Свою жену я встретил на Урале, в богом забытой дыре. Крошечный городок, на удивление чистый, словно вылизанный. В окно смотришь – горы. Не такие, как на чужбине, свои какие-то, близкие. Невысокие, поросшие хвойным лесом, с них в городок катилась стремительная мутная речка, в любую погоду ледяная.
Городок прятал то, что мне нужно. Маленький, захиревающий уже медный рудник. Люди, которым я верил, да и само моё чутье говорило – покупка будет выгодной. Я купил рудник несмотря на то, что хозяин не очень то и хотел расставаться со своим достоянием. Мог бы и просто отобрать, но я действовал цивилизованно. Почти. И почти всегда.
Разогнал спивающихся рабочих, нафиг всех уволил, нагнал специалистов, техники. Поселился там же – на целых полгода. Я любил с головой в работу уходить. И однажды туманным утром, когда воздух был густым, словно молоко, а близкие горы обзавелись туманным шапками, как свои старшие собратья ледниками, я её и встретил.
Шёл, курил, сигарета, пропитавшись туманом едва тлела и шипела сердито. Дорогие кроссовки скользили по мокрой траве. Контора рудника находилась в приземистом ангаре, надо бы отстроиться. Внутри ещё никого, на первый взгляд, да и не должно ещё – рано. А дверь уже отперта. Я вошёл, задумчиво вскинув ключи на ладони.
– Ты ещё кто? – недоумевающе спросил я. – Ключи откуда?
Девушка. Тоненькая вся – пичужка. Глаза только огромные, на пол лица. Такие же глаза сейчас у моей дочери, форма. А цвет мой, выверты природы весьма забавны.
Огромные глаза опушенные пушистыми ресницами смотрели на меня испуганно. Папку из рук выронила, она шлепнула о пол, выплюнув облачко пыли.
– Папины ключи, – ответила она, пряча руки в карманы куртки. – Он работал здесь. Не все забрал, а сам не может, запил. Вот и я пошла.
– Отдай, – протянул руку я.
Она отдала ключи. Потом отдала и себя – я бываю настойчивым. Девственница. Первая девственница в моей не очень то и святой жизни. Поневоле запомнилась. И глаза распахнутые испуганные, и слезинка, которую торопливо стёрла, чтобы я не успел заметить. Я успел. Чистая. Почти всегда испуганная. На педиатра училась в институте, я ещё подумал – ну, какой из неё педиатр, из такой пичужки? Она же всего боится, да и детей тоже.
Потом рудник заработал на совесть и без моих пинков, я вернулся домой. И оказалось, что глазастую пичужку хочется забрать себе. Я поехал и забрал… В институт она все свой хотела, зачем оно ей? Перевёл. Правда, на заочное – пусть дома сидит.
А потом Настя забеременела, что наверное, должно было случиться рано или поздно. И к своему удивлению я ощутил нечто, очень похожее на счастье. Я не хотел никаких наследников. Но мысль о том, что в моем доме поселится что-то маленькое, смешное и шумное радовала. Тогда я ещё не знал, насколько полюблю своего ребёнка. А теперь знаю. Пять лет спустя. Когда успел и потерять, и обрести.
– Как там? – спросил я у юриста.
Дело было шито белыми нитками. Но главное я знал, что девочка – моя.
– Скоро девочка станет вашей дочерью официально. Можете пока…выбрать ей имя.
Он был прав. Девочка, которая была моей дочерью носила имя, которое ей дала эта женщина. Имя нужно будет поменять. У меня не было каких-то особых предпочтений. Главное, чтобы оно было другим.
Той ночью мне приснилась Ольга. Я не ждал её не в своих мыслях, не в снах, она просто была этого не достойна. Я не хотел пачкаться об неё. Но она не спросила разрешения. Зима. Тот городок, в котором я купил рудник. Тогда случился обвал, пострадали люди. Настя была на восьмом месяце беременности, рожать скоро, а я сорвался, полетел. Застрял на неделю. Нервничал – Настя казалась такой маленькой. Беззащитной. Оставить её одну было страшно.
