Я, сама не понимая почему, сбросила ее и отстранилась. Стало неловко от того, что он считает меня мальчиком. Слепая Дева, разве это плохо?! Это очень и очень хорошо, ведь не нужно, чтобы меня разоблачили!
Мужчина нахмурился:
– Тебе есть куда пойти?
Я уставилась на него. Зачем он спрашивает? Покачала головой:
– Нет, господин.
– Как тебя зовут?
– Эли… Эрик, господин.
– Меня зовут Нейтон Кемрон, – представился мужчина, впиваясь в меня пронзительным взглядом, будто что-то решал, – хочешь получить работу, Эрик?
– Работу? – переспросила, не веря ушам.
– Да, работу.
– Но… а какую?
Мужчина усмехнулся. А я замерла, понимая, что спросила чушь – мне ли выбирать?
– Сначала нужно посмотреть, на что ты годишься, и что тебе… эмм… по силам, – ответил Нейтон. – Посиди-ка тут, мне нужно кое с кем переговорить.
Кое с кем? Я удивленно хлопнула ресницами, но милорд уже открыл дверцу и скрылся за ней, оставляя меня в полном недоумении. Сердце билось быстро, руки проняла дрожь.
Так, спокойнее, Элиз, ведь всё складывается хорошо. Верно? Верно. У меня будет крыша над головой, еда и… Стоп, стоп, стоп! А если это ловушка? Вдруг этот господин что заподозрил, почувствовал? Ведь он не простой, в этом я убедилась ещё во дворе, ощутив его ауру.
Теперь, когда оцепенение и первые эмоции схлынули, меня поглотили сомнения. Захотелось сорваться и убежать подальше. Зачем он предлагает мне работу? Что он увидел во мне? Вряд ли делает из жалости. Может, он почувствовал метку принадлежности и решил задержать меня, чтобы передать хозяину?
Эта мысль оглушила и обездвижила, а в следующий миг я бросилась к дверце, правда, не так быстро, как хотелось бы – слабость всё ещё одолевала. Схватилась за ручку и едва попыталась открыть, как услышала женский голос.
3
– Да ты с ума сошёл! Да он тебя обчистит! – верещал довольно противный женский голосок. – Я не понимаю тебя, Нейтон! Сначала ты везешь меня в это захолустье, а потом тащишь в это грязное отвратительное место!
Мой слух напрягался от женского визга. Да уж, кто бы это ни был, не повезло милорду.
– Я не настаивал, чтобы ты поехала со мной, Хэдит, – голос милорда звучал строго и ровно, он явно не собирался церемонится с девушкой и потакать её капризам.
– Я не поеду в одной повозке с этим вшивым грязным дохляком.
Это она так про меня? Я сжала кулаки и вздёрнула подбородок. Да если бы она знала, кто я самом деле… Внутри меня всё звенело от негодования и гнева. Я бы могла выйти и ответить, но нельзя, если хочу выжить и отомстить тому, кто лишил меня всего.
Тишина была слишком давящей.
– Я найду тебе повозку, – раздался ответ Нейтона.
Мужчина жёстко закрывал этот разговор. Я даже почувствовал искры напряжения и слышала возмущённое сопение этой незнакомки. И не смогла сдержать ликование, но тут же взяла себя в руки – нехорошо леди так себя вести. А губы все равно расползались в улыбке.
– Ах так?! Ну хорошо. Мне надоело, что ты ставишь меня ниже… уже ниже бродяг! Это возмутительно! Я тебе этого не прощу, это слишком! Слышишь, Нейтон?! Нейтон! Стой, Нейтон!
Улыбка сползла с моего лица, прижалась к дверце и не знала, что делать. Уйти? Но куда? Нужно будет искать другое место – та шайка разорвёт меня на кусочки, если я ещё раз появлюсь на рынке. Работу я не смогу найти – кто возьмёт дохлого работягу, который не сегодня-завтра свалится с ног? А этот господин предлагает именно работу. Почему? Может, зря я его подозреваю, и ему просто стало жаль меня?
Пока я раздумывала, милорд вернулась. Открыв дверцу, он сел в салон. Я покосилась на него. Мужчина выглядел мрачнее тучи, что висела сейчас над столицей, даже, кажется, на улице потемнело от его хмурости. Немного подумав над чем-то, он повернулся и велел возничему ехать. Бросив на меня тяжёлый взгляд, сердито выдохнул и отвернулся к окну.
И кто же та особа, что так с ним вольготно разговаривала? Любопытство распирало, но какая мне разница?!
