Борис Конофальский "Буратино. Правда и вымысел"

– Что, что, живу я здесь, вот что. А ты тут своим дурацким веником размахиваешь, пылищу поднял, – было видно по тому, что сверчок тот ещё брюзга.

– Извините меня, пожалуйста, синьор Говорящий Сверчок, но мой папа сказал, чтобы я подмёл пол, – начал оправдываться Пиноккио.

– А ты побольше слушай этого алкоголика, может, он тебе скажет в прорубь головой. Нырнёшь, что ли?

– Синьор Говорящий Сверчок, – произнёс мальчик серьёзно, – прекратите обзывать моего доброго папу Карло. А иначе…

– Ну а что иначе?

– Иначе я не буду с вами общаться. Вот!

–Ах, ах! Какое горе! Как я напуган и расстроен. Сын алкоголика, дебил с дурацким именем Пиноккио, не будет со мной общаться. Как я это переживу?

– А вот и не буду общаться, – твёрдо заявил мальчик, – и назло вам сейчас опять начну мести. И всю пыль загоню к вам под комод.

– Ну ладно, ладно, – примирительно произнёс синьор Говорящий Сверчок, – какой ты, однако, принципиальный.

– Будьте так любезны впредь, синьор Говорящий Сверчок, не обзывать моего папу обидными словами.

– А что ты за него так заступаешься? – спросило насекомое, – он вот как с тобой обходится. Ты только на свет появился, а он уже тебя отлупил. Имя, опять же, дал какое-то дурацкое, а пожрать не дал. А ты за него горой.

– Извините, что я вам это говорю, – твёрдо произнёс Пиноккио, – но мне кажется, что наши отношения с отцом никого, кроме нас, не касаются. И с вашей стороны очень неприлично подслушивать.

– А что мне ещё делать? – взвизгнул от возмущения Говорящий Сверчок. – Тут с самого утра творится какой-то бардак, невольным слушателем которого я являюсь. Сначала скандал с девкой, потом воспитательный процесс с тобой, а я всё это выслушиваю. Что же мне, по-твоему, уши затыкать? Так мне их придётся заткнуть на всю оставшуюся жизнь.

– Хорошо, я не могу обвинить вас в том, что вы подслушиваете нарочно, поэтому оставим этот разговор.

– Оставим, – согласился Говорящий Сверчок.

Пиноккио некоторое время молчал, размышляя о чём-то своём, а затем попросил:

– А не затруднит ли вас, синьор Говорящий Сверчок, вылезти из-под комода?

– Зачем это? – подозрительно поинтересовалось насекомое.

– Мне было бы очень любопытно на вас взглянуть.

– А веником драться не будешь?

– К чему же мне бить вас веником? Я надеюсь, что мы будем добрыми соседями.

– Ладно, – донеслось из-под комода, и из темноты вылезло насекомое.

– О, Господи, – Пиноккио даже отшатнулся, увидев его.

– Что такое? – поинтересовался Говорящий Сверчок.

– Ну какой-то вы… – мальчик не подобрал нужного слова.

– Какой? Какой я? – насекомому было явно не безразлично мнение мальчика по поводу своей внешности.

– Какой-то вы непрезентабельный, – пытаясь смягчить ситуацию, произнёс Пиноккио.

– На себя посмотри, – обиделся Говорящий Сверчок и залез под комод обратно, – чучело деревянное, а туда же, рассуждает ещё…

– Не обижайтесь, я…

– Молчи, деревяшка, тоже мне, верх эстетического наслаждения. «Непрезентабельный», видите ли. Умник выискался.

– Я не хотел вас обидеть, уважаемый Говорящий Сверчок, – горячо произнёс Пиноккио, – и в мыслях не было. Просто я представлял вас иначе.

– Ладно, парень, в общем, я не в обиде. Я и сам себе не очень-то нравлюсь, если честно. Только за то, что ты меня обидел, ты уж, пожалуйста, пыль из-под комода не выметай. Договорились?

– Договорились, – согласился мальчишка и принялся подметать дальше, – синьор Говорящий Сверчок, а давно ли вы тут живёте?

