Его молчание и неподвижность несколько успокоили Мажордома.
– Ладно, хватит с тебя, – прекратил, наконец, избиение Мажордом. – Но запомни, ещё раз услышу, что ты болбочешь, выпорю. Понял… Рыжий?
– Да, Мажордом, – ответил Гаор.
– Старшая по кухне, – позвал Мажордом. – Покорми его.
К ним подошла высокая женщина в белом глухом фартуке поверх тёмного платья.
– Идём, – просто сказала она.
Она подвела к одному из столов на десять человек и указала ему место.
– Здесь будешь сидеть. Запоминай.
– Спасибо, – ответил Гаор и совсем тихо почти беззвучно закончил: – Мать.
Она словно невзначай погладила его по плечу и отошла со словами.
– Сейчас дадут тебе.
И почти сразу две девочки, лет по тринадцати, тоже в белых фартуках и тёмных платьях, принесли ему глубокую тарелку каши, ложку, маленькую тарелочку с двумя аккуратными ломтями хлеба и кружку с горячим чаем. Вся посуда была из дешёвого, но фарфора. Сидевшие за столом ели молча, не глядя на него, и, казалось, даже не заметили его появления: настолько были заняты едой. Было это игрой или, в самом деле, так, Гаор не стал проверять, а углубился в еду. Каша была овсяной, из хлопьев, хорошо сваренной, даже чуть подмасленной, хлеба можно было бы и побольше, зато чай сладкий. И ел он если не с удовольствием, то с аппетитом.
Сидящий напротив него светлобородый мужчина вдруг негромко почти шёпотом спросил его.
– Тебя откуда привезли?
– Из Дамхара, – так же тихо ответил Гаор.
– И родом оттуда? – спросил ещё один.
– Нет, из Аргата.
Судя по всему, говорить здесь о том, что он принятой криушанин, не стоило.
– А в Дамхар как попал?
Гаор даже пожал плечами, настолько вопрос показался ему глупым.
– Продали.
Соседи по столу кивнули.
– Я Беляк, – сказал светлобородый, – в садовой бригаде.
– Рыжий, – ответно представился Гаор, – шофёр.
Молчание все-таки не было полным, переговаривались, но тихо и только с ближайшими соседями. Это не очень приятно напомнило Гаору училищную столовую, особенно в дни дежурства особо придирчивых капралов, но… ладно, бывало и хуже, и капралов водили за нос, и другое начальство. Хреново, что Мажордом – раб, а значит, как бы свой, но это тоже вполне поправимо. Нарываться не стоит, а укорот, если надо, дадим.
Ужин заканчивался, по столовой бегали девчонки в уже клеёнчатых длинных, почти до пола, фартуках, собирая грязную посуду и протирая столы. Гаор, памятуя, что он здесь пока новобранец, делал всё, как соседи. Составил опустевшую посуду в ряд, вытер губы бумажной салфеткой, положил её на тарелку из-под хлеба и встал из-за стола вместе с ними.
– Рыжий! – пробился сквозь усилившийся шум голос Мажордома.
Гаор шёпотом выругался и пошёл на зов.
– Да, Мажордом.
– Иди за мной, – распорядился Мажордом.
«Интересно, куда?» – хмыкнул про себя Гаор, следуя за Мажордомом. Первая растерянность уже прошла, и он чувствовал себя готовым к любым неожиданностям. Кажин знат, что всяко быват.
Кастелянша с двумя помощницами молча – как понял Гаор, из-за стоящего рядом Мажордома – выдали ему две смены белья, совсем нового зимнего армейского, тёмный комбинезон для работы в гараже, непромокаемую куртку на подстёжке с капюшоном для двора, две тёмно-серые рубашки, две пары грубых носков, две белые рубашки, хорошие брюки, хорошие кожаные ботинки, к ним две пары тёмных уже тонких носков и кожаную шофёрскую куртку, – для выездов с хозяином – догадался Гаор. Его догадку тут же подтвердил Мажордом.
– Не вздумай в гараж надевать, понял, дикарь? Это для хозяйского выезда.
«Ещё раз назовёт дикарем, поправлю», – мысленно решил Гаор, укладывая полученные вещи в аккуратную стопку.
– Отнеси и в шкаф повесь, – разжала губы Кастелянша. – За остальным потом придёшь.
