, скрипучий голос, – я погасил лампы, растянулся на раскладушке и тоже задремал.
Один раз я как будто проснулся – у меня было неясное впечатление, что Морли хочет что-то сказать. Механически и так же внятно, как не держащийся на ногах пьяница, говорящий на языке предков. Еще позднее я, снова не вполне проснувшись, решил, что окно пытаются открыть. Поскрипывало стекло. Потрескивала рама.
Снаружи что-то вспыхнуло, стукнуло, раздались вопли и крики. Пронзительно заверещали свистки гвардейцев.
Подойдя к окну, я ничего не увидел. Ни малейшего проблеска света. Небо затянули тяжелые тучи.
Больше я ничего не слышал, пока ранние пташки, Ди-Ди и Адская Дыра, не разбудили меня, колотя дверью по моей раскладушке.
Адская Дыра. Надо же! Какое изумительное имя! Я бы уважил ее предпочтения и называл Краш.
19
В следующий раз Морли проснулся, когда его обслуживали женщины. Мне пришлось стать свидетелем тех завораживающих, необъяснимых и отвратительных фокусов, которые творились вокруг него.
Две профессионалки, дарующие мужчинам утешение, побагровели от смущения, когда он открыл глаза.
Я просто прислонился к стене, чтобы не быть помехой, и молча дивился. Не-ве-ро-я-а-атно!
Ди-Ди была настроена филантропически. А может, старалась пересилить свою робость, переключив внимание на безобидную мишень.
– Прошлой ночью тут опять творилась суматоха.
А я-то почти убедил себя, что мне все приснилось.
– Надеюсь, не такая смертельная, как прошлая.
– Думаю, все обстояло очень скверно. Ты должен поговорить об этом с мисс Ти.
– Предвкушаю. Моменты, проведенные с Майк, драгоценней жемчужин.
Ди-Ди никогда не была любительницей моего специфического юмора. Она непонимающе посмотрела на меня, даже не пытаясь догадаться – шучу ли я.
Однако Краш возвела глаза к потолку. Она вознаградила меня усмешкой, говорившей, что оценила мой перл и что шутка вышла неудачной.
Морли издавал звуки, относившиеся к разновидности вопросов, наиболее часто задаваемых теми, кто приходит в себя при странных обстоятельствах.
– Мы находимся на втором этаже борделя «Огонь и лед», дочерней компании империи Контагью, – сказал я ему. – Здесь мы по распоряжению Белинды. Она решила, что это безопасное место, где можно скрыться, пока ты не поправишься настолько, чтобы тебя перевезли к ней. Твои милые прислужницы – Ди-Ди и ее дочь Адская Дыра, которая предпочитает, чтобы ее звали Краш. Они заботятся о тебе с тех пор, как тебя сюда принесли. Сколько – четыре дня назад? Леди?
Ди-Ди посчитала по пальцам:
– Угу, четыре.
Потом – кроме шуток! – сделала реверанс.
Краш снова возвела глаза к потолку.
Морли издавал звуки. Я переводил.
– Он говорит, что рад познакомиться с вами и благодарит за заботу, которую вы так щедро ему расточали.
– Кажется, ничего подобного он не говорит, – заключила Краш.
Мне тоже так казалось.
– Возможно, он выражается чуть менее элегантно. Человек с глубокими колотыми ранами склонен быть кратким и капризным, особенно когда он только что очнулся и ощутил боль. Но я изложил суть тех чувств, которые он хотел выразить. Чувств, таящихся глубоко-глубоко в его сердце.
– Мужчина, вы такое брехло! – сказала Краш.
– Это одна из самых подкупающих черт моего характера.
Она фыркнула.
– Как только получше меня узнаешь, ты поймешь, что я большой, славный плюшевый мишка.
Еще одно фырканье – от меня отмахивались, но не иронизировали.
– Я не собираюсь узнавать тебя получше. Все заведение получило очень точные инструкции от Капы – Белинды. Даже Ди-Ди недостаточно тупа, чтобы их нарушить.
Краш посмотрела на мать – которая продолжала выглядеть как ее счастливая младшая сестра.
– А может, и достаточно тупа. Но она уже сосредоточилась на плохом парне.
– В другом месте и в другое время, при иных обстоятельствах мы могли бы стать отличными друзьями. Мне нравятся вывихи твоего мышления.
Это лишило ее дара речи. Я дал волю злому смеху. Давно у меня не было такого шанса.
Будучи тренированным наблюдателем, я сделал кое-какие выводы.
– Сегодня утром вы не принесли завтрак.
– Завтрак не готов, – ответила Ди-Ди. – На кухне проблемы, поскольку кое-кто опоздал.
Параноидальный телохранитель во мне насторожился.
И напрасно.
Ди-Ди объяснила:
– По большей части они опоздали потому, что им пришлось пробиваться сюда через отряд жестяных свистулек и всякий сброд, толпящийся снаружи. Но у некоторых к тому же похмелье. Прошлой ночью дочь главного повара вышла замуж, и после свадьбы этот идиот заплатил за открытый бар. Как только приступят к делу, они наготовят столько еды, сколько сможешь съесть.
Краш в который раз возвела глаза к потолку, теперь без явной причины.
Морли молчал. Он слушал, мысленно делая наброски характеров.
– Когда появится еда, мне нужно, чтобы одна из вас помогла его накормить, – сказал я.
– Это должна сделать Краш, – объявила Ди-Ди, сильно меня удивив. – У нее получается лучше, чем у меня.
Краш покачала головой. Раз мать не хотела этой работы, ее не хотела и дочь.
– Может, мы должны предоставить решение мисс Ти, – высказал я свое мнение, потому что вошла упомянутая особа.
За нею последовал невероятно разномастный завтрак. Ранее не встречавшаяся мне юная леди разместила поднос на тумбочке.
В комнате становилось слишком тесно.
Если бы мне было от двенадцати до двадцати девяти лет, я был бы на седьмом небе. Но теперь я большой мальчик, мне больше не дозволялось иметь подобные мысли. Еще и запах бекона всевластно меня отвлекал.
– Ди-Ди, спустись вместе с Краш и помоги обслуживать, – сказала мисс Ти. – Я накормлю мистера Дотса и поговорю с мистером Гарретом.