– Всё хорошо? – спрашивал я.
– Хорошо, – отвечала она.
А потом…потом приехала. Да, этот городок был родным ей, но ничего её тут не держало. Мать умерла, отец спился и пропал, брат уехал. Сказала – по мне соскучилась. Дурочка бестолковая, даже не предупредила.
Схватки начались в ту же ночь. И рожала Настя в той самой маленькой больнице, благо я последние годы выделял деньги на её поддержку – мои люди тут работали. И прошло все хорошо… насколько могло быть. Я на руднике торчал, связь не ловила, я все пропустил.
И Ольга мне снилась возле той самой больницы. В снегу – зима была. Отчего-то босая и в лёгком летнем платье. Беременная. Стоит в снегу, с ноги на ногу переступает, и на меня смотрит. Волосы светлые по плечам рассыпаны, в глазах тоска. И страх. Здесь, во сне ей отчаянно хочется верить, но верить не выходит. Не хочу. Всё против этого. Она сломала мою жизнь. Она не достойна моего ребёнка.
– Но я же её люблю, – тихо сказала она.
Сюрреалистичный сон, кошмар. Воздух словно застыл, даже снежинки в нем замерли, шевелятся только её губы, бледные в синеву от холода.
– Ты недостойна её любить, – возразил я и не услышал своего голоса.
Она услышала. Улыбнулась. Покачала головой, прядь светлых волос упала на лицо.
– Какой же ты глупый, – в голосе грусть и сожаление. Она меня жалела. – Большой, сильный, богатый, а глупый совсем…
И живот свой погладила, ребёнок в котором словно почувствовал её прикосновение, толкнулся изнутри, вспучив женский бок ассиметричным бугром…
Проснулся я ранним утром. В холодном поту. В квартире пусто и тихо, обслуга у меня приходящая, с трудом выношу постоянное присутствие чужих людей рядом. Девочку заберу, придётся привыкать. Ей нужна будет няня.
Достал телефон. Номер моей жены в списке важных контактов. Я редко ей звоню, но знаю, если наберу, она возьмёт трубку сразу.
– Да? – тихо спросит она.
Я не мог сказать, что любил её. Просто она была не такой. Она подарила мне дочь. Она была рядом, когда наша девочка умирала. Когда мы узнали, что она не наш ребёнок – экспертизы проводили, чтобы понять, сможем ли мы стать для неё донорами. Сначала я.
Тогда с ужасом понял, что малышка не моя дочь. Настя мне изменяла? Бред. Вторая экспертиза показала, что и она к нашей девочке не имеет никакого отношения.
Самое поганое – разлюбить ребёнка не удавалось. Не получилось бы. Мы проводили с ней последние месяцы. Слушали, как тихо смеётся. Смотрели, как танцует с трудом, тоненькая, прозрачная. Она поздно пошла, только в полтора года. Зато, как пошла, сразу начала танцевать… Я все равно её любил. И тогда, качая её на руках, думал о том, что у меня есть ещё одна дочь. Только родная. Любят ли её так же? Тепло ли ей? Здорова ли? Это рвало душу. И одновременно давало сил жить дальше. Потому что у меня был шанс любить снова.
Шанс заслужить прощение своей жены. Увидеть радость в её глазах.
– Я нашёл её, – тихо сказал я в темноту комнаты. – Нашёл нашу девочку. И теперь никому её не отдам.
Глава 8. Ольга
Я переминалась с ноги на ногу на перекрёстке. Мороз был ощутимый, пощипывал щеки, коленки в джинсах, все, до чего дотягивался. Я смотрела на часы то и дело, хотя точного времени мне никто не сказал. Мне велели ждать, я ждала.
Мороз не щадил и мои франтоватые сапожки из Италии, которые ещё муж купил в незапамятные времена. Думаю, эти сапожки и меня переживут, да жаль только, что в Италии не очень холодно – ещё меху внутрь бы явно не помешало.
