Ольга Алексеевна Ярошинская "Стань моим мужем, дракон!"

– Но он как раз-таки возвышает, в прямом смысле, – возразил он.

Его торс блестел то ли от воды, то ли от пота, но черные чешуйки на плече оставались матовыми.

– Помойся, оденься, и приходи в голубую столовую, – приказала я. – Слуги покажут – где это. Начнем со столовых приборов.

– Прекрасно, – сказал раб, как будто я спрашивала его мнение. – Я как раз проголодался.

***

Пока Геррах приводил себя в порядок, я решила заняться и вторым своим приобретением. Вопреки сомнениям тети Молли выяснилось, что я каким-то чудом отыскала в грязи невольничьего рынка настоящий бриллиант. Эврас мигом привел в порядок все мои счета и показал, где у меня необоснованно высокие траты.

– Не может быть таких цен на мясо, госпожа, – он обвел цифру карандашом. – Смените поставщика. А вот тут с вас дважды сняли налог на землю.

Я только хлопала ресницами и кивала. А мне-то казалось, что я отлично справляюсь после того, как выгнала вороватого управляющего.

– А вот здесь… – толстячок задумчиво постучал пальцем по бумагам и вопросительно глянул на меня.

– Это доход от продажи артефактов, – быстро пояснила я. – Мой отец был выдающийся маг.

Вообще-то нет. У отца и правда были способности, и он мог найти источник воды даже в пустыне. В наших опаленных зноем землях это ценилось превыше всякого золота. А вот артефакты отцу не давались: магическое плетение не держалось, расплываясь через пару минут.

Я нашла его записи в лаборатории, из чистого любопытства попробовала повторить – и по моим пальцам потекла магия, собираясь в руны, крепкие и надежные, точно отлитые из стали.

Разумеется, мне пришлось держать свое открытие в секрете. Одно дело маг – уважаемый человек, способный принести обществу великую пользу. И совсем другое – ведьма, существо непредсказуемое, вредное и злокозненное, требующее над собой строгого контроля, как, впрочем, и любая другая женщина.

Так что если я не хотела навеки отправиться в замок ведьм – а я не хотела, то должна была скрывать свой дар. Я наврала, что обнаружила в лаборатории отца запасы артефактов, которые оказались удачными. Он экспериментировал – и вот результат.

Быть может, тетя Молли и догадывалась о чем-то, но держала язык за зубами. О замке ведьм говорили страшные вещи: неприступные гранитные стены, железные цепи, одиночные камеры, но самой пугающей была версия о том, что нет никакого замка ведьм. Женщин-магичек попросту вывозили из города и убивали, а безжалостная пустыня поглощала их тела.

– Жаль, что однажды этот источник иссякнет, – заметил Эврас.

– Ничего, – легкомысленно ответила я, напуская на себя беззаботность. – Когда я выйду замуж, такие вопросы перестанут меня волновать.

– Но вы, госпожа, насколько я понял, замуж не стремитесь, – проницательно напомнил толстячок.

Я лишь улыбнулась в ответ. Мало ли, что там в голове у женщины. Сегодня одно, завтра другое. Именно так считает дядя, так что если я предъявлю ему готовенького жениха, то вряд ли сильно удивится.

Оставив Эвраса в кабинете, я пошла в голубую столовую. Окна были открыты нараспашку, и свежий ветер перебирал прозрачные занавески. Вышитая скатерть, серебряные приборы, тончайший фарфор – Геррах смотрелся здесь пугающе чужеродным элементом.

Он поднялся мне навстречу, и я мысленно его похвалила: быстро улавливает. Но когда отодвинул мне стул, я покачала головой.

– Так не надо делать. В нашей стране мужчина не прислуживает женщине.

Геррах все же помог мне сесть, и лишь потом сам опустился на место.

– Прекрасно выглядишь, Амедея, – сказал он. – Твои глаза такие ясные и прозрачные, как высокое небо в утренний час.

– А вот комплименты – это хорошо, – похвалила я. – Это можно.

– Мне нравятся твои одежды, – продолжил Геррах. – Ткань такая тонкая, что можно рассмотреть все изгибы.

– Но твои слова не должны быть слишком откровенными, – осадила его я.

– Правда? – раб вздернул темные брови. – Где же проходит граница?

– Лицо и общий облик – допустимо, – задумалась я. – Изгибы – точно нет.

– Хм, – Геррах нахмурился. – Давай попробуем еще раз. Твои губы, Амедея, точно лепестки роз.

– Неплохо, – ответила я.

– Кожа чистый фарфор.

– Вполне, – одобрила я.

– А дерзкие вишенки, что натягивают ткань платья, так и хочется укусить.