Мажордом был рядом, поэтому Гаор только молча кивнул ей и вышел из вещевой. Но в спальню за ним не пошли. И потому, когда Гаор вошёл с вещами один, его встретили негромким, но достаточно дружелюбным градом расспросов. Кто, да откуда, да кем работаешь. Гаор заметил, что расспрашивающие достаточно умело и привычно располагаются вокруг него так, чтобы случайно заглянувший не догадался, что беседа общая, а двое мальцов торчат перед самой дверью, будто по своим делам, но так, что вошедший непременно наткнётся на них. Однако порядочки тут… Но в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь. И потому отвечал на вопросы негромко, развешивая и раскладывая вещи в шкафу и тумбочке, будто сам с собой разговаривает. Открыто подошёл к нему только Старший по спальне. Но ему, как сразу догадался Гаор, и положено, и поручено.
– Иди за остальным, – не криком, но достаточно громко распорядился Старший. – Потом разложишь.
– Мелочёвка там же? – так же спросил Гаор, выпрямляясь и оборачиваясь к нему.
– В соседней справа. Не заблудишься?
Гаор улыбнулся.
– Нет, Старший. Бывало и хуже.
Ему ответили понимающими улыбками и кивками.
Гаор вышел в коридор и отправился за остальными вещами, внимательно разглядывая окружающее. Народу немного, не слышно памятного по сторрамовской казарме весёлого вечернего шума, все проходят быстро и явно по своим делам. В заставленной стеллажами комнате рядом с вещевой он получил мыло в мыльнице, мочалку, два полотенца – маленькое для рук и лица и большое для душа, резиновые шлёпки, чтобы было во что переобуться после работы, щётки для одежды и обуви, баночку гуталина, коробочку с маленькими складными ножницами, нитками и иголкой для мелкой починки, моток меток, чтобы нашить на бельё, рубашки и полотенца… Мажордома рядом не было, и ему негромко и только ихними словами рассказали о правилах и порядках. Что для чистки и глажки есть отдельная комната, что бельё надо менять каждый день, потому и три смены. Одна на тебе, одна в стирке, одна в тумбочке, а постельное меняют каждую декаду. Заходить в чужую спальню под любым предлогом запрещено, а если сговорился с кем, то просись у Мажордома на ночёвку в специальную отдельную спальню, четыре таких клетушки, и он, если разрешит, даст тебе ключ и скажет, на ночь или только до отбоя можно. А если в другое время или ещё где застукают, то порка обеспечена.
– Порядка он требует, – светловолосая женщина поставила перед Гаором коробку с гребнями, большими и маленькими. – Выбирай себе.
– Мне два, мать.
– Тихо ты, – она сердито через его плечо посмотрела на дверь в коридор, – услышит – по новой тебе влепит. Не любит он, когда по-поселковому.
– Мать – ургорское слово, – спокойно возразил ей Гаор, выбирая себе гребень для волос и поменьше для усов и бороды. – Я ж не по-нашенски говорю.
Она вздохнула.
– Ты его не зли. Он культуры требует. И этой… – она запнулась.
– Цивилизованности? – догадался Гаор.
– Во-во, говорил уже тебе?
– Нет, сам догадался, – усмехнулся Гаор. – Вот эти возьму, спасибо, мать.
– Ох, и упрямый ты, – покачала она головой, с тревогой глядя на него.
– А если по-другому, как же мне звать тебя?
– Вторая Кастелянша. А так-то… – она снова запнулась, прислушалась и громко сказала: – Ступай, тебе до отбоя ещё с одеждой управиться надо. И в душ не забудь сходить, не ложись грязным.
Гаор понял, что под дверью кто-то подслушивает, и потому попрощался молчаливым кивком и благодарной улыбкой.
Выйдя в коридор, он едва не споткнулся о черноволосую девчонку лет тринадцати, но сделал вид, что не заметил её, и молча прошёл в свою спальню. Просто любопытная, как все девчонки, или стукачка… ему это сейчас по хрену. Но скажи, какие порядки здесь. У Сторрама и впрямь санаторий был, а уж у Корранта, вообще, как скажи, одной семьей жили. Но как эта сволочь в одиночку так всех зашугала?
В спальне его встретили теми же внимательными взглядами и опять как невзначай собрались вокруг него. Подошёл и Старший.
– Старший, – спокойно, не повышая голоса, но и не шепотом спросил Гаор. – А душевая, уборная, где всё?
Выслушав ответы, что в конце коридора, и курилка там же, кивнул и уточнил:
– А если ночью приспичит?
– Спальня не запирается, – ответил Старший, – но больше раза за ночь выходить запрещено. И ненадолго.
