Моё сводное наваждение
Наталья Семёнова
Заблудившиеся в себе
Фенек – милая домашняя лисичка с огромными ушами? А вот и нет.
Так прозвал Мирон дочку своего отчима, тихую и на первый взгляд настораживающе безобидную 17-летнюю Любу. Что скрывает милая девочка, поступающая и даже думающая ""как положено"", а не ""как хочется""? Почему высокомерному Мирону все интереснее становится наблюдать за сводной сестрой? Что Любе делать с мачехой, которая определенно не рада пополнению семейства? И с родной матерью, желающей, чтобы все жили исключительно по ее правилам?
Моё сводное наваждение
Автор: Наталья Семёнова
Глава 1. Любовь
Пока он читал, я влюбилась – так, как мы обычно засыпаем: медленно, а потом вдруг сразу.
Джон Грин "Виноваты звезды"
– Любовь, ты же понимаешь, да, что другого выхода просто нет? – в который раз интересуется мама.
На протяжении двух последних недель мы с ней возвращаемся к этому разговору снова и снова. Возможно, таким образом она хочет убедить в необходимости моего переезда к отцу саму себя? Все же, она меня любит. Как умеет.
– Понимаю, – отвечаю я коротко, подхватывая сумку с ноутбуком и прощальным взглядом осматриваю голые стены спальни. Я буду по ней скучать. Даже не знаю, удастся ли мне сюда когда-нибудь вернуться.
Если у мамы всё сложится с её новым мужчиной – наш дом она продаст.
Мне, вдруг, становится грустно, а грудь царапает какое-то горькое на вкус чувство. Недовольство? Но нет, быть недовольной решениями мамы я не имею права. Она точно знает, как будет лучше для меня.
– Поторопись, детка. Мне ещё нужно успеть в салон перед вылетом.
– Прости. Уже иду.
Мы друг за другом спускаемся по лестнице на первый этаж и через небольшой холл выходим во двор, где нас уже ждёт машина. Мама настояла на том, чтобы я взяла с собой в новый дом лишь всё самое необходимое, язвительно заметив, что на всё остальное пусть раскошеливается мой "папочка", с её же слов, если он откажет мне в чём-либо, то крупно пожалеет об этом; потому все мои вещи с легкостью уместились в просторном багажнике кроссовера. И там действительно всё самое важное, лично для меня. А что касается остального… Не думаю, что мне хватит наглости, впрочем, как и смелости, просить о чём-то человека, с которым за всю свою сознательную жизнь я общалась от силы пару раз. И то, не совсем удачно.
Мама однажды случайно заметила, что до моих трёх лет мой отец души во мне не чаял. А затем она запретила ему со мной видеться, потому что поняла, что даже наличие меня не сможет помочь им быть вместе.
Я занимаю место на заднем сидении рядом с мамой, и она тут же велит водителю трогаться в путь. Смотрю на наш дом до тех самых пор, пока его не скрывают плотные кроны высоких деревьев с листьями сочно-зелёной расцветки, затем сажусь ровно и смотрю на свои короткие ногти, покрытые прозрачным лаком. Не могу понять, что я чувствую…
– Не нужно слёз, детка, – немного раздражённо замечает мама. – Дом твоего отца в тысячу раз больше нашего. Я ему чётко дала понять, что тебе необходима самая просторная и светлая комната в нём. Если же он засунет тебя в тёмную комнатушку, то обязательно…
– Пожалеет, – говорю я тихо и тут же спохватываюсь: – Извини, что перебила!
Мама на секунду сужает глаза, а затем её взгляд меняется, становясь блестящим, словно она сама вознамерилась плакать, но она быстро берёт себя в руки и, отвернувшись к окну, продолжает:
– Ничего страшного, детка. Именно так – он крупно об этом пожалеет.
Думаю, когда-то, совсем давно, она его по-настоящему любила. Опять же, как умела. Они оба были слишком молоды для серьёзных решений, но я уверена, что мама тогда не просто хотела обеспечить своё будущее за счёт его богатой семьи и его собственной перспективности, но и испытывала к нему настоящие чувства. Иначе, как объяснить её сегодняшнюю, копившуюся многие годы, ненависть к нему за то, что однажды он её отверг?
– Твоя бабушка обязательно заедет в гости на этой неделе, чтобы проверить, как тебя устроили, – информирует меня мама, когда машина выезжает на объездную дорогу, чтобы по возможности доехать на другой конец города как можно скорей и без городских пробок. – Она так же пообещала мне, что будет навещать тебя один раз каждые две недели. Обязательно делись с ней тем, что тебя может не устраивать – она вместо меня хорошенько разберётся с твоим отцом.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
Впрочем, по-настоящему жаловаться на что-либо своей молодой бабушке я не планирую. Ей ни к чему мои проблемы. Как она сама часто любит говорить: ей и своих забот хватает по горло. Именно поэтому на время учёбы в институте я еду жить к своему отцу, а не к ней. Плюс, это было одно из его условий, если мама по-прежнему хотела, чтобы он оплачивал моё обучение.
