Вера Ягелева "Солнцежар"

Мама – потрясающий рассказчик. Готовый ответить на любой вопрос по истории, а заодно познакомить вас с десятком-другим мифов и легенд. Она играючи собирает возле себя огромную толпу любителей фольклора, а, собрав, может совершенно неожиданно начать изображать в лицах бытовую сценку из жизни крестьян N-ской губернии в дореволюционной России или вдруг запоёт какие-нибудь заклички, подыгрывая себе на окарине и попутно продавая расписные свистульки.

Короче говоря, мама – фрик. Если не знать, что у неё ещё с десяток увлечений, можно подумать, что она одержима духом славянофильства. Но на самом деле с таким же успехом она может изображать кого угодно.

В морозную новогоднюю ночь на городской площади мама выскакивала из-за ёлки в ростовой кукле Тигра, держа за руку посиневшую от холода Катю, которую совершенно некуда было деть.

Она играла самые странные роли на сцене местного Дворца культуры, пока не уволилась оттуда. Мама была тенью, зеркалом, деревом, перелётной птицей и всем, от чего отказывались задравшие нос юные актёры.

Наверняка ей всё это приносило удовольствие. Потому что денег это точно не приносило. А деньги семье, в которой после ухода отца нужно было на что-то кормить Катю и кота, нужны были постоянно.

Именно поэтому мама Кати – Горелик Елена Николаевна – работала везде, где можно было хоть что-то заработать.

Попутно она пробовала себя в разных жанрах: варила мыло, писала какие-то тексты в интернете, делала украшения из эпоксидной смолы и полимерной глины, а в последний год её сильно увлекла керамика и всё народное. Теперь она была мастером глиняной игрушки.

***

Как только Катя спустилась на первый этаж, она одновременно услышала два неприятных для себя звука.

Сначала наверху с грохотом тронулся и поехал лифт. А потом на крыльце загоготал нервный прыщавый Валерка из пятой квартиры и двое его друзей – братья близнецы с одинаково неопрятными сальными рожами и взмыленными волосами.

Близнецы как попугаи неразлучники всегда ходили вместе. Они отвратительно пахли и ещё хуже шутили. Вместе с Валеркой они составляли святую троицу из колледжа по соседству, который мама упорно называла ПТУ.

В колледже их никто не любил, поэтому Валерка с попугаями каждый день тусовались на крыльце или в подъезде, а по вечерам пили в детской песочнице и скрипели качелями.

Катя побаивалась эту троицу. Хотя бы потому, что парни были старше и физически сильнее её. Если бы однажды они захотели скрутить ей руки-ноги и отнести куда-нибудь подальше от дома, у них бы это запросто получилось.

Но она надеялась, что топорный юмор – это их потолок.

Она бы и дальше стояла за дверью, прислонившись к холодной стене, но лифт уже почти спустился на первый этаж и, боясь попасть в глупое положение, Катя вышла на улицу.

***

Как только дверь со скрипом захлопнулась, троица вперилась в неё взглядом. Эти недоумки явно смотрели не на тяжёлые пакеты и корзины, которые она продолжала тащить, а на её ноги выше колен.

«Что не так?».

Катя перебрала в голове все возможные варианты для насмешек и поняла, что на ней надеты самые идиотские шорты на свете.

Она вспыхнула и залилась пунцовой краской.

«Кем надо быть, чтобы выйти в этом на улицу?».

Шорты были совершенно нелепые, яркие и пятнистые как географическая карта мира, со стразами на заднем кармане в виде пацифика. В таких шортах было бы идеально затеряться где-нибудь на пляже в Геленджике, среди лежаков и зонтиков. А в посёлке городского типа, где каждый знал тебя с рождения, облегающие разноцветные шорты вызывали громкое перешёптывание бабушек у подъезда. Как будто она в этих шортах не из дома вышла, а в церковь заглянула. Ну и реакция парней тоже была недвусмысленной.

Поэтому Катя появилась в шортах на улице лишь однажды, после чего закинула их на антресоль, в надежде, что мама забудет об их существовании.