У Гаора сразу зачесался язык спросить, откуда Мажордом знает, кто и сколько раз в уборную бегал, но тут же всё разъяснилось.
– Ночные дежурные там, – сказал Беляк, с которым Гаор сидел за одним столом. – Утром они и докладывают ему.
– А то и Сам ночью с проверкой ходит, – сказал круглолицый парень с лёгким светлым пухом на щеках. – Если застукает на чём таком, то… – и, не договорив, зябко передёрнул плечами.
– Про метки сказали тебе? – спросил Старший. – Тогда прям сейчас хоть на одну пару пришей, чтоб завтра было во что переодеться. И в душ иди.
Но тут, стукнув, распахнулась дверь, и в спальню влетел черноволосый остроносый мальчишка.
– Рыжий где? – заорал он с порога.
– Ну, – выпрямился и обернулся Гаор.
По тому, как все мгновенно сделали вид, что они в стороне, Гаор понял, что это или наушник, или… посмотрим.
– Иди, тебя Сам требует. Сейчас он тебе, – мальчишка хихикнул, – всё объяснит. Сразу поймёшь.
Гаор посмотрел на Старшего. Тот кивнул, еле слышно сказав.
– Шестёрка его.
Гаор кивнул и спокойно ответил.
– Иду.
Его провожали, как он заметил, сочувственными взглядами.
У Мажордома была своя отдельная спальня, в которой стояли большая кровать, большой платяной шкаф и ещё один, похожий на книжный, но с глухими дверцами, комод, стол, несколько стульев и кресло-качалка. На стенах висело несколько картин, кровать застелена узорчатым покрывалом, на тумбочке у изголовья лампа-ночник, ещё одна лампа с зелёным абажуром на столе, на комоде ларец-шкатулка – похожий был у Сержанта – и несколько фотографий в рамках. Сам Мажордом сидел у стола, уже без пиджака, в тоже узорчатом, похоже, шёлковом халате поверх рубашки. На ногах не резиновые шлёпки, а ковровые шлепанцы. «Ах ты сволочь, – удивился Гаор, – ты смотри, с какими удобствами устроился».
– Вот он, Мажордом, – ухмыльнулся мальчишка.
– Вижу, ступай.
Мальчишка хихикнул и исчез, плотно закрыв за собой дверь.
– Почему в ботинках? – строго спросил Мажордом.
– Не успел переобуться, – очень спокойным, даже скучающим тоном ответил Гаор.
Мажордом встал и шагнул к нему. Гаор ответил не вызывающим, но достаточно твёрдым взглядом. Бить себя за просто так он не даст. Ишь, хозяина из себя корчит, мразь клеймёная.
– Ты должен ценить, что тебя купили в род Ардинайлов, – внушительно сказал Мажордом, остановившись перед Гаором.
«И что мне с этого?» – мысленно спросил Гаор, ожидая продолжения.
– Ты должен вести себя не как дикарь, а цивилизованно. Это тебе не посёлок, – Мажордом насмешливо поглядел на него. – Ты понимаешь, о чём я говорю?
– Понимаю, – с еле намеченной насмешкой ответил Гаор. – Хозяин велел тебе карту мне дать. И план дома.
Мажордом молча смотрел на него, и Гаор добавил.
– Поэтажный.
– Ты грамотен? – помедлив, спросил Мажордом.
– Да, – кратко ответил Гаор.
Похоже, Мажордом принимает его за прирождённого. Ну, так не будем все козыри сразу раскрывать.
– Тебя привезли из Дамхара, там ты кем был?
Так, про Дамхар уже доложили, значит, стукач не один. Примем к сведению.
– Рабом, – насмешливо пожал Гаор плечами. – А работал шофёром-экспедитором, – и пояснил «учительским» тоном. – Развозил продукты и одежду по посёлкам.
Мажордом поморщился.
– Говори правильно. Работал. Нет такого слова «работать», понял? И чтоб я от тебя больше поселковых глупостей не слышал. Привыкли валяться в общей свалке, так все ему матери да братья с сёстрами. Родственников у тебя тут нет, запомни.
«Это точно, – мысленно усмехнулся Гаор, – особенно ты мне не родня, ну-ка ещё что скажешь?».
– В спальне не шуметь, громко не разговаривать, выть по-поселковому не вздумай, выпорю. Голым не ходить, в одежде на кровати не лежать.
– А от душа до спальни как? – не выдержал Гаор. – Полотенцем прикрываться или грязное надевать?