– Да нет, года три.

– А где жили до этого?

– О, – в голосе Говорящего Сверчка прозвучала сладкая истома, – до этого я жил в офицерском клубе.

– Да вы что? – Пиноккио даже перестал подметать. – Как интересно. А почему вы оттуда ушли?

– А, – Говорящий Сверчок, наверное, даже махнул одной из своих лап в разочаровании, – это всё из-за этих идиотов, тараканов.

– Вы что, с ними не ладили?

– Да нет, в общем, ладили. Не смотря на то, что они – законченные тупицы.

– Что же произошло?

– Вот тупые они, хоть кол на голове тещи. Сколько раз этим дуракам повторял: господа тараканы, будьте сдержанны в своих сексуальных порывах, будьте благоразумны, не размножайтесь с такой быстротой и в таких количествах. Я, конечно, понимаю, это дело приятное, но они меня не слушали.

– И что же?

– Тупые болваны отвечали: ты в нашу демографическую политику не лезь, а то мы тебе морду набьём.

– И чем же дело кончилось?

– А чем же это могло кончиться? Конечно тем, что господам офицерам осточертело вылавливать из супа этих ослов, этих демографических хулиганов. И они вызвали санэпидемстанцию. Те приехали и всё залили дустом.

– Какой ужас!

– Ужас – это не то слово. Представь себе, дружок, тысячи и тысячи дохлых тараканов и столько же ещё умирает. Плачут лежат, лапками шевелят, их тошнит. Они и так-то противнее меня, а тут ещё и блюют. Короче, картина – не приведи Господи. Я им говорю: «Ну что, достукались?» А они отвечают, какие же упрямые: «Размножались, мол, и будем размножаться».

– Какие стойкие, – восхитился мальчик.

– Да, в этом плане стойкости у них не занимать. А вообще существа они неприятные, суетливые какие-то, вечно голодные и грубые, что твой папаша.

– Не надо о папе, – предостерёг его Пиноккио, – лучше расскажите мне о господах офицерах.

– Офицеры, – мечтательно произнёс Говорящий Сверчок, – офицеры – это да! Это люди с большой буквы. И мундиры у них красивые, и люди они весёлые, только, по-моему, абсолютно бесполезные.

– Как это?

– Ну, все люди что-то делают, работают, что-то производят. Вот, к примеру, твой бестолковый папаша, и тот на шарманке играет, людям радость приносит или, к примеру, доносы строчит. Тоже дело полезное.

– Не надо про папу, – напомнил мальчик.

– Ладно, не буду, – в который раз пообещал Говорящий Сверчок и продолжил: – Пиноккио, меня самого всегда интересовало, зачем нужны господа офицеры. Они, конечно, красавцы: усы, ноги всякие, уши опять же, кто же спорит? Но вот чем они занимаются и где деньги зарабатывают, я так и не выяснил.

– А что же они делают в этом самом офицерском клубе?

– Днём – не знаю, а вечером режутся в карты, пьют вино, мучают девок. Это, на мой взгляд, самое интересное занятие. А ещё рубятся на саблях и блюют.

– Блюют? – не поверил мальчик.

– Ну да, блюют. Только блюют, как правило, корнеты и поручики. А как получит звание капитана, так всё, с блевотиной как обрезало: либо мордой в салат, либо под стол. В общем, старшим чинам блевать не полагается.

– Как интересно, какая у них забавная дисциплина, – деревянный человек на минуту задумался, а затем продолжил: – А как они мучают девок?

– Это тебе ещё рано знать.

– А если хочется?

– Но если хочется, расскажу. Главное в общении с девками – это их напоить.

– Чтобы пьяными были?

– Чем пьянее, тем лучше. Был там один майор. Ух, красавец! Шпоры звенят, усы торчат, глаза горят, на саблях рубился, как зверь. И вот этот майор любил повторять: «Пьяная баба себе не хозяйка». Вот ты её напаиваешь как следует, а потом раздеваешь.

– Догола?

