Полина Сутягина "Друзья с Маяка"

Друзья с Маяка
Полина Сутягина

Добрые и увлекательные истории «Друзей с Маяка» являются продолжением книги «Трое с маяка, или Булочная на Краю Света».Новый год из жизни обитателей маяка и их друзей из Городка-вниз-по-холму приносит перемены. Мальчик Томми в компании старых и новых друзей постигает морское искусство, раскрывает древние тайны и находит новые, и главное – следует за своей мечтой. В Городке появляются новые обитатели, и одна из них оказывается ничуть не менее авантюрная, чем Томми. В книге раскрываются подробности прошлого Мари и Жаннет, держащих «Булочную на Краю Света», и те перемены, которые им приносит этот год. Насыщенная маленькими и большими событиями жизнь друзей с маяка, долгожданный уют домиков под черепичной крышей и запах свежей выпечки из «Булочной на Краю Света» снова зовут вас в гости! А дорогу показывает протянувшийся, словно рука друга, луч с вершины старого маяка!

Полина Сутягина

Друзья с Маяка

Мастер Краус

Часть первая. Первые грозы

Глава 1. Одуванчиковый день

Мари выглянула в окно и не поверила глазам: холм, на котором белой свечой возвышался их маяк, застилала пестрая желтая рябь. Без всякого предупреждения солнечные головки одуванчиков разом заполнили весь склон! Глубоко вдохнув теплый, напитанный предвкушением лета воздух, Мари почувствовала, что ветер за ночь поменял направление и больше не дышал дождем, как в предыдущие месяцы, вместо этого легкими теплыми порывами ерошил он шерсть небесных овец, неспешно идущих на стрижку, и качал желтыми головками в зелени молодой травы.

Такой славной погоды не было даже, когда день уравнялся с ночью, и одна из обитательниц маяка покинула его, чтобы стать хозяйкой в новом доме. Одновременно с радостью и сожалением помогала тогда Мари своей подруге с переездом. И хотя молодая жена почтальона жила совсем недалеко и все так же продолжала помогать в булочной, Мари было непривычно готовить только на двоих и не видеть за ужином улыбающегося лица Жаннет. Девушка вспоминала, как часто подруга-художница спускалась в гостиную, заляпанная краской, сама того не замечая, а когда ей говорили, принималась тереть рукой, еще более размазывая краску по лицу… Мари улыбнулась майскому утру и своим воспоминаниям. Отстранившись от подоконника, на который опиралась ладонями, девушка быстро побежала по винтовой лестнице вниз. Распахнув входную дверь, она босиком ворвалась в царство одуванчиков. А чуть позже охапка желтых цветов была помещена в глиняную вазу, украсив стол в гостиной.

Наверху хлопнула дверь, и на металлической лестнице послышались торопливые шаги. Проходя мимо комнаты Жаннет, Томми бросил взгляд на деревянную дверь, слегка приоткрытую сквозняком, – ему захотелось привычным движением забарабанить по ней с криком «Жаннет, вставай!», чтобы разбудить работавшую почти до зари художницу. Теперь эта привилегия досталась другим. Анри рассказывал как-то за ужином – а они продолжали часто собираться все вместе – что привычки Жаннет не сильно изменились после свадьбы.

Из комнаты все еще доносился слабый запах масляной краски…

– Томми, я должна серьезно поговорить с тобой, – Мари накрывала на стол.

«Хорошенькое начало такого солнечного и теплого дня», – подумал мальчик, прицеливаясь, что бы ему ухватить со стола и побыстрее ретироваться. Конечно же, Мари собиралась говорить с ним о лодке, которую они уже несколько месяцев строили вместе с Элис и Сэмом младшим.

Все свободное время Томми проводил на пляже, рядом с бывшим домом капитана Нордваттера, где ребята установили деревянные подпорки для своего судна и небольшой навес. Элис тоже старалась уделять их «Фрегату», как называл его Томми, достаточно времени, но у нее была помимо этого еще танцевальная школа и строгая мама. А Сэм, хоть и был хорошо знаком с устройством малых судов и являлся отменной подмогой молодому капитану, нес обязанности старшего сына в большой семье Фюшкинсов и не всегда имел возможность приходить на «верфь» каждый вечер. Томми же проводил там иногда даже и дневное время, и, разумеется, это шло в ущерб занятиям в школе. Мальчик догадывался, что еще до того, как мадам Жерни успела уведомить Мари о своих тревогах, та уже получила вести из другого более близкого источника. Но что он мог поделать? С тех пор, как пришло потерянное письмо от считавшихся пропавшими без вести родителей, мальчик с трудом мог оторвать мысли от морских путешествий, а взгляд – от горизонта, где небо соприкасалось с манящей водной гладью, обещающей огромный новый мир. По ночам, при свете лампы, он читал выпуски журнала Географического Общества, которые для него выписывал из города мистер Вилькинс, расстилал на полу коричневатые простыни карт, позаимствованные у него же или оставшиеся от мистера Нордваттера. Вместе с Сэмом и Элис они чертили на обратной стороне старых рулонов обоев планы корабля, обложившись книгами из библиотеки капитана, теперь обитавшими на маяке. К удивлению мальчишек, Элис показала себя весьма способной в расчетах. Знавшая работу с выкройками, она легко справлялась с перенесением чертежей из одного масштаба в другой, аккуратно и педантично перерисовывая их в нужном размере. Сэм был хорош в практической части и знании моря, а инструмент в руках мальчишки казался продолжением его рук. Томми же отвечал за анализ литературы и идейную составляющую. И, хотя Сэм иногда посмеивался, что руки у Томми росли не из самого привычного места, юный мечтатель все же являлся основным строителем их будущего «Фрегата».

