Борис Конофальский "Буратино. Правда и вымысел"

Так что же толкнуло одинокого и немолодого Карло Джеппетто изваять из дерева это удивительное существо, которое очень многие будут знать под именем Пиноккио-Буратино?

***

Карло выпил полбутылки, ещё не дойдя до дома. Он выпил бы всё, но шарманщик был из породы людей, которые думают о будущем. Карло экономил. У него, конечно, был ещё один сольдо, но, к глубочайшему его сожалению, иногда шарманщик испытывал голод, и он понимал, что это всё вино, которое отпущено ему на сегодня. Если, правда, где-нибудь не обломится халява. Дойдя до своей каморки, он сел и осмотрелся. Самочувствие его пришло в норму, и вместе с ним в голову полезли разные дурацкие мысли типа: помыть посуду, подмести пол и так далее. Но Карло гнал их прочь и из всей уборки произвёл только выдворение дохлой крысы за порог. Таким образом, улучшив санитарно-гигиеническое состояние своего жилища, он решил сделать себе куклу.

Мало кто в этом городе знал, что синьор Джеппетто двадцать пять лет провёл в море и десять из них корабельным плотником, и резать из дерева кукол было его любимым занятием, во всяком случае раньше.

Конечно, куклы были ещё те уродцы. Они были и мужчинами, и женщинами, может, утонченным эстетам они бы показались похабными и злыми, но матросы с тех кораблей, на которых служил Карло, были людьми простыми, и чем похабнее была кукла, тем больше она им нравилась.

В общем, Карло взял свой матросский сундучок, достал оттуда инструменты и сел к столу. Вино же, треть бутылки, он водрузил на каминную полку, с глаз подальше, чтобы не было соблазну. После чего достал из сундучка специальный плотницкий нож и начал резать.

Сначала он хотел сделать бабу: у моряков именно такие куклы пользовались повышенным спросом. Уже он начал работу и сделал несколько уверенных движений, как вдруг полено дёрнулось и произнесло:

– Эй, полегче, в этом месте срезать много не надо.

Первая мысль синьора Джеппетто была по поводу алкоголя и его влияние на душевное здоровье человека:

– Кажется, достукался, – грустно произнёс он самому себе, затем выждав несколько минут, он снова принялся за работу.

– Эй, ты у меня сейчас и вправду достукаешься, – произнёс всё тот же писклявый голос, который очень не нравился Карло, – не ковыряй в этом месте, я тебе говорю.

– Да что это такое? Кто это мне указывает, где мне ковырять, а где нет? – возмутился шарманщик.

– Я указываю.

– Кто я?

– Полено.

– А какого хрена ты мне указываешь? Что хочу, то и отрежу, – заявил Карло.

– Не надо, – как-то не по-доброму предупредило полено.

– Ты мне что, угрожаешь? – возмутился шарманщик. – Гляньте на него, полено поленом, а туда же, угрожает.

– Не надо там ковырять, – продолжило настаивать полено.

– Молчи, дура, – Карло треснул полено о край стола, – а то вообще в камин полетишь и оттуда будешь указывать.

Полено осталось безмолвно и больше не пищало. Поэтому Карло Джеппетто признал себя победителем и снова начал резать. Но он рано праздновал победу над этой деревяшкой. Она была коварна и сдаваться не собиралась. Карло начал двигать нож по намеченному маршруту, и когда он приложил максимальное усилие, полено вдруг дёрнулось и крутанулось вокруг своей оси. Острый, как бритва, матросский нож соскользнул с дерева прямо на левую руку, сжимавшую полено.

– А-а! – заорал шарманщик и, отшвырнув нож в сторону, заходил по комнате, стуча деревяшкой и капая на пол кровью. – Ну, сволочь, погоди, – пообещал он полену, – ты ещё будешь раскаиваться, пень трухлявый.

– Не надо ругаться, – загнусавило полено,– я же тебя предупреждало, что в этом месте резать не стоит.

– Это ещё почему? – не удержался от любопытства шарманщик.

– Но ты что, совсем глупенький? – в голосе полена послышалась издёвка. – Не понимаешь что ли, я же не баба.

– А кто же ты? – Карло тем временем нашёл грязную тряпку и перевязал себе руку. – Мужик что ли?

– Мальчик.

– Мальчик, – передразнил его синьор Джеппетто, – гадёныш ты деревянный, а не мальчик. Вон как руку изуродовал. Ну да ладно, я тебе этого не спущу, я на тебе суп погрею.

– Суп? – абсолютно спокойно спросило полено. – Суп это иррационально. Ты лучше подумай над тем, кто тебе будет бегать за пивом в похмелье или, к примеру, принесёт воды в старости или когда будешь болеть.

– Не-ет, только суп.

– Какой ограниченный болван.

– Не обзывайся, деревяха, – сказал Карло, но сам стал размышлять над словами полена.