Но мама не забыла.

Ведь это она их раздобыла в секонд-хенде и с победоносным видом вручила Кате. Так, словно это были дорогущие чёрные джинсы из новой коллекции, которые идеально сядут на, мягко говоря, не стандартно костлявую Катину фигуру.

По молчаливому соглашению шорты приходилось иногда надевать, чтобы не обидеть маму, которая как всегда «хотела как лучше».

И вот сегодня она решила, что на фестиваль Катя должна ехать непременно в этих шортах, потому что «они лёгкие, в них не жарко в машине, они яркие, самобытные, на них не видно грязь и, вообще, тебе к лицу». Что уж такое было с Катиным лицом, что к нему шла такая одежда, было не очень понятно.

В пылу ссоры на тему отъезда Катя надела эти шорты, чтобы добить маму и наглядно продемонстрировать нелепость этой вещи. Рассказать ей, что она отстала от жизни и такое никто не носит.

Она заготовила в голове несколько убийственных фраз, которые точно должны были выстрелить, и вышла на кухню.

Катя собиралась рассказать маме насколько та – взрослая женщина – неадекватно воспринимает реальность. Что розовые пони не скачут по радужному небосклону. Хотела рассказать про личные границы взрослой дочери. Про то, что нет смысла стучаться в дверь, если ты в неё уже почти вошла. Про свободу и воздух, которого ей так не хватает.

Но из всего этого она успела только шорты надеть.

Дальше произошла какая-то ерунда и ей резко расхотелось что-то говорить.

Маму стало жалко. Она замотанная, уставшая, носилась с этими своими коробками, впопыхах заворачивала каждую игрушку в льняную тряпочку, чтобы не переколотить в дороге, попутно кормила кота и уговаривала его не скучать до понедельника.

Катя увидела эту сцену, стоя в дверях своей комнаты, и передумала. Ей стало жалко не только себя, но и их обеих.

Поэтому она зашла обратно в комнату, молча положила в рюкзак джинсы, пару однотонных футболок и любимую пижаму. А вот шорты снять забыла.

Пока Катя вспоминала своё утро, парни пришли в себя и начали отпускать едкие комментарии. Проскочить мимо не удалось.

– А кто это у нас такой аппетитный сегодня? – нараспев затянул первый попугай.

– Сколько ты за них отдала, красотка? Мы дадим больше, если ты их снимешь, – просипел, дыхнув в лицо перегаром, второй.

Близнецы перегородили ей дорогу, подойдя вплотную.

Катя согнулась под тяжестью ноши, лихорадочно соображая, что им ответить. А Валерка тем временем, оценив её наряд сзади, подходил к ней всё ближе и уже дышал в шею.

Еще немного и она окажется зажатой в тиски мерзкими потными вонючими придурками.

Прямо у себя перед лицом она увидела одинаковые гнойники на висках близнецов, их лоснящиеся подбородки, усеянные чёрными точками, и жиденькие бородёнки.

Катя попробовала дёрнуться, но близнецы схватили её за бока так сильно сдавив ребра, что она не смогла вздохнуть.

В нос ударил запах мочи. Будто они вообще никогда не мылись.

Прошла целая вечность перед тем, как она решила дёрнуться ещё раз. Ей казалось, что сейчас вся накопившаяся в ней злость выплеснется наружу. Выльется самой отборной бранью, и Катя ударит одного из них так, что все трое надолго забудут о её существовании.

Она думала, что в ней бушует ярость. Но на поверку оказалось, что у неё от страха и напряжения подрагивает нижняя губа. Ноги подкосились, во рту пересохло, а язык стал ватным.

Валерка часто дышал ей в шею чем-то прокисшим, когда железная дверь подъезда резко распахнулась и на крыльцо с ликующим видом выпорхнула мама.

После того, как ей удавалось кому-нибудь помочь, она обычно становилась непропорционально жизнерадостной и цветущей.

– О, мальчики! Привет!

– Здрасьте, – процедил сквозь зубы Валерка и цыркнул слюной.

