Жена Нави, или прижмемся, перезимуем!
Кристина Юрьевна Юраш
Наши предки никогда не ходили в зимние леса, зная, что там царствует Он.
Ему приносили дары и боялись настолько, что готовы были отдать дочерей. Лишь бы он смилостивился и не насылал Метелицу и Бурана, белоснежную волчицу и огромного медведя.
Но в этот раз что-то пошло не так. И вместо обещанной снегурочки под лед провалилась лиса из поисково-спасательного отряда Лиза Алерт.
Вот так, разыскивая любителя зимней рыбалки Семена Семеновича Носок, я нашла Карачуна. Теперь я ему все выскажу, попытаюсь объяснить, какое это счастье услышать после трех дней поиска в зимнем лесу заветные слова: «Найден! Жив!».
Жена Нави, или прижмемся, перезимуем!
Автор: Кристина Юраш
Пролог
– Барыня тонет! – визжала дворовая девка, мечась по тонкому льду в красном сарафане, словно огонек. – Барыня тонет!
В глазах купеческой дочери стоял ужас.
Ее расписные сани медленно уходили под треснувший лед озера. Они проседали, неумолимо погружаясь в прозрачную ледяную воду.
На крик сбегались неповоротливые в своих шубах рыбаки, побросав снасти и замёрзшую рыбу.
Они с недоумением смотрели на дорогие сани и рвущегося коня, уже охрипшего от ужаса. Но подойти ближе рыбаки боялись. Затащит под лед, и поминай, как звали!
– Да кто ж тебя на лед понес! – кричали рыбаки заиндевелому конюху в овечьем тулупе. На его бороде и бровях был иней. Дыхание вырывалось паром, когда он отстегивал коня.
– Вот остолоп! Лед еще не окреп! А ты коня погнал, дурья твоя голова!
– Что там? – спрашивали только – только подбежавшие рыбаки с другого берега. Близко они не подошли. Боязно! Никто не отваживался выйти на середину озера.
Кто-то из рыбаков признал и сани, и девку в роскошных мехах, которую придавило сундуком.
– Купеческая дочка на свадьбу ехала! Да как на озеро выехали, так лед под санями и не выдержал приданого! – кричали рыбаки друг другу. – Теперь тонет! С санями вместе!
– А енто кто мечется? – переглядывались рыбаки, глядя на красный сарафан и куцую козлиную душегрею.
– Так-то ее девка дворовая. Марыська! – приглядывались зеваки. – А кто хоть просватал – то?
– А нам почем знать! Мы в купцовые дела не лезем! – галдели рыбаки. – Наше дело малое! Глядите! Глядите!
Лед расходился трещинами. Полозья уже были почти на половину в воде.
– Барыня, барыня! Давайте руку! – причитала Марыська, размешивая снежную кашу ногами. – Вылезайте! Кто-нибудь! Помогите! Барыня тонет! Барыня тонет!
Под ее ногами расползалась огромная трещина, тут же наполняясь ледяной водой.
– Не могу, – шептала невеста, судорожно цепляясь руками за Марыську. – Шуба намокла и не пускает! Встать не могу! Тяжко… Еще и сундуком придавило!
– Брось ее, дуреха! Сейчас с ней вместе под лед провалишься! – крикнул кто-то из рыбаков. – Бросай, барыню! Сани-то вот-вот потонут!
– Ну, помогите, чего встали! – визжала дворовая девка, пытаясь вытащить укутанную в дорогие меха невесту. Лед под ногами хрустел, а она сама чуть не оказалась в хрустальной ледяной воде.
– А нам че? Жить надоело? У самих семеро по лавкам сидят! Кто их кормить будет? – переглянулись рыбаки, забывая про свой улов. – Гляди! Гляди! Шубы ее собольи намокли, вот и выбраться не может! Отец-то вон как нарядил!
– Ты-то что! – взвизгнула Марыська на конюха. Лед страшно хрустел. Подол ее сарафана намок от воды и уже покрылся инеем. – Барыню спасать надобно!
– Да я ведь … Да я… – лепетал конюх. Его борода была белой-белой от инея, а он огромными рукавицами пытался поймать поводья перепуганного коня.
– Барин дочку вон как любит! Кто спасет, тому золота не пожалеет! – закричала в отчаянии Марыська рыбакам.