– Хорошо, не буду обзываться, буду взывать к твоему рассудку, если ты его не пропил до конца, – пищало полено, – надеюсь, ты понимаешь, что мы можем сосуществовать, принося друг другу пользу?

– А какую пользу ты мне можешь принести, деревяха?

– Какую?! О, Создатель, какой осёл! Ты можешь вырезать из меня мальчишку, воспитать его, выучить и обеспечить себе старость.

– А вдруг он вырастет оболтусом и будет сидеть у меня на шее?

– А это как воспитаешь.

– А вдруг он будет такой же противный, как и ты? Занудой какой-нибудь?

– Не будет, – пообещало полено, – бери нож и режь. И никакого супа.

– Ладно, в случае чего я погрею суп на том, что получится.

– Договорились, но он должен быть мальчишкой. Это обязательное условие. И ещё: не делай из него ещё одного урода, каких ты наделал уже сотню. Сделай его посимпатичнее.

– Не учи, – огрызнулся Карло. Подошёл к каминной полке, взял бутылку и сделал огромный глоток для вдохновения. Поднял с пола нож, сел к столу и сказал: – Будет симпатягой.

«И то, – думал он в творческом порыве, – будет хоть кого за пивом послать. А уж горшочек с цехинами я перепрячу, не найдёт».

И работа закипела. Через определённые отрезки времени, продиктованные жаждой души, Карло вставал и делал небольшой глоток вина, экономя эликсир своего вдохновения, и садился к столу снова. Так он проработал два часа, можно сказать, на одном дыхании, прежде, чем, разметав здоровой рукой стружки, он смог полюбоваться своим творением.

Мальчик получился чудо как хорош. Голова круглая, как мяч для футбола, глаза круглые, как у рыбы. И уши круглые и залихватски торчат в разные стороны, в общем, любо-дорого смотреть. Правда, с волосами вышла незадача. На великолепно-круглой голове торчал только один вихор в районе темени, но зато какой задорный. А нос вышел на славу, куда там какому-то Сирано, он и рядом не стоял, и знаменитый нос Людовика не шёл ни в какое сравнение с тем дыхательным агрегатом, которым располагал деревянный мальчишка.

Но Карло сделал этот роскошный нос не для красоты, и предназначение он имел весьма утилитарное. Представьте себе, протекает очередной воспитательный момент, и папаша то ли спьяну, то ли от плохого настроения хочет врезать пару раз своему деревянному оболтусу, а всем известно, что дети чрезвычайно вертлявы на этот счёт и в такие моменты держать их надо особенно крепко. И за что же, спрашивается, его держать, если уши круглые и плоские, а волос на башке – кот наплакал. Вот тут-то нос и пригодится: если уж за него схватишься, то не вывернется даже самый вертлявый мальчишка. В общем, ребёнок получился – загляденье, да и только. И когда, налюбовавшись им, новоиспечённый папаша отошел к каминной полке, чтобы сделать очередной глоток, то совсем рядом, за своей спиной, он услышал скрипучий и высокий голос:

– И мне дай попить.

Карло чуть не выронил бутылку из рук от неожиданности. Он схватился за сердце и опустил глаза к полу. Перед ним стоял его деревянный сын, весело задрав длинный нос кверху, и таращил свои глаза на Карло. А ещё он тянул свою ручонку к отцу, явно требуя вина, и продолжал гнусавить:

– Ты что, не слышал? Дай мне попить и побыстрее.

– Побыстрее, говоришь? – произнёс папаша тоном, который ничего хорошего сынку не предвещал. – Ладно, не думал, что это будет так быстро.

С этими словами он схватил сына в первый раз и начал отвешивать ему увесистые пинки.

– Ой-ой, за что? – завизжал мальчишка, получая первый пинок. – Что я такого сделал? Я просто хотел попить.

– Ты меня напугал, – объяснял Карло, давая ему второй пинок деревяшкой.

– Ой, как мне больно, осторожнее вы пинайтесь своими ножищами.

– Никогда не смей ко мне подкрадываться сзади, запомнил? – очередной удар сотряс тело ребёнка.

– Запомнил, запомнил, простите меня.

– Никогда не говори мне «побыстрее» и ничего от меня не требуй. Запомнил?

– Запомнил. Да, да. Я всё понял и запомнил. Больше такого не будет, простите.

– А вот тебе ещё один пинок, чтобы ты понял, что жизнь наша полное дерьмо, – произнёс Карло и наконец отпустил нос мальчишки, – а теперь повтори, что тебе надо было запомнить?

– Значит так, – отвечал ребёнок, – вас нельзя пугать, нельзя от вас ничего требовать и что ваша жизнь – полное дерьмо.

– Молодец, – сурово сказал отец, – хороший парень. Только жизнь у нас дерьмовая у обоих. Такая наша планида, чтобы ей пусто было.

– А не скажет ли мне досточтимый синьор, – начал мальчик, – можно ли в следующий раз отделить процесс обучения от пинков, я – ребёнок талантливый, и могу усваивать информацию без подобных педагогических приёмов.