– Послушай, – Мари налила чай, – я понимаю, что в такую погоду, как сейчас, в школу ходить не слишком хочется…

– …У, не в эфом фело… – Томми отчаянно запихивал в рот бутерброд почти целиком.

– Да прекрати же дурачиться! – девушка встряхнула собранными в конский хвостик волосами, – подавишься!

Однако не тут-то было, Томми блестяще справился с бутербродом, глотнул чая, схватил еще один, и со словами «мне пора» бросился к двери.

– Томми!

Дверь хлопнула, только вздрогнули желтые головки одуванчиков.

– Совсем не совладать стало… Ладно, вечером поговорим, – Мари добавила молока себе в чашку и села завтракать.

Томми вприпрыжку летел через лес, спугивая с ветвей голосящих весенние песни птиц. Было еще рано, и Городок-вниз-по-холму спал, редкие хозяйки сонно потягивались, собираясь растапливать печь, и только те, что держали скот, были уже на ногах. Даже ранняя пташка – Мари – еще не вышла на лесную тропинку, чтобы первой открыть булочную и наполнить улочку ароматом свежего хлеба, а Томми уже бежал к берегу, где в старом домике на сваях он хранил свой инструмент.

Теплый соленый ветер ударил в лицо мальчику, взъерошил его светлые волосы, дернул за воротник рубашки, забрался внутрь и захлопал ею, как парусом корабля при смене галса[1 - Сменить галс или лечь на другой галс – совершить поворот судна, при котором ветер, дувший в один борт, будет дуть в другой. При лавировке судна галс – это отрезок пути, который оно проходит от поворота до поворота.].

Нашарив под заветным камнем ключ, мальчик отпер домик и вытащил наружу тяжелый деревянный короб с инструментом. «Сделаю пока, что успею, – подумал Томми, – а там как звонок услышу – побегу». Звонок он, конечно же, не услышал.

***

Элис было не усидеть. Она то бросала взгляд за окно, открывавшее клочок голубого неба и школьного двора, но, разумеется, берега через него было не увидать, а то украдкой поглядывала на закрытую вслед за отгремевшим звонком дверь классной комнаты. Но Томми не появлялся, причем такое происходило уже не первый раз. Элис догадывалась, где она могла бы найти его сейчас, и это-то и тревожило ее. Почему он так часто стал пропускать занятия? Но в очевидном беспокойстве об образовании друга была и совсем иная нотка. Ведь обещание ходить в школу было частью его соглашения с Мари. Неужели он снова собирается уйти? Дверь смущенно скрипнула, и в класс скользнул мальчик, удостоившись укоряющего взгляда преподавательницы. Элис сразу вскинула голову, но тут же снова опустила взгляд в книгу – это был не Томми.

Обернувшись, девочка встретилась взглядом с большими карими глазами одноклассника, сидевшего в противоположной части комнаты. Сэм Фюшкинс, долговязый мальчик, в силу своего роста отправленный на заднюю парту, неопределенно пожал плечами. В ответ Элис слегка поджала губы, что было скорее знаком задумчивости, чем недовольства, и отвернулась к доске. Вся надежда была на третий урок. Географию Томми старался не пропускать.

Тем временем в небольшом домике почтальона, покрытом свежей желтой краской, раздался страшный металлический грохот. Однако он никого не потревожил, ибо в доме сейчас находилась только лишь виновница шума. Мать почтальона в этот момент занималась подравниванием кустов в саду, к тому же была глуховата, и ничего не услышала, продолжая неспешно орудовать секатором. На кухне Жаннет недовольным взором оглядывала последствия своих действий. Несколько крупных кастрюль, все еще продолжая покачиваться на округлых бортах, словно корабли в дрейфе, лежали на полу, куда были низвергнуты рукой незадачливой хозяйки. Сковородки в силу своей формы занимали более стабильное положение, уже перестав издавать низкий гул, которым они сопроводили приземление. Наибольший урон получила фарфоровая чашка, просто попавшая под сковородо-кастрюльную лавину. Теперь она представляла собой разбрызганную по полу горстку черепков.