– Знаем мы купца – того. Обманщик и плут! Еще за копейку удавится! – крикнули в ответ рыбаки. – Никто помирать задарма не хочет!
Как только конь получил свободу, он забил копытами, кроша остатки льда.
Сани резко просели назад.
Обе девушки пронзительно закричали.
Так, что в красном сарафане отчаянно тянула вторую за рукав роскошной шубы.
Кованые сундуки стали соскальзывать в воду, разбивая лед и наклоняя сани еще сильнее. Сами сани, груженные всяким добром, скатывались назад, медленно увлекая невесту в ледяную бездну.
– Марыська! Ты-то куда лезешь! Потонешь ведь! – басом крикнул один рыбак. – Жаль девку-то! Эта ж ее за собой утащит! Гляди, как цепляется! Брось ее, Марыська!
Сани съехали вниз, накреняясь и зачерпывая воду. Марыська завизжала, хватая барыню за руку и надрываясь изо всех сил.
– Пропали девки! Обе! – выдохнул паром маленький старичок – рыбак, отогревая замерзшие руки.
Сани уже утонули почти до половины.
– Не пускай меня, Марысечка… – дрожащим голосом шептала невеста, пытаясь выбраться из мокрой тяжелой шубы. – Не пускай… Молю…
– Не отпущу, барыня… Не отпущу… Только шубы снимайте! Не боитесь! Батюшка новые справит! – спешно кричала Марыська, изо всех сил сжимая дрожащую бледную руку с дорогими перстнями. – Я держу, а вы сымайте!
– Не выходит, Марысечка…
– Ну и кутали – укутали! Пропади пропадом шуба соболья! И сундуки окаянные! – задыхалась Марыська, пытаясь вытянуть барыню за руку. В тишине было слышно, как слетают с рук барыни золотые перстни и звенят о лед.
– Сундук шубу держит! Сдвинуться не могу… – выдохнула перепуганная бледная невеста, пытаясь содрать с себя налитые ледяной водой меха.
– Давайте помогу! – задыхалась паром Марыська, как вдруг…
Послышался страшный хруст.
Рыбаки бросились бежать к берегу.
Перепуганная Марыська внезапно отпустила руку и опрокинулась на спину.
Огромные сани стремительно исчезали под водой. Последнее, что она видела, как мелькнула перед ее глазами протянутая рука с перстнями и перепуганные синие глаза. А потом словно лезвия сверкнули полозья.
– Барыня! – пропищала Марыська, закрывая лицо руками, когда сани исчезли в темной воде.
Лед почти сомкнулся, словно не было ни саней, ни красавицы – невесты, ни богатых сундуков, ломившихся от всякого скарба.
– Ой, батюшки! – закричали рыбаки. – Потонула! И все добро с ней! Водяному достанется! Еще одной утопленницей больше станет…
– Какому водяному? – сплюнул старик. – Спит он! Карачуну ее везли! К елке бы привязали, да в лесу оставили! Слыхал я в корчме, как приказчик купца рассказывал спьяну! Дескать, купец просил размести дороги, чтобы торговать сподручней было!
– А девку зачем брали? Тоже ентому Карачуну? – спросил парень молодой, все еще не сводя глаз с алого сарафана.
– А это хитрость такая! Чтобы барыня ничего не смекнула! Девку-то грохнули бы под деревцем. А тут эвонна –как!
Молодой рыбак пробрался по льду и ловко ухватил Марыську за косу, оттаскивая по чавкающему водой снегу от огромной расползающейся полыньи.
– Пусти! – визжала Марыська, вырываясь. – Пусти, окаянный! Пусти, заклинаю!
В темной воде все было наполнено гулом. Сани опускались на дно. Из них вываливались и раскрывались сундуки, рассыпаясь серебром и золотом.
Купеческая дочь опускалась вместе с ними.
В мутной воде, словно что-то затаилось, и ждало, когда последний воздух выйдет из хрупкого тела. Сквозь гул растревоженной воды прорывались воспоминания.
«Послушай, девонька моя… Выдает тебя отец замуж. Да что-то тяжко мне на сердце… Ни сватов не видала, ни имен не слыхала… Не к добру это… Возьми этот оберег… Помнишь, слова, которым я тебя учила?», – вспомнился ей тихий скрипучий голос нянюшки, наряжающей ее перед свадьбой.