– Никто не имеет права меня осуждать, верно? – вновь берётся рассуждать мама, очевидно, сама с собой, ещё через полчаса дороги. – Я вырастила тебя, обеспечила тебе будущее. И теперь имею полное право заняться своей личной жизнью. Я не бросаю тебя, детка, ведь так? Я всего лишь хочу быть счастливой.
И богатой. И жить за границей, чтобы утереть носы своим завистливым подругам видом шикарной загородной виллы своего иностранного мужчины. Я лишь в своей голове, совсем тихонечко даже в собственных мыслях, отмечаю, что устраивать свою личную жизнь маме никогда и ни в кое мере не мешала необходимость устройства моего будущего, как и забота о моём воспитании.
– Тебя действительно не за что осуждать, мама.
– Именно об этом я и говорю…
Она продолжает приводить ещё какие-то доводы в пользу правильности своих поступков, многие из которых я наверняка уже не раз слышала, но сейчас моё сознание напрочь отказывается воспринимать человеческую речь, полностью сосредоточившись на охватившем его волнении.
Мы приближаемся к дому моего отца.
Что я знаю о его семье?
Ничтожно мало. У него есть жена, сын от неё, семилетнего возраста – мой брат, с которым я даже не знакома – и пасынок, кажется, мой ровесник. Его я тоже ни разу не видела, как и его мать, жену папы. Сомневаюсь, что все из них ужасно рады тому, что в их жизнь вторгнется, по сути, посторонний человек. До сих пор не понимаю по какой причине папа настоял, чтобы я жила с ним и его семьёй.
Машина притормаживает у высоких и красивых кованных ворот, которые приветливо разъезжаются в стороны, пропуская нас на территорию особняка.
Я здесь впервые, и потому против воли с любопытством разглядываю ухоженные лужайки и далёкий сад с правой стороны трехэтажного в очень светлых тонах дома. Тут красиво. Всё очень элегантно и со вкусом. Мне кажется, в таких местах нужно проводить экскурсии, а не жить…
– Посмотрите на него, – саркастично замечает мама. – Вышел встречать дочь, как примерный и любящий отец. И неважно, что почти все её семнадцать лет ему не было дела до неё.
Вот тут я не могу согласиться с ней, ведь это как раз она запрещала ему со мной видеться, но, разумеется, я молчу.
Машина останавливается на подъезде к дому, и мы с мамой выбираемся из салона.
– Здравствуй, Эвелина, – приветствует маму широкой улыбкой мужчина, мой отец. Мне он, так же улыбаясь, кивает: – Любовь, добро пожаловать в твой новый дом.
Я разглядываю его отливающие медью на солнце волосы на голове и подбородке и нечаянно задумываюсь: он, как и мама будет звать меня исключительно полным именем? Кстати, я не редко замечала в мамином взгляде на меня подобие тоски от того, что внешностью я пошла в отца, а не в неё. Те же рыжие волосы, глубокого синего цвета глаза и полные ровные губы. Правда, не понятно в кого я такая маленькая, потому что оба мои родители отличались высоким ростом. Наверное, в неизвестного дедушку по маминой линии.
– Здравствуй, Андрей, – холодно отвечает мама, оглядывая высокомерным взглядом фигуры женщины и мальчика, стоящих у главных дверей. – Что же твоя драгоценная жена не подошла поздороваться с матерью твоей родной дочери?
– Разве, ты не зайдёшь в дом, Эвелина? – деланно удивляется мужчина. – Не проверишь достаточно ли просторна и светла комната нашей дочери?
Мне почему-то хочется улыбнуться от того, что отец откровенно насмехается над мамой. Очевидно, не мне одной пришлось по нескольку раз выслушивать всё её условия. Ловлю взгляд мужчины и вижу, как он, не заметно для мамы, быстро мне подмигивает. Непослушная улыбка всё же вырывается на волю, но я тут же её прячу.
– У меня нет времени. И я всё же рассчитываю на то, что к этому возрасту ты научился держать слово. Детка, – это уже мне, – дай мне тебя обнять на прощание.
Странно, но именно сейчас, находясь в руках мамы, я, вдруг, понимаю, что перестала нервничать. Совсем.
Но вот надолго ли?