– До самого, что ни наесть, гола. После чего девку кладут на спину или ставят к себе спиной и наклоняют, получается очень забавно.

– А дальше?

– А дальше, если честно, я сам не мог понять, что они делают. Но посмотреть очень любил.

– Как романтично, – произнёс мальчик, представляя себе картину, – я тоже хочу быть офицером.

– Не стоит, – отсоветовал Говорящий Сверчок, – жизнь у них, конечно, красивая, но живут они больно не долго.

– Почему? – спросил Пиноккио, и ему стало очень жалко господ офицеров, которые так красиво и так мало живут.

– Почему-почему, не знаю я, почему. Порядок у них такой. Сидят себе сидят, спокойно курят, в карты режутся, и вдруг один из них как вскочит и заорёт: «Жулик, жулик». А другой ему под стать орёт: «Я не потерплю» и бац первого по мордасам рукавицей с пальцами. И все начинают орать: «К барьеру, к барьеру». Сколько ни жил в клубе, ни одного барьера не видел. Кстати, а из-за чего весь сыр-бор? Оказывается, один жульничал, а другой заметил. Ну заметил и заметил, обозвал жулика, казалось бы, и всё – конфликт исчерпан, да какой там, как распалятся, что от них сигарету прикуривать можно, а остальные ещё и подначивают, орут: «К барьеру, к барьеру». Это значит, что без сабель и шашек уже не обойтись.

– А что же они делают этими саблями и шашками?

– Для начала порубят всю мебель и посуду вокруг, а когда устанут, то и друг друга.

– Ой, мамочки, и друг друга? До крови?

– До крови – это мягко сказано, любезный друг мой, офицеры уж если рубят, то либо до кишок, либо до мозгов, а просто до крови у них редко бывает.

– Какие храбрецы!

– Этого уж не убавить, не прибавить – храбрецы точно. Или вот ещё случай. Сидят себе играют в карты и вдруг бац! Один встаёт и уходит, гордый весь такой и одинокий. В отдельном кабинете сядет, закажет себе шампанского, посидит, попьёт, попишет письма, а потом себе в башку из здоровенного пистолета ба-бах – и готов огурчик. Спёкся красавчик.

– О, Господи, да зачем же?

– Затем, что спустил папашино наследство.

– В голову из пистолета… Это, наверное, очень больно, – посочувствовал Пиноккио.

– Не знаю, может, и больно, только когда их из кабинета выносят, они уже ни на что не жалуются.

– Какие мужественные люди. А зачем же они папашины денежки продувают?

– Не знаю. Правило у них, наверное, такое: продувать денежки. Они без этого жить не могут: мёдом их не корми – дай деньги попродувать.

– Какие щедрые люди.

– Щедрые – это верно. Иногда девкам последние деньги отдают.

– А как же они в карты режутся? – Пиноккио очень заинтересовал этот вопрос. Ему казалось, что и занятия у таких замечательных людей должны быть замечательные.

– Парень, тебе, конечно, здорово повезло. Если будешь хорошо себя вести, я научу тебя играть в карты и даже жульничать.

– Ой, как здорово, здорово, – Пиноккио даже запрыгал и захлопал в ладоши, – я буду совсем как офицер, а что нужно для игры в карты?

– Нужна только колода карт, и она у меня есть. Так что давай бросай свой веник. Сейчас будем играть.

– Но папа сказал…

– Ну как хочешь, я-то думал, ты хочешь быть офицером…

– Ладно, – решил мальчик, – я сейчас немножко поучусь, а потом подмету пол.

И процесс пошёл. Очень скоро мальчик разобрался в шестёрках, тузах и дамах, а Говорящий Сверчок понял, что ученик ему достался не по годам смышлёный, и после теории карт они перешли к играм.

– Самые распространенные игры – это: очко, сека, бура, деберц, преферанс, бридж, вист, винт, фараон, козёл, дурак.

– Звучит как ругательства, – вставил мальчик.

– Не перебивай. Из-за тебя забыл остальные игры, ну да ладно. Очко, сека, деберц и бура – это игры для профессионалов, то есть для катал.

– Для катал? А кто это?