– Холодно, – простучала зубами я. – Черт, как же холодно!
И сказала себе – жди. Думай про Дашку. Как заберёшь её. Как обнимаешь крепко-крепко. А потом сбежим вместе и никто нас не разлучит. И моя девочка вырастет на моих глазах, вырастет не как я, а самой счастливой.
Мимо проехал уже добрый десяток машин скорой помощи – не удивительно, инфекционка то вот она, за поворотом. А про меня словно забыли. Я уже порывалась звонить соседке, но тут вспоминала – не нужно её беспокоить. Начнёт нервничать, бояться, все сорвётся. И мне нужно быть спокойной ради моей дочери.
Наконец, протяжно заскрипев, рядом со мной остановилась машина скорой помощи, такая древняя, что диву даешься, как ездит вообще до сих пор. Дверь открылась.
– Ольга? – спросил молодой парень.
– Ольга! – обрадовалась я.
– Залазь тогда, – кивнул он. – Пакет там на каталке лежит, переодевайся.
Я шустро юркнула внутрь. Там было не намного теплее, чем на улице, да мне теперь не важно. Я за своей дочкой еду! От волнения щеки горят, пальцы плохо гнутся, не послушно, но то, наверное, от холода.
Сноровисто стянула свою куртку. Вместо неё синие, тоже не новые, видимо, парень свои отдал сменные, штаны и куртку с надписью скорая помощь на спине. Лицо спрятано под медицинской маской, шапку вязаную надвинуть по самые брови, волосы светлые заправить под неё полностью.
– У меня проблем то не будет? – спросил парень.
– Нет… это же моя дочка. Просто муж её хочет отнять… я заберу её и увезу, и все.
Парень в машине был один, но то не удивительно – Лена сказала, что машина едет с ремонта. Делать было нечего, я поневоле смотрела на мужское, мальчишеское почти лицо, то машину разглядывала.
– Выскакивают за миллионеров, – как будто обиженно сказал парень, – потом не знают, как проблемы разгребать. Словно простых мужиков им мало…
А мне сейчас никаких мужиков не надо вообще, пусть хоть золотой будет. Я одним своим мужем сыта по горло. Теперь бы ещё от Шахова уйти, и точно буду жить одной лишь Дашей.
– Приехали, – констатировал водитель. – Идите смело, никто и не посмотрит. Направо, потом наверх и длинным корилором. До конца дойдёте и наберите Лену, она встретит.
Я низко наклонила голову, пряча лицо, но парень прав был – на меня никто не смотрел. Приёмный покой бурлил, словно улей, но стоило чуть в сторонку отойти и сразу тихо. Голоса остались сзади, только тихий шелест моих шагов. Коридор длинный, дохожу до конца – заперто. Звоню соседке, и через несколько минут дверь лязгает замком, отпираясь.
– Пойдём скорее.
Здесь, наверху в отделении уже людно. Моя куртка явно бросается в глаза, но Лена быстро заводит меня в кабинет.
– Где она? – нетерпеливо спрашиваю я.
– Не все так просто. Вещи её тёплые тут, я заранее приготовила. А ей охрану поставили… Натуральным образом мужик в коридоре сидит и караулит. Права ты оказалась, не чисто дело.
У меня снова щеки загорелись, прижала к ним ледяные ладони.
– И что делать?
– К счастью, на мои дела он особо внимания не обращает. Сейчас повезу ей кушать. Столик на колёсах, накину скатерть… Как в кино, короче. Если снизу влезает две большие кастрюли, то одна девочка маленькая точно влезет. Надеюсь, она меня хорошо помнит, не испугается, шум не поднимет…
Скатерти не было, не долго думая, она бросила на столик простыню. Белую, со штампом больницы… А мне страшно, не передать как. Наверное, как тогда, когда бежала, думала, что догонит, понимала, роды скоро начнутся, а я в целой вселенной одна и пойти некуда… Тогда справилась и сейчас смогу.