Я вжалась в сиденье, кутаясь в плащ, желая сравняться со стенкой, так мне было тесно и неловко. В конце концов, устав быть всё время в напряжении я отдалась на волю случая. Хуже мне уже не будет, пусть я пока не знаю, что за работу мне предлагают, но это лучшее, что могло случиться со мной сегодня.
Мне было жутко неловко за свой потасканный плащ и грязь на руках, я спрятала их в рукава и скрестила на груди, пряча под мышками. Так и сидела, насупившись, пока монотонное покачивание и тишина не стали навевать сон. Как бы я ни боролась с ним, меня все равно утягивало в топкую темноту. Усталость и пережитое сказывались, ко всему горячительное всегда действовало на меня подобным образом. Я клевала носом и вздрагивала, краснея до ушей от стыда, ожидая, что господин сделает мне строгое замечание, но он смотрел в окно и не обращал на меня никакого внимания, по-прежнему был где-то в своих мыслях.
Нейтон Кемрон… Мне ничего не говорило это имя, да я и не могла его знать. В столице Шедр-Виг я раньше никогда не бывала, а попав, кроме рынка, ничего и не видела. И сейчас хорошо бы смотреть, что за окном, но сон беспощадно наваливался, и единственное, о чём я мечтала это – о тепле и одеяле. До этого я ведь находила место для ночлега на складах и развалинах, но с приходом холодов ночи стали особенно мучительными. Я всего лишь месяц в бегах, а кажется, что несколько лет – так тяжело мне приходилось.
Я невольно перенеслась мыслями в прошлое, в дреме видела родной город Хоффрон, который стал недосягаемым для меня, и тот день, когда в наш дом ворвался Сальмос…
***
– Дрянь, как и твоя мать!
Увесистая пощечина опалила щёку, я отшатнулась, но Сальмос схватил меня за шкирку и швырнул на кровать. Я заскользила по постели, а мужчина выдернул артефакт из внутреннего кармана. Страх остудил вены, я сглотнула.
– Что вы делаете, милорд?! Остановитесь! – вмешалась нянюшка.
Ох, лучше бы она молчала, иначе ей тоже не поздоровится. Сальмос был в ярости, глаза налились кровью, по обветренному лицу и шее ходили красные пятна. Убьет точно. Убьёт за то, что я возразила, за мой протест.
Недавно Сальмос приехал в Хоффрон и прямиком направился в нашу усадьбу Адрингем, поднялся в мою спальню и начал диктовать свои права. Грязный, мерзкий старикан. Я укусила его за руку, когда он попытался меня лапать, он взбесился и отшвырнул меня.
– Сейчас я тебя проучу… сейчас ты у меня получишь… – сопел он, хватая меня за ногу и дёргая на себя.
Я взвизгнула, соскользнув с постели, сжала простыни. Он ухватил меня за ткань сорочки, послышался треск, я пыталась вывернуться, отбиться, но мне не удавалось справиться с мужчиной. Я закусила губы и зажмурилась, а следом вскрикнула, когда артефакт вплавился в моё плечо. Боль была настолько оглушающая и ослепляющая, что я закричала, схватившись за одеяло.
– Нравится? Теперь ты будешь моей. И только попробуй рот раскрыть, – прорычал Сальмос.
– Господин, ради всех святых, отпустите! Что вы же делаете? Побойтесь Слепую Деву! Убьёте! Убьете же! Дитя ещё! – завывала нянюшка, но Сальмос не пощадил, превращая мою спину в одну сплошную рану.
– Я тебя… научу… как кусаться… дрянь… Ты у меня получишь… я тебя отучу… Пожалеешь, что родилась.
И я пожалела. Пожалела, что родилась слабой, что родилась женщиной, что не могла себя защитить.
Артефакт выжигал на моей коже знаки принадлежности, но я уже не кричала. Из глаз лились немые слёзы, я молча кусала губы и ждала, когда он остановится, но не дождалась – провалилась в спасительную темноту…
…Очнулась от собственного стона.
– Потерпи, девочка, – прозвучал успокаивающий голос няни.
Я разлепила веки, различая за мутью золотистые языки пламени. Я была всё ещё в своей спальне. Значит, я всё же осталась жива. Осталась жива и обречена на муки, потому что Сальмос не остановится. Глаза вновь налились слезами.
– Где он?
– Внизу, напился, свинья, – не сдержалась от грубости Дориан.
Слепая ярость затопила голову. Первая мысль была взять нож и прикончить этого мерзавца, но это для него слишком лёгкая смерть. Я не должна так думать.
– Тише, не шевелись, я смазала ожоги мазью, которую назначил лекарь.
– Лекарь был здесь?!
– Был. Сальмос его позвал, – процедила сквозь зубы женщина. – Испугался.
Я пошевелилась и не почувствовала боль – может, это так действовала мазь?