Жаннет еще раз тяжело вздохнула. И всего-то-навсего тянулась за небольшим ковшом, который, в отличие от своих соседей, все еще предательски восседал на верхней полке. Снова мысль о табуретке проникла в голову Жаннет. «Ну, нет уж! Раз в первый раз не стала, теперь-то уж чего?» – и она потянулась к ковшу.

Последовал короткий лязг, и на кухне снова воцарилась тишина.

– Подумаешь, какой важный! – девушка подобрала ковш с пола, а затем занялась остальной утварью.

Анри обычно покидал дом рано, часто еще даже до пробуждения жены. Первые дни после свадьбы девушка делала героические усилия, чтобы успеть встать и не только проводить мужа, но даже приготовить ему завтрак, хотя бы сварить кофе. Ее хватило на две полных недели. Но пустые холсты жгли ее изнутри, зудели, как изъеденная комарами кожа, и, в конце концов, вечера подле мужа плавно стали перетекать в ночи у мольберта, а утренние пробуждения стали все мучительнее. Мари вздыхала, что Жаннет клюет носом у прилавка во время своих смен. Старушка мать тихонько сокрушалась, что она ничего не может найти на кухне после сомнамбулического хозяйствования невестки. А однажды утром Анри отставил чашку с кофе, в котором вместо двух ложек сахара, как он любил, были заботливо перемешаны супругой две ложки соли, и положил этому конец, сказав, что масло на хлеб он с утра вполне в состоянии намазать сам, и ему куда важнее выспавшаяся и адекватная жена. С тех пор жизнь в доме почтальона потекла спокойнее.

Однако сегодня Жаннет была настроена решительно. До смены в булочной оставались еще целых два часа, а дороги до места не более минут пяти, так, во всяком случае, полагала жена почтальона. Сегодня она собиралась приготовить полноценный обед и занести его на почту Анри.

Взяв небольшую метелку с замятой на одну сторону щетиной, Жаннет аккуратно собрала осколки. Самое неприятное было то, что чашка принадлежала сервизу. Конечно, мама Анри наверняка скажет – «к счастью». Старушка с первого дня тепло приняла невестку в свою семью. И это была первая «официальная» семья девушки за долгие годы. На маяке все было немного иначе, Жаннет прибыла туда когда-то в статусе помощницы, а в итоге прожила там как равный независимый член команды, в конце концов, почти семьи. Но здесь, в новой семье, она боялась, что от нее будут ждать соответствия общепринятым ролям. На маяке ее принимали такой как есть, без статуса, без ярлыка. Она была просто Жаннет. Теперь же она стала «женой», «невесткой», «хозяйкой дома»… И ведь за этими табличками стояли не просто слова, но представления, соответствия, ожидания. И в первую очередь те, которые она сама неосознанно им приписывала.

Жаннет вздохнула и унесла осколки. «К счастью, к счастью, к счастью», – пробубнила себе под нос художница.

***

Отрывисто глянув на часы, Мари поспешила улыбнуться очередной покупательнице. В печи надували слоеные бока круассаны, заполненные домашним шоколадом. Партия коричных булочек подходила, греясь рядом. А между тем Жаннет все не появлялась, вынуждая Мари разрываться между наплывом посетителей и своими строгими критериями по выпечке. Наконец, звякнул колокольчик, и с сорокаминутным опозданием в булочную вошла художница. Вид у нее был понурый. Обычно влетающая, словно маленький вихрь, улыбающаяся всем присутствующим, сегодня она лишь вежливо поздоровалась и двинулась на кухню. Быстро оценив ситуацию, Мари поняла, что при таком состоянии Жаннет, выпечка вряд ли найдет в ней безопасное соседство, поэтому, отпустив покупателя, которого в данный момент обслуживала, извинилась перед еще двумя, ожидавшими своей очереди и, сославшись на печь, метнулась в кухню. Впрочем, в своем оправдании Мари не кривила душой, круассаны и впрямь пора было изымать. Подбавив огня, девушка погрузила следующий противень в печь.

– Жаннет, что стряслось?

– Все пропало… – жалобно произнесла девушка, ковыряя ложкой уже готовую начинку для пирожков.

– Что такое? Картина не получается? – Мари аккуратно вытащила миску из рук подруги, – у меня там очередь, тут круассаны… Ладно, скоро приду, – бросив оценивающий взгляд на ближайшие к подруге предметы, Мари скрылась за дверью.