Мама зачем-то не выпускает меня из объятий до тех самых пор, пока последняя коробка не выгружается из багажника машины. Вот тогда она, мазнув по моей щеке губами с дорогой помадой и, открыв заднюю дверцу, напутствует напоследок:
– Будь умницей, милая. Не делай того, что я бы не одобрила. Я обязательно навещу тебя на новый год и буду очень по тебе скучать. Помни о своих занятиях балетом, хорошо питайся и почаще бывай на свежем воздухе. – Тут она с некоторым призрением оглядывает территорию и замечает: – Благо места тут предостаточно для прогулок.
На мои плечи неожиданно ложатся теплые ладони папы и ободряюще сжимают их пальцами, а над головой звучит его слегка насмешливый голос:
– Мы не пропадём, Эвелина.
Мама мерит его надменным взглядом и забирается в машину:
– Я позвоню тебе, детка, как только мой самолёт сядет в аэропорту.
– Буду ждать, – успеваю я откликнуться, прежде чем машина срывается с места.
Уехала.
Это не первая наша разлука, но тогда они были короче, а со мной не хотя возилась бабушка. В смысле, мы жили в одном доме, но каждая занималась своими делами.
Как будет проходить теперешняя разлука с мамой я не имею ни малейшего представления. И я так же не знаю, что чувствую по этому поводу.
Мужчина убирает руки с моих плеч и ловит мой взгляд:
– Пойдём. Никита с нетерпением ждал встречи с тобой. Сдаётся мне, он заранее проникся любовью к своей старшей сестре. И если тебя не затруднит, будь с ним потерпеливей. Так вышло, что они с Мироном по сей день ищут общий язык.
Последнее предложение мужчина произнёс с какой-то усталостью и обречённостью. Или недовольством? Впрочем, у меня ещё будет время разобраться в отношениях людей, с которыми я буду вынуждена жить.
– Конечно, – говорю я, чтобы не казаться не вежливой.
Отец знакомит меня со своей женой и сыном. Меня вновь охватывают волнение и робость. Кажется, Никиту тоже. Галина же напротив – вся светится радушием и даже делает попытку меня приветливо обнять, впрочем, заканчивается она моими неловкими движениями и глухим "спасибо". Надеюсь, она не решит, что я бестактная грубиянка.
Мы проходим в огромный холл с широкой бетонной в коврах лестницей по середине, и я, вдруг, отчётливо понимаю, что хочу остаться одна. Я ощущаю себя невыносимо одинокой среди этих незнакомых людей и абсолютное одиночество кажется спасением.
– Я покажу тебе твою комнату, – предлагает мужчина и приглашающе ведёт рукой в сторону лестницы.
– Я с вами! – не высоко подпрыгнув на месте, улыбается Никита.
Комната действительно оказывается очень просторной и светлой. Здесь даже имеется лоджия, двери которой распахнуты настежь; лёгкие занавески в пол, что обрамляют выход на неё, колышутся от лёгкого ветерка. Кровать ужасно огромная, большой шкаф-купе под одежду, кресла, туалетный столик, рабочий стол… И, кажется, та дверь ведёт в собственную ванную комнату. Столько всего… И я опять не знаю, как ко всему относиться.
– Люба, тебе нравится твоя комната? – осторожно интересуется Никита.
– Очень, – выдыхаю я и опускаю глаза в пол, не представляя, что делать или говорить дальше.
Нутро всё ещё грызёт желание остаться одной.
– Давай, Никит, мы оставим Любу осваиваться, а сами, может быть, пойдём поныряем в бассейне? – предлагает мужчина сыну, вновь быстро мне подмигивая.
Неужели, у меня на лице всё написано? Мне мгновенно становится неловко, и я чувствую повышающийся жар на щеках.
– Да! – радуется мальчик. – И Любу возьмём с собой! Люба, ты же пойдёшь с нами?
– Я…
– Ник, твоя сестра только приехала, ей нужно отдохнуть с дороги. Вы ещё успеете нарезвиться в бассейне.
Плечики Никиты слегка поникают, но он всё равно мне улыбается:
– Отдыхай. Но только недолго – я хочу показать тебе свою комнату и железную дорогу!
– Хорошо, – улыбаюсь я, вдруг, искренне желая посмотреть на эту самую железную дорогу.
Никита, удовлетворённо кивнув, выбегает из комнаты, а отец, прежде чем отправится вслед за ним, предлагает:
– Спускайся вниз, как будешь готова. Обед обычно подают в два часа, – подмигивает он напоследок.
Я киваю, и, наконец, остаюсь одна. Ещё раз осматриваюсь, а затем иду к кровати и укладываюсь на её краешке, сворачиваясь клубком.
Глаза начинает щипать, но я не позволяю себе плакать. Две недели назад я пообещала себе, что справлюсь с чем угодно. Я не разочарую вновь ни бабушку, ни маму, ни вообще кого-либо в принципе.
Глава 2. Любовь