– Без пинков нельзя, – сухо сказал отец, – пинки улучшают память.

– А можно ли мне давать кому-нибудь пинки, если хочется?

– Конечно, только нужно знать, кому можно давать, а кому нет. Нельзя давать пинки тому, кто сильнее, и тому, кто главнее. Остальное лупи почём зря, чтобы уважали. Уважение – основа жизни.

– А как же различать всех этих людей? Как мне отличить, кто сильнее, а кто главнее? На них же не написано.

– Ну тот, кто больше тебя, тот и сильнее. А кто главнее, – тут папаша задумался, и пришёл к выводу, что так просто это не объяснишь, – чтобы научиться различать, кто главнее, а кто нет, нужно учиться в школе.

– И я тоже буду учиться в школе? – спросил мальчик.

– Да учись уж, всё равно бесплатно, – папаша махнул рукой, – может, выучишься на какого-нибудь инженера, врача, адвоката, а может, ещё на какого-нибудь жулика.

– Как славно, как славно, – запищал мальчишка и захлопал в ладоши.

– Э, слышь, не зови меня «достопочтимым синьором», что за моду взял.

– Хорошо, а как же мне вас звать? – деревянный человечек вылупил свои глаза на Карло и ждал ответа.

– Я – твой папаша, можно отец, можно папа, а зовут меня Карло Джеппетто – это моё имя. Понял?

– Да, Карло, то есть папа. Я всё понял. А как в таком случае зовут меня?

– Тебя? Чёрт, я ведь и вправду об этом не подумал, – Джеппетто стал чесать затылок, пытаясь придумать сыну какое-нибудь имя, но в голову лезли одни клички, обзывательства и слишком помпезное имя Сигизмунд.

– Ну, папа, какое же у меня будет имя? – продолжал приставать пацан.

– Имя должно быть, – соглашался отец, – а то интересно получается, только родился, пинков уже получил, а имя ещё нет.

– Может быть, Рафаэль, – предложил сынок, – мне нравится, красиво звучит.

– Что за глупости, Рафаэль – гадость какая.

– А может…

– Помолчи, дурья башка, отец думает, а ты его с мысли сбиваешь, – перебил сына Карло, – да, забавно получается, мальчишка получил пинки вперёд имени. Ха-ха. Пинки.., Хм… Пинки, – и тут папаша расцвёл, – Решено. Такого имени я ещё не слышал. Будешь Пиноккио. Ха-ха-ха. Пиноккио.

– Папа Карло, – загнусавил мальчишка, – а нельзя ли мне иметь другое имя, боюсь, что с таким именем я стану объектом насмешек и преследований со стороны сверстников. К тому же полагаю, что это имя будет провоцировать их на всякие недружественные действия. Посудите сами, мало того, что я сам деревянный, так ещё и имя у меня про пинки.

– Ничего, ничего, злее будешь. Жизнь, Пиноккио, тяжёлая штука. И если ты с детства не научишься бить морды и раздавать подзатыльники, то тебя просто заклюют. Запомни это. А то, что имя про пинки – это хорошо. Это ведь не значит, что пинки будут давать тебе. Может, это ты будешь пинаться налево и направо, тем более что ноги у тебя деревянные.

В общем, Карло был доволен, что завёл ребёнка. «Будет ходить со мной по городу с шарманкой, будет петь и плясать, подавать будут больше. Вон он у меня какой красавчик», – думал Джеппетто, но сын прервал поток его приятных мыслей.

– Папа Карло, простите мою дерзость, но мне почему-то кажется, что мне хочется кушать.

– Кушать? Поглядите на него, ещё нигде и ничего, а уже «кушать», – разозлился отец. – Ты мне эти замашки бросай, «кушать», видите ли, ему хочется. Я тебе не граф какой-нибудь. А ну-ка бери веник, вон стоит, и быстро чтоб подмёл каморку. И сходи за водой.

– Хорошо, папа, – сказал Пиноккио.

– А если уж совсем жрать будет хотеться – попей водички.

– Хорошо, папа.

– А я пойду, может, где сворую пожрать.

– Папа, а разве можно воровать? – изумился сын.

– Эх, ты, дурак деревянный, конечно можно. Можно делать всё, если тебе за это ничего не будет. Запомни это.

– Хорошо, папа.

– Ладно, подметай, – произнёс отец и вышел.

А мальчик остался один. Он был очень хороший ребёнок. И как всякий хороший ребёнок, Пиноккио начал подметать каморку со всей тщательностью, на которую был способен и насколько ему позволяли остатки веника. А когда он засунул эти остатки под комод, который почти развалился, оттуда послышалось:

– Поаккуратнее, пожалуйста.

– Эй, кто там? – спросил Пиноккио, заглядывая в тёмную щель.

– Это я, Говорящий Сверчок.

– А что вы там делаете, синьор Говорящий Сверчок?