«Помню, нянюшка», – шептала она тогда, с грустью глядя на кокошник, расшитый жемчугами и на отражение старенькой нянюшки в зеркале. Нянька опустила глаза и что-то причитала себе под нос: «Не к добру!».
«Так, коли беда какая, ты оберег в руке сожми да слова заветные скажи! Хоть шепотом, хоть губами одними! Не боись, кому надо, те услышат!», – тихонько поучала няня, переплетая ей косы.
Дворовые суетились и бегали туда-сюда, складывая сундуки с тканями заморскими, самоцветами и серебром на разукрашенные сани. Небо было ярко голубым, и все вокруг сверкало от свежевыпавшего снегом. Лишь на горизонте возле заснеженного леса виднелась малиновая дуга раннего заката.
Отец хмуро поглядывал на дочь и раздавал указания дворовым. Это туда, это сюда! Еще несите! Маловато будет!
– Ой, да и что, что сватов не было! Главное, чтобы жених красивым и ласковым был! А коли обижать будет, так скажите, что батюшке нажалуйтесь! А батюшка у вас, как осерчает – всем достается! Мне вон в тот раз тоже плетей всыпали ни за что! – вспомнился смешливый голос Марыськи. – Под руку горячую попалась!
– Тяжко мне на сердце, Марыська, – вспомнился ее собственный голос. Она сидела разодетая в соболью шубу, чувствуя, как страшное предчувствие пробирает ее, словно мороз.
Она ехала в санях, нахохлившись дорогими мехами, и сверкала на морозном солнце самоцветами. Ее ноги были прикрыты медвежьей шкурой. На коленях она держала ларец с золотом.
– Барыня, вам что? Сон дурной приснился? – всплыл в памяти удивленный голос Марыськи. Ей по такому случаю красный сарафан пошили и новую душегрейку жаловали.
– Да бросьте вы, барыня! Пустое это! Вот моей матушке перед свадьбой тоже много чего снилось! И как бисяки ее за волосы таскали! Но ничего, год назад померла только!
– Как будто случиться что-то должно, – вспомнилось ей, как снег порошил шкуру, а холодные снежинки обжигали лицо. – Ой, чую беду я, Марысь. Сердцем чую… Да откуда придет, не ведаю…
– А я не беду! Я мороз чую! Ой, замерзла я! – вспомнилась Марыся, которая всю дорогу глядела с завистью на дорогие меха. – Вам –то, небось, тепло! Вон как батюшка расстарались! В соболях, небось, никакой мороз не страшен!
– Что-то страшно мне, – она словно не слышала, что ей говорят. Ее глаза смотрели в бесконечный коридор снежинок. – Что-то случится, Марысь….
– Да кому суждено сгореть – не потонет! А у меня свой оберег есть! Батюшка его на ярмарке на пуд соли выменял! Никакой нечистый меня не возьмет! Ни Леший, ни Водяной, ни Карачун! Так батюшке и сказали! Иначе бы он пуд соли не отдал бы! – вспомнилось, как утешала бойкая Марыська, вертя в руках какую-то деревянную фигурку. – Перед свадьбой енто всегда так! Во всем приметы плохие чудятся! Вот, когда моя бабка замуж выходила, так на свадьбе платок обронила. Жених платок поднял и вскорости помер!
– Как на погибель еду, – вспомнился ей собственный шепот. На ее ресницах застыли снежинки так, что веки сонно потяжелели. «Но!», – прикрикнул конюх, выезжая на замерзшее озеро.
– Барыня! Барыня!– вспомнился испуганный голос Марыси. Девка вертелась на месте и трясла ее за рукав шубы. – Кажись лед…. Барыня! Лед! Слыхали? Лед!
– Крак! Крак! – слышался хруст льда под полозьями.
– Гони! – внезапно с ужасом крикнула она конюху, едва не выронив ларец с приданным. – Гони, Матвей! Гони! Гони, родненький!
– Барыня! Барыня! Лед! – кричала Марыся, глядя на нее страшными глазами. Она вцепилась в ее руку, пока сани неслись по тонкому льду. – Лед под санями треснул! Барыня! Потонем ведь! Барыня!
Лошадь встала на дыбы и с грохотом опустилась на лед. «Куды! Ну тебя!», – кричал конюх, размахивая хлыстом.
Лед растрескивался, покачивая сани. Марыська завизжала так, что, казалось, ее услышали на том берегу.
Это последнее, что она помнила.