Мои щеки запылали.

– Нет! – воскликнула я. – Никаких вишенок!

– Значит, граница проходит по ним? – невозмутимо уточнил варвар. – Я, кажется, понял.

Взяв с тарелки булочку, Геррах макнул ее в персиковый джем и откусил сразу половину.

– Что? – промычал он. – Я опять сделал что-то не так? Надо было колоть ее вилкой?

– Наблюдай за мной и повторяй, – терпеливо сказала я.

В конце концов, тетя Молли права: и обезьяну можно выдрессировать. Но придется усердно работать.

***

Амедея очаровательно смущалась, деликатно поправляла его и завопила лишь раз, когда Геррах схватил соусник и сделал вид, что собирается пить прямо из носика.

Он вынужден был признать, что Эврас прав, и с рабством им действительно повезло. Хозяйка оказалась доброй, милой и очень привлекательной. Хоть Геррах и продолжал убеждать себя, что последнее вовсе не важно, но завтракать в компании красивой женщины было очень приятно.

– Скажи, Геррах, тебе нужна медицинская помощь? – спросила она.

– Не думаю, что твои целители, кем бы они ни были, смогут вернуть моего дракона, – резко ответил он.

– Я про рубцы от кнута, – пояснила Амедея. – Болят?

Геррах пожал плечами. На эту боль он не обращал внимания. Это как если бы человека, которому отрезали ногу, спросили – не досаждает ли ему насморк.

– Мне жаль, что так вышло, – с сочувствием продолжила девушка. – С драконом.

– Правда? – нехотя сказал он. – В вашей стране оборотней не считают за людей. С чего бы тебе меня жалеть? По вашей логике я должен радоваться, освободившись от звериной половины. Разве нет?

– Нет, – выпалила Амедея без раздумий. – Я знаю, каково это… Отказываться от части себя…

– Откуда бы тебе это знать?

Она спохватилась, как будто сболтнув лишнего, и мило улыбнулась.

– Я про замужество, – пояснила охотно. – Когда девушка выходит замуж, то тоже лишается очень многого. Попробуй теперь намазать ломтик хлеба творожным сыром. С ножом ты должен управиться легко, не так ли?

Амедея хотела казаться беззаботной птичкой, и это у нее получалось очень неплохо, но Геррах видел за нежной внешностью стальной характер. А будь он иным, разве пошла бы она на такой отчаянный риск?

– Замужество не отбирает, а дает, – возразил он. – Это этап жизни. Как дерево растет, цветет и дает плоды, так и женщина исполняет свое жизненное предназначение, когда любит мужчину и рожает от него детей.

– Угу, – промычала она, пряча взгляд.

– Может, я лучше убью твоего жениха, раз уж он тебе не по нраву? – предложил он. – Сними с меня браслет, и я…

Амедея снисходительно улыбнулась, и Геррах сам осознал примитивность своей уловки.

– Не перебьешь же ты всех, – заметила она. – Аль-Малена – город большой. К тому же сюда съезжаются со всего света. Кстати, я тут подумала, что за местного ты никак не сойдешь – акцент, внешность, поведение. Промахи иностранца воспримут проще, спишут на разницу культур. Будешь торговцем с запада.

– С востока. Те земли я лучше знаю.

Амедея вдруг захлопала в ладоши, и Геррах удивленно воззрился на бутерброд в своей ладони. Оказывается, задумавшись, он намазал сыр и сложил приборы как положено.

– Браво! – воскликнула девушка. – У тебя очень хорошо получилось. А теперь не запихивай его в рот целиком, как бегемот, а откусывай по небольшому кусочку. И не забывай жевать.

– Это все потому, что ты подкрепляешь мои успехи, – сказал Геррах. – Вот кнут на мне не срабатывает. Как меня ни пороли – я только становился упрямее. А поощрение, как видишь, творит чудеса.

– Думаю, свобода – достаточный стимул, – напомнила Амедея.

Геррах укусил бутерброд, запил чаем, сделав аккуратный глоток, и поставил чашку назад на блюдце, заслужив одобрительный взгляд.

– А промежуточная награда будет? – спросил он.

– Что еще ты хочешь?

Его взгляд против воли метнулся к ее губам. Не понять, в чем тут дело. Быть может, в браслете есть плетение, которое заставляет его обожать свою госпожу, но его тянуло к ней как ни к одной женщине прежде.

Уловив что-то по его лицу, Амедея напустила на себя суровый вид.

– Поцелуй, – все же сказал он.

– Ты с ума сошел, раб? – холодно поинтересовалась она.