Вскоре она снова появилась на кухне.

– Давай-ка переодевайся и рассказывай, – Мари кинула фартук художнице, все так же восседавшей на табурете.

Та неспешно поднялась.

– Я хотела сделать Анри обед и отнести его на почту…

– Анри или обед? – Мари попыталась рассмешить подругу, принимаясь перекладывать круассаны.

Жаннет лишь покачала головой:

– Это катастрофа какая-то!

– Не преувеличивай, – Мари быстро раскатала тесто и стала нарезать его аккуратными ромбиками, – у меня еще два подноса пирожков и все. Тебе не нужно ничего делать на кухне – вот! Ты сегодня будешь только у прилавка. Хорошо?

Жаннет кивнула.

– Ну что такое? Сгорело, пригорело, разбилось? Взорвалось, быть может? – девушка улыбнулась подруге, – У всех бывают криворукие дни. Не помню, чтобы раньше тебя беспокоило подобное.

– Раньше, – Жаннет еще раз вздохнула, – раньше были картины на первом месте, а теперь у меня есть еще – Анри.

– Разве это плохо? Мне казалось, что семья… – но тут Мари замерла, осознав, что не может подобрать правильных слов, – что я хотела сказать: Анри – не тот человек, который станет осуждать тебя.

– Анри, может, и не станет, – и Жаннет вышла навстречу звякнувшему колокольчику.

Мари на мгновение замерла с миской в руках, потом принялась раскладывать начинку по ромбикам теста.

«Семья…» – Мари знала, что далеко не всегда это слово влекло за собой простую историю, по крайней мере, не в ее случае, и не для Жаннет. Все трое скитальцев, которых в свое время жизнь свела под крышей старого маяка, несли за спиной мешок непростых воспоминаний. Быть может, в том числе это и объединило и сблизило их. Потому Мари могла понять волнения подруги по поводу вступления в новую жизнь, сама-то она туда не слишком торопилась.

Когда девушка вынесла к прилавку круассаны, посетителей уже не было, только Жаннет с отсутствующим видом раскладывала монеты по достоинству.

– Хватит, – Мари опустила поднос на прилавок, – ну что ты киснешь? На, съешь круассанчик.

– Да ну, Мари, в самом деле, – художница отодвинула от себя поднос, – потом ты предложишь выпить горячего чая – как будто это лучшее решение всех проблем.

– Нет, конечно, это не само решение, но важная его часть, – Мари улыбнулась, посмотрев куда-то далеко за пространство булочной, – моя бабушка так делала. Когда кто-то переживал или ссорился, она сажала их пить чай. Постепенно люди успокаивались и начинали приходить к адекватным решениям вместо поспешных, навеянных переполнявшими их эмоциями.

– Когда меня переполняют эмоции – я пишу картины. Это состояние для меня важно, – Жаннет потянулась к подносу.

– Так и пиши! Изобрази на полотне ощущение сбежавшей каши или подгоревшего хлеба! – улыбнулась Мари подруге.

– Смеешься, – покачала цветными перышками Жаннет. После свадьбы она снова стала красить часть прядей в разные цвета, убедившись, что экстравагантность ее облика никого в доме мужа не смущала. – А сама несешься к печи в середине любого разговора, ни секундой раньше, ни секундой позже!

Мари слегка дернула плечами:

– Я могу помочь тебе с кулинарией, но ведь ты и так все прекрасно умеешь. Дело не в этом.

– Да, – кивнула Жаннет, – время… оно течет как-то по-разному для тебя и для меня. Я словно не в ладу с его потоком, постоянно гребу против течения, а ты четко видишь каждый камень, каждый порог…

Мари на мгновение отвела глаза, будто поток, о котором говорила Жаннет, подхватил ее и понес вспять.

– Нельзя увидеть каждый порог… Иногда эта река обрушивается и уносит в водовороте, когда тебе казалось, что впереди она такая спокойная еще на многие мили… Но да, я ощущаю некую гармонию со временем, – девушка потянула носом аромат, доносившийся из кухни, потом качнула головой, – нет, еще рановато…

Жаннет возвела глаза к потолку и откусила круассан, из которого по краям сразу проступило кружево шоколада:

– Мм… – протянула она, вытирая рукой губы, – это другой?

– Да, я сменила поставщика какао.

– Серьезно? Так ты за этим на прошлой неделе ездила в Порт?

Мари кивнула:

– Лучше, согласись? Хочу поэкспериментировать с новыми рецептами с использованием этого шоколада, надеюсь успеть к Празднику Начала Лета.

Жаннет увлеченно доедала круассан, казалось, вспышка ее огорчения улеглась так же стихийно, как и возникла.

– Мы так хорошо показали себя на осеннем празднике, что нам, похоже, собираются доверить и этот.