Самое сложное это ждать. Ленка уехала и не было её целую вечность. Я ухом к двери приникла и слушаю, не задребезжат ли колёсики по плиточному полу. Задребезжали.
Дверь открылась и я по Ленки глазам поняла – получилось. Под простынь – скатерть заглядываю, а вот оно моё чудо сидит! Улыбается, а глаза испуганные.
– Иди ко мне!
Обняла, прижала крепко, как мечталось. Похудела, что ли… Хотя бред, мы пару дней только не виделись. Но вот испугалась точно, тихая такая, на себя не похожа.
– Больше никаких больниц, – рассмеялась я. – Пошли скорее одеваться.
Куртка, тёплые штаны, сапожки. Подписанный отказ от лечения уже лежит у Лены на столе. На дочкино лицо тоже маску, от греха. Пусть никто нас не узнает. Главное вниз спуститься, а уж там работник скорой помощи с ребёнком за руку точно внимания не привлечёт – детская ведь больница.
– Этот дядя приходит каждый день, – сообщает моя малышка, пока я пропихиваю её руки в курточку. – Он конечно добрый и собачкам помогает. Но мне кажется, он притворяется…
– А какая нам разница? – фальшиво улыбаюсь я. – Это же не наш дядя. Чужой. К нам он больше не придёт.
– Мама, а ты теперь доктор?
– Мама теперь шпион, – зловеще прошептала я и Дашка наконец засмеялась.
Ленку я обняла крепко, до хруста. Денег она не возьмёт, предлагала уже. Дашку за руку держу.
– Осторожнее там, – просит она.
– Всё хорошо будет… Не провожай, дорогу я теперь знаю.
Стараюсь не сорваться в бег. Иду спокойно. Я тут работаю. А эта маленькая девочка – просто пациентка. Все просто. На улице на мгновение теряюсь, машин скорой несколько, я не запомнила номеров. К счастью, парень открывает дверь и машет мне.
– Быстрее давай, – просит он. – Переодевайся, сейчас уже на вызов поедем.
Переодеваюсь, прячу форму обратно в пакет. Дашка сидит на каталке и меня ждёт. Глаза испуганные снова, не понимает, что происходит…
– Это ещё кто? – спрашивает подходя фельдфер.
Она не в курсе, ей не говорили, чем меньше людей знает, тем лучше.
– Выписали девочку, а денег на такси нет. Подбросим, нам же все равно по пути.
Женщина утомлённо глаза закатывает, но ничего не говорит. Я выдыхаю. Сердце начинает биться спокойнее только когда больница остаётся позади. Я смогла.
– Мама, мы домой? – тихо спрашивает Дашка.
Вещи наши в двух камерах хранения местного торгового центра. Он работает допоздна, успею забрать. Потом прочь из города, места нам забронировала, пользуясь сервисом попутчиков. Прочь отсюда!
– Нет, малыш. Мы поедем путешествовать.
– Снова, – вздыхает она.
Снова… Я думала, она и не помнит, больше года мы здесь прожили. Помнит. И горько-горько становится от осознания того, что не могу своей дочери дать постоянный дом.
– Всё будет хорошо, – говорю я.
А Шахов и его город останутся позади.
Глава 9. Демид
– Алёна, – сказал я.
Алёна – красивое имя. Простое. Советоваться мне было не с кем, да и не хотелось. Не жене же звонить. Смерть одного ребёнка и пропажа другого окончательно вбили между нами клин. Я не смог. Не справился. Не уберег.
Решено, будет Аленкой. Маленькая ещё, шести нет, быстро привыкнет, до школы точно. Решил и даже легче немного стало. На часы посмотрел – поздно уже. Но малышка не засыпала долго, ворочалась, без той, что звала себя её матерью ей было сложно. Ничего, без неё тоже – привыкнет. Люди склонны привыкать ко всему, что с ними происходит.