– Какое солнце сегодня чудесное! Чего не купаетесь? – мама окинула взглядом парней. – На карьере вода тёплая.

Валерка обнажил в ухмылке ряд крупных жёлтых зубов и отвернулся.

– Катьку мою не видели?

Катя попыталась высунуться из-за плеча попугаев и что-то сказать маме, но распухший язык не ворочался и получилось только глухое мычание.

– А, вот ты где. Поехали? – мама развернулась и летящей походкой, словно за спиной у неё ничего не происходило, направилась к машине. – Догоняй!

Парни оторопело расступились.

Катя, обвешанная сумками, протиснулась между ними и поплелась вслед за мамой. «Главное, не оборачиваться на этих упырей», – подумала она, мокрой спиной ощущая, как святая троица прожигает её взглядом.

2. В дороге

«А может и не такая уж плохая идея – уехать из города», – размышляла Катя, рассматривая на заправке грязного ребёнка.

«Подальше ото всех».

Напротив колонки был припаркован джип, рядом с которым перемазанный шоколадом не в меру упитанный мальчик лет семи запихивал в рот охапку чипсов, одновременно показывая Кате язык. Она никак не реагировала на провокацию.

Толстяк был похож на грызуна, щёки которого вот-вот лопнут от перенапряжения. С каждой новой порцией он раздувался всё больше, но продолжал рыться в пакете и подносить ко рту пригоршни одну за другой. Его пальцы слиплись, а лицо и одежда сплошь покрылись рыжими крошками. Ребёнок смотрел в лобовое стекло прямо на Катю и строил мерзкие рожи.

Катя не сдавалась. Она сидела с ровной спиной, стараясь глубоко дышать и перебирала в руке бусины деревянного браслета словно чётки. Не мигая, она смотрела на подлеца, практикуя дзен, стойкость и выдержку.

Тогда пацан подошёл вплотную к машине и показал ей средний палец.

– Вот, засранец! Чтоб ты подавился! – взорвалась Катя и резко распахнула дверь, желая припугнуть проклятого толстопуза. Она сделала вид, что сейчас выбежит из машины и прикончит его. Только сделала вид и села обратно, пока никто не заметил.

Но процесс уже был запущен.

Толстяк завопил как резаный. Из магазина выбежали одновременно мама Кати и женщина в белых одеждах с бутылкой колы.

Мама, бросив взгляд на джип и оценив ситуацию, резко вытащила кран из бензобака и села за руль, стараясь завестись с первого раза. Она как-то сразу поняла, что, если этот парень не успокоится, у них будут серьёзные неприятности. Вдобавок из джипа выкатился папа мальчика и зашагал в их сторону.

Ребёнок заходился в истерике, не вынимая одной руки из пакета с чипсами, а другой указывая на Катю. Он визжал изо всех сил, захлёбываясь в припадке и оседая на руки отцу. Всем своим видом демонстрируя, кто виновник всех его бед.

Мужчина вопросительно посмотрел на маму за рулём, безуспешно поворачивавшую ключ в замке зажигания.

Женщина в белом неумело пыталась помочь ребенку. Она дула ему в лицо изо всех сил, стараясь что-нибудь сделать, но при этом не подходить слишком близко, чтобы не испачкаться.

И тут произошло неожиданное.

Толстый мальчик закашлялся.

Лицо его вмиг покраснело и вздулось, он выпучил глаза и выронил чипсы. Одной рукой он схватился за горло, а другой начал цепляться за воздух позади себя, словно пытался поймать кого-то невидимого, но никак не мог. Его испуганные глаза, всё также неотрывно смотревшие на Катю, начали расширяться и налились кровью. А потом он весь побагровел, как-то неестественно вывернулся и засипел так громко и страшно, что женщина в белом, до этого стоявшая столбом, заорала истошным голосом.

Одновременно с этим старая тойота завелась, и мама Кати вдавила педаль в пол.

***

– Катя, что там произошло? – дрожащим голосом, вывернув на трассу, спросила мама. Она озиралась по сторонам и беспрестанно заглядывала в зеркала в ожидании погони. Видно было, что инцидент перепугал её до жути.