– Я очень здраво мыслю, – возразил Геррах, вовсе не будучи в том уверен: ему бы разрабатывать план бегства, а он вместо этого размышляет, каковы ее губы на вкус. – Я вот что подумал: если ты хочешь убедить дядю в своей влюбленности в меня, то можно устроить так, чтобы он застал нас за страстными ласками. Предлагаю потренироваться. Вдруг я целуюсь не так, как положено воспитанному мужчине?

– Да уж наверняка не так! – вспыхнула Амедея. – Но, боюсь, тебе суждено умереть, не освоив эту науку.

– Как скажешь, госпожа, – ответил он и, доев бутерброд, облизал пальцы.

Глава 3. Соловьиные трели

После завтрака я отправилась на рынок. Тетя Молли тоже пыталась увязаться следом, но мне удалось отделаться от нее, попросив приглядывать за рабами – мало ли что. Она прониклась важностью задания и пообещала, что не спустит с них глаз. А потом еще и приказала служанке наломать прутьев.

– На всякий случай, – сказала тетя, поджав губы. – Знаешь, твой варвар хотя бы простой как чугунок, а вот лысый не внушает доверия: глазки хитрые, пузо круглое. Вот скажи мне, пожалуйста, как раб мог отъесться?

Я не знала ответа на этот вопрос и посоветовала тете самой разузнать все секреты. Заглянув в лабораторию, взяла артефакт и, бережно уложив его в корзинку и укутав мягкой тканью, поспешила прочь.

Рынок шумел вовсю: шелестел цветастыми тканями, гремел колесами телег, кричал на разные голоса. Я ловко двигалась в людском потоке, прижимая к себе корзинку, а тонкая накидка скрывала мое лицо.

– Кремы, мази, притирания для пробуждения желания! Красавица, – обратился ко мне торговец. – Возьми за пять, почти в подарок, потом купишь еще. Твой мужчина захочет тебя как в первую ночь.

Геррах не считал нужным скрывать своих желаний, и я от этого терялась и не знала, что именно ему приказать. Не раздевать меня взглядом? Но что это за жених, который не любуется своей невестой? При этом раб смотрел на меня как на ровню, и это особенно раздражало. В его темных глазах не было ни капли подобострастия или рабской покорности. Он мог бы восхищаться мною как чем-то недостижимым: любоваться как рассветом или горной каймой – отстраненно. Но вместо этого вел себя так, будто лишь какая-то незначительная условность мешает ему сорвать с меня одежды и покусать вишенки.

Вспомнив его дурацкий комплимент, я выругалась, и женщина впереди обернулась и посмотрела на меня с опаской.

– Обвесили, – пожаловалась я.

Она покивала, но на всякий случай ускорила шаг.

Заметив знакомую дверь, выкрашенную зеленой краской, я поднялась по выщербленным ступеням и быстро юркнула внутрь.

Высокий чернокожий охранник шагнул навстречу, но, когда я сняла капюшон, кивнул и посторонился, пропуская. Меня здесь знали и ждали. Я прошла по узкому темному коридору, свернула в еще одну дверь и попала в комнату без окон, красную, как чрево животного. Ковры на стенах приглушали звуки, и шум рынка стих, словно отрезанный ножом. А хозяин дома поднялся мне навстречу, раскидывая руки.

Ленни – достанет что угодно – Соловей был идеальным женихом в представлении тети Молли: стройный, златокудрый, и даже ямочки на щеках в наличии. Безжалостный и опасный как смертоносная гюрза, Ленни обладал ангельской внешностью, которую портил разве что грубый шрам поперек шеи. Я не спрашивала, как он его получил.

Разумеется, обниматься с ним я не стала, но всучила корзинку.

– Что же моя птичка принесла в клювике? – поинтересовался Ленни, убирая ткань.

– Думаю, тебе понравится, – без ложной скромности сказала я, усаживаясь на мягкий диван возле приземистого столика.

Лени взял с бархатной подушечки серебряное яйцо, увитое рунами, покрутил в руках и вопросительно посмотрел на меня.

– Оно разделено на половины, – подсказала я. – Если крутануть против часовой стрелки до щелчка, то артефакт придет в действие, и все звуки в радиусе шести зир не будут слышны за пределами этого расстояния.

Тонкие золотистые брови Ленни приподнялись.

– Проверим, – кивнул он и жестом подозвал темнокожего раба. – Стой там.

Я волновалась, потому что такое плетение сделала впервые и проверяла только на тете, а она иногда и без артефактов бывает глуховата.

– Ты сегодня выглядишь как-то по-особенному, Амедея, – проницательно заметил Ленни. – Что-нибудь новенькое произошло?

– Может быть, – ответила я. – Но это личное.