– Вам нужен покой, Элиз.
– У меня его уже никогда не будет, Дори.
Отца и брата нет. Меня некому защитить. Слёзы вновь накатили на глаза, но я сдержала их – что толку от того, что я буду себя жалеть? Мне нельзя. Иначе… иначе поддамся этому тирану и убийце…
…Весь вечер и всю ночь я пролежала на животе, думая обо всем случившемся, и боялась, что Сальмос протрезвеет и поднимется ко мне в спальню. Хоть нянюшка и была рядом, но разве она может ему противостоять? А лекарь ведь видел меня изуродованную! Интересно, как Сальмос перед ним оправдывался? Что сказал? Наверное, дал ему кучу денег за молчание.
В следующий раз, когда я очнулась, был уже вечер. Дориан принесла ужин, но есть я не хотела. Нянюшка хоть и не показывала, но глаза её были на мокром месте – она переживала за меня сильно.
Я кое-как поднялась – поесть нужно, и я заставила себя. Силы мне необходимы, хотя, по правде, не хотелось жить. Сальмос унизил меня и втоптал в грязь, поставив печать принадлежности.
Но гнев угас, и это меня пугало, а когда увидела в зеркало, во что превратилась моя спина – вся в алых пятнах, с засохшей коркой и синяках – содрогнулась, меня пробрала мелкая дрожь. Хотелось разрыдаться, но я поджала трясущиеся губы.
Нянюшка подошла ко мне незаметно, взглянула с печалью и волнением.
– Бежать вам нужно.
– Бежать? – повернула я к ней голову и опустила взгляд, покачала головой: – Он найдет меня.
Это бессмысленно. Всю землю перероет, бросит на поиски своих верных псов, не успею я за стену выйти.
– Не найдёт, – твёрдо заявила нянюшка.
Я вновь повернулась к ней, внимательно посмотрев.
– Что ты задумала, Дори? Выкладывай, – потребовала, внутри воспарила надежда.
– Ох, грех мне будет на душу, да простит меня Слепая Дева, – запричитала женщина.
– Говори же, что придумала, – велела я строго.
– Вы вся в матушку, она тоже была худенькая – я-то знаю её с пелёнок. Подвижная, весёлая, проказничала много….
– К чему ты клонишь, говори же скорее, – сжала кулаки, теряя терпение.
Нянюшка сглотнула.
– Вы косы-то отрежьте и мужскую одежду наденьте, и никто вас никогда не признает.
Я смотрела пристально и долго на няню, осмысливая сказанное. На мои губы медленно наползла улыбка.
– Дори, ты молодец! – наконец, выдохнула я.
Она рукой махнула.
– Да что вы! Я бы никогда такого вам не пожелала, но… Сальмос погубит вас, – дрогнул её голос, а на глаза набежали слёзы.
Я повернулась к ней и склонилась.
– Найдешь одежду подходящую? – шепнула.
– А как же. Если уходить, то сейчас, пока этот зверь не проспался…
– Вот и поторопись, – подмигнула я.
Она убежала, а я осталась одна. Повернулась к зеркалу и взяла со стола ножницы, вдохнула. Матушка любила мои волосы, они у меня до поясницы, густые красивые медные волны. Я неспешно расчёсывала их, напевая древнюю, как сама Дева, песню, что передавалась от женщины к женщине. А потом, отложив гребень, взяла тёмную с золотистым отливом прядь и потянулась за ножницами. Отрезала не слишком коротко, чуть выше плеч. Взяла следующую. Пряди мягко падали на пол.
Вошла с тряпьем нянюшка и, застыв, побледнела.
– Ох, грех мне, грех… – вновь запричитала она.
Я смотрела на себя в зеркало.
– Не слишком-то я похожа на юношу, слишком большие глаза и брови женские, – подумав немного, я напустила на лоб пряди и сделала челку, чтобы та закрывала брови и глаза. – Ну вот, – улыбнулась я, – совсем другое дело. Спасибо тебе, – повернулась к женщине.
Глянула на одежды.
– Это моего племянника, ему пятнадцать – вам как раз будет…
Я прошла, взяв длинный лоскут, вопросительно глянула на женщину.
– …Этим грудь обернуть, – объяснила она.
– Помоги, – решительно попросила.
Стягивать рёбра было больно – раны на спине загорелись огнём, я искусала все губы, пока закончили.
– Вы одевайтесь, а я вещи соберу и мази положу…
Я кивнула и, взявшись за полотняную рубаху, принялась одеваться. Закончив, повернулась к Дориан, сжимая пальцами широкие длинные рукава. Слишком велико, но оно и лучше – скрывает все избы тела.