– Да нормально с ним всё, – притворно зевнув, ответила Катя. – Просто подавился, с кем не бывает. Сейчас его по спине похлопают и будет как новенький.

В этот момент к обмякшему телу мальчика со всех сторон бежали люди. Пара девиц снимала происходящее на телефон. Невысокий парень в кожаной куртке командным голосом разгонял склонившихся над ребёнком. Он поднял его с земли как тряпичную куклу и перевернул головой вниз, ненароком ударив при этом.

Парень прижал толстяка к себе, обхватив за пояс и начал сильными резкими движениями давить ему под грудь. В такт толчкам голова ребёнка дёргалась, а волосы подметали заплёванный асфальт, сплошь покрытый маслянистыми радужными пятнами. Рот мальчика чёрной дырой зиял на мертвенно-бледном лице. Собравшиеся, словно заворожённые смотрели в эту дыру, в надежде, что толстяк задышит.

Время на заправке остановилось.

Мать ребенка продолжала надрывно кричать и вырываться из рук мужа. Её привлекательное лицо перекосила гримаса ужаса. Выпавшая из рук кола заливала брюки коричневым.

Вдруг парень, из последних сил державший толстяка на весу, решил сменить тактику и ударил его плашмя ладонью по спине так сильно, будто хотел, чтоб он либо ожил прямо сейчас, либо уже поскорее всё закончилось.

Толпа замерла. На миг всё стихло и в этой тишине собравшиеся услышали громкий булькающий звук. Толстяк сделал долгий мучительный вдох и задёргался всем телом как жирный червь.

Изо рта на асфальт выпала и покатилась маленькая деревянная бусина, сплошь испещрённая выжженными на ней знаками.

***

Солнце уже давно должно было клониться к закату, но по какой-то причине зависло в зените и жарило неимоверно.

Выставив руку в окошко, Катя ловила встречный ветер ладонью, но даже он был горячим. На дороге плавился асфальт, воздух над ним дрожал и переливался в призрачном мареве, искажая пространство.

Машина уносила их всё дальше от города, а мама всё никак не унималась. Нервничая, она всегда болтала без умолку. То и дело посматривая в зеркало заднего вида, она строила предположения, что же могло случиться с тем мальчиком на заправке, будто генератор случайных чисел выдавая самые странные версии и тут же отметая их как не рабочие. Успокоилась она лишь после того, как они проехали несколько деревень, за окном сменился пейзаж и появилось стойкое ощущение, что всё осталось далеко позади. Она убедилась, что за ними никто не гонится и только тогда перестала тараторить.

Переключившись на фестиваль, мама уже спокойно начала рассказывать об Александровке – месте, в которое они едут, о невероятно живописных видах из села, об Уральских горах и скрываемых ими сокровищах, о великом Полозе и бабке-Синюшке. Катя ни о чём не спрашивала, а она всё говорила и говорила. Медленнее, тише, её голос становился всё более густым и тягучим как поздний осенний мёд. Катя слушала с закрытыми глазами и проваливалась в сон.

Мамины сказки – единственное, что позволяло ей чувствовать себя ребёнком в шестнадцать с небольшим.

***

Когда отец ушёл из семьи, Кате было почти четырнадцать.

Развод родителей стал тем самым громом среди ясного неба, – настолько всё неожиданно произошло. В семье никто не ссорился, не бил тарелок, не плакал по ночам в подушку и тут родители объявили ей, что «они приняли решение развестись».

Если бы Кате кто-то сказал за неделю, что в её семье произойдёт несчастье – развод родителей – последнее, о чём бы она могла подумать.

Они втроём как нормальная семья ходили в кино и гуляли в парке, смотрели дома фильмы и играли в настолки, по очереди подтрунивали над котом, а потом выяснилось, что «мама с папой просто слишком разные люди, так бывает».

И никто ничего не объяснил, не попрощался, не обнял. Папа просто собрал вещи и ушёл в неизвестном